Загон поравнялся с засадой.

Несмеян выжидал. И когда засады достиг последний, полоцкий гридень поднял лук. Изогнутые крылышки широкого срезня коснулись шеи едущего последним кметя. Молоденький, — вряд ли двадцать лет сравнялось — киянин даже и не подозревал об угрожающей им опасности. На миг Несмеяна пронзило острое ощущение жалости к молодости и неопытности парня. И тут же исчезло. Всё одно нельзя было упускать никого!

И — кто его знает, может быть, этот зелёный киянин успел уже не одну кривскую забубённую головушку снести с плеч?

Стиснув зубы, Несмеян взял упреждение, спустил тетиву и пронзительно засвистел.

Он ведал, — он не промахнётся. Рука не дрогнет.

Рука — не дрогнула.

В ответ на свист со всех сторон посыпались стрелы. Несмеян щедро дал своим людям время для того, чтобы выбрать цель и прицелиться. И сейчас они били безошибочно. Пять всадников сразу завалились в сёдлах. Кони всхрапнули и рванулись.

Остальные пятеро даже не успели ничего понять. Бойцы Несмеяна уже бежали к ним по дороге. Несмеян, приостановясь, ещё раз рванул тетиву и с восторгом успел заметить, как валится ещё один пробитый навылет киянин.

Первым опомнился молодой и высокий кметь в середине цепочки, не задетый ни одной стрелой. Вырвав из ножен меч, он что-то гортанно проорал, поднял на дыбы и развернул коня. Он бы, может быть, и прорвался. Но Несмеян прыгнул диким котом на круп его коня, и меч кривича развалил киянина до седла. Конь взлягнул, гридень мягко спрыгнул наземь, упал на колено. Огляделся.

Одного киянина свалили с коня и мало не топтали ногами. Размеренно взлетал и опускался кистень Добрыни, слышалось азартное хаканье и тупое сосредоточенное сопение. Несмеян невольно поморщился.

Ещё один уже подлетал к Несмеяну, отводя в руке меч для удара. Клинок свистнул, Несмеян быстро присел, киянин уже почти пролетел мимо, когда меч Несмеяна настиг его сзади и задел шею. Смерть вцепилась железными клещами, и кметь кувыркнулся с коня.

Гридень быстро поворотился, вновь оглядывая поле боя. Последний киянин вертелся на коне, размахивал мечом, отбивая удар за ударом, а его быстро окружали кривские кмети. Несмеян опустил вниз остриём меч и мягко-кошачьим шагом двинулся вперёд. Но не успел.

Мальга диким прыжком отскочил назад, и с широкого размаху метнул нож. Хлестнула кровь, конь споткнулся, рухнул, и киянина ударили сразу трое.

На дороге лежали десять трупов. Несмеян прошёлся вдоль дороги, пристально разглядывая мёртвых. А меч ждал своего мига в его руке, глядя остриём в землю.

На миг приостановился и поморщился.

Две половинки разрубленного им молодого киянина.

Ещё шаг.

Невысокий жилистый кметь ещё цеплялся за жизнь. Стрела попала ему под ключицу, он ещё дышал и пытался ползти. Несмеян несколько мгновений постановил над ним, гоняя желваки по челюсти и разглядывая его суженными глазами. Потом лицо Несмеяна исказилось, — на миг он стал страшен. Кметь поворотил голову и затуманенными глазами успел увидеть взлетающий меч. И свою неминуемую смерть.

Одним взмахом оборвав никому не нужную жизнь, бестолково задержавшуюся в теле, Несмеян шагнул дальше.

И замер.

Тот самый мальчишка-киянин. Широкая стрела-срезень, выпущенная Несмеяном, разорвала ему горло мало не до самых позвонков. Страшная и безобразная рана сразу бросалась в глаза.

Несмеян похолодел. На миг ему показалось, что у него под ногами лежит Невзорка, неведомо как оказавшийся в киевском войске. Всего на миг. Несмеян закусил губу, мотнул головой, поворотился к своему взъерошенному войству, сгрудившемуся в стороне и смотрящему на своего вожака мало не со страхом.

— Этих, — он мотнул головой на трупы, — с дороги убрать. Оружие и доспехи — собрать!

Вои, недовольно и невнятно бурча себе под нос, задвигались. Обдирали доспехи и