Мудрец Лао-цзы ищет опору не в зыбких и обманчивых понятиях света, а во внутреннем самосвидетельствовании духа, в откровении полноты бытия. Как сказано в даосском трактате «Гуань Инь-цзы», «в том, что мудрый говорит, делает и мыслит, он не отличается от обыкновенных людей. А в том, что мудрый не говорит, не делает и не мыслит, он отличается от обыкновенных людей».

Удел «человека Пути» – великое, абсолютное одиночество. Не может не быть одинок тот немыслимый и невероятный человек, кто вместил в себя всю бездну времени и пространства. Ошибаются поэтому те, кто видит в этом пассаже образец лирической исповеди. Перед нами бесстрастное и почти со школярской педантичностью запечатленное свидетельство внутренней реальности опыта, которая может открыться духовному видению. И эта подлинность существования дана нам как матерь-матрица бытия, которая сама «не есть», но все предвосхищает.

Комментарий Ван Би: «Учиться означает развивать свои способности. Но если всего иметь в достатке и не испытывать желаний, зачем же стремиться иметь больше? Тогда и без знания со всем справишься. И у ласточек, и у журавлей есть свои пары. Жители холодных мест умеют делать шубы на вате. Они сами по себе имеют нужное им в достатке, для чего стараться иметь больше и навлекать на себя печали? Кормящая мать означает корень жизни, а люди отворачиваются от того, что составляет корень жизни, и дорожат второстепенными прикрасами. Вот почему здесь говорится: “Я один не похож на других”».

Комментарий Ли Яня: «В этой главе разъясняется смысл сокрытия сокровенности. Если люди знают только духовное и не знают телесное, как могут они понять эту истину? “Как будто лишен всего” и означает достижение сокрытия сокровенности. Входишь в некое пространство и устраняешь это пространство, делаешь один шаг и упраздняешь этот шаг, обретаешь одну мысль и забываешь эту мысль. Ничего не удерживаешь в себе, но един с первозданным Хаосом. В Хаосе есть только срединность и мать. Собирая Прежденебесное семя, питаешься изнутри себя: вот что значит “кормиться от матери”».

Разъяснение Цао Синьи: «Тот, кто отбрасывает мирскую ученость, не будет иметь печалей. Прямое и кривое, насколько далеки друг от друга? Добро и зло: чем друг от друга отличаются? Принимай все – и только. Чего люди страшатся, я тоже не могу не страшиться. Но я уношусь за пределы Неба и Земли и погружаюсь в беспредельный простор – чего же мне бояться? Люди стремятся к удовольствиям и веселью, я один покоен и не имею желаний, как младенец, который еще не умеет улыбаться. Я двигаюсь, полагаясь на Небесное, и ничем не мараю себя. Люди все довольны собой, я один как будто всего лишен и совершенно пуст. Я дорожу тем, что возвращаюсь к истоку и питаю себя Прежденебесным».

XXI

Сила всевмещающего совершенства исходит единственно от Пути.
Путь же вот что такое: туманное, смутное.
О, слитное! О, туманное! А в нем есть образы!
О, туманное! О, смутное! А в нем есть нечто!
О, сокрытое! О, темное! А в нем есть семена.
Эти семена такие подлинные! Они дают уверенность.
С древности и поныне имя его не преходит,
Благодаря ему опознаем величие превращений.
Откуда я знаю, что таково величие всех превращений?
Благодаря этому.
Примечания к переводу

1. В начальной строке словосочетание кун дэ Хэшан-гун толкует как «великое дэ», а Ван Би – как «пустотное дэ». Между тем основное значение иероглифа кун – «отверстие», «дырка», так что данное понятие имеет отношение также к идее «скважности» Пути. В сущности, речь идет о природе бытия как абсолютной открытости, зиянии бездны. Предлагаемый перевод частично отражает это значение понятия дао. Заключительный знак в первой части фразы (жун) трактуется у Хэшан-гуна как «то, что все вмещает в себя и может принять всякую грязь». В древних словарях ему дается глосс «закон», «правило». Однако Ван Би отождествляет его со словом «движение», и его толкование решающим образом повлияло на комментаторскую традицию (как предполагает Гао Хэн, в оригинале вместо знака жун изначально стоял другой иероглиф, означающий «движение»). Согласно же интерпретации Хэшан-гуна, здесь имеется в виду «человек великого совершенства», который «помещает себя в низменном», но «не следует мирским нравам, а идет только за дао». В связи с этим примечательным высказыванием Хань Фэй определяет «совершенство» как «плод Пути», а Лу Дэмин – как «применение Пути». Знак цун, который соответствует в переводе слову «происходит», чаще означает «следовать». Таким образом, происходить от Пути, быть выражением Пути есть также следование, подражание изначальной реальности. Чжан Чжунъюань предлагает более свободную интерпретацию этой фразы: «То, что врождено великому достижению (пустоте), есть эхо Пути».

2. Во 2-й строке в мавандуйских списках сказано просто: «вещи дао», что можно понять как «свойства дао». Однако скорее всего знак вэй был пропущен переписчиком. Фигурирующее здесь словосочетание «туманное и смутное» аналогично встречающемуся в главе XIV.

3. Упоминаемые в 3-й строке «образы» являются одним из ключевых понятий даосской феноменологии. Согласно классической формуле из комментария к «Книге Перемен» (традиционно приписываемого Конфуцию), «Небо являет образы», и эти последние служат мудрым правителям образцами для культурного творчества. Эти «небесные образы» – хаотическая россыпь светил в необозримой чаше небосвода – внушают идею чистой, беспредметной явленности, акта манифестации как такового. У И понимает термин сян как «явление», а Нань Хуайцзинь называет это просто (жизненным) «миром». В главе XXXV встречается выражение «великий образ», которое означает именно «мир в целом» или, точнее, абсолютную открытость бытия. В сущности, термин сян обозначает порождающие схемы восприятия или символ, в котором представлены не внешние образы, а свойства вещей, уже неотделимые от качеств опыта. Такого рода рассеянные структуры, согласно традиционному пониманию, являются воплощениями «жизненной энергии» и занимают промежуточное положение между предметными образами и «смыслом», который постигается «сердцем». Комментатор XIII в. У Чэн поясняет: «Зримые формы становятся вещами. Зримая жизненная сила (ци) становится образами». По словам комментатора минской эпохи Чжу Дэчжи, «вещи – это уже проявившаяся жизненная сила; а образы – это еще не проявившаяся жизненная сила». Дж. Легг переводит это понятие как «подобия», что тоже не лишено смысла.

4. Слово «нечто» в 4-й строке соответствует в оригинале слову «вещь». Последнее, как и в ряде других изречений «Дао дэ цзина», употреблено здесь как метафизически наиболее нейтральное понятие, обозначающее интимно внятную, но неопределимую в понятиях бытийственность бытия. «Одна вещь» – часто употребляемое в даосской литературе наименование всего сущего.

5. Понятие «семена» в 5-й строке Хэшан-гун определяет как «утонченность духа и точка схождения Инь и Ян», а Ван Би отождествляет с «подлинностью». В древних даосских памятниках оно трактуется как «утонченность малого» («Чжуан-цзы»), «предел жизненной силы (ци)» («Гуань-цзы»). В позднейшей даосской традиции «семя» часто отождествляется с силой Ян, сокрытой в силе Инь, и его графической схемой выступает триграмма Вода, являющая образ янской черты в окружении двух иньских черт. В большинстве западных переводов этот термин передается словом «сущности», или «эссенции» (essences) сущего. Речь идет, однако, о тончайших качествованиях опыта как доступных восприятию «отблесков» превращений Пути. Перевод Е. А. Торчинова – «энергии жизни» – кажется слишком отвлеченным. У И. И. Семененко – «сгущенность», что, на мой взгляд, неверно по существу.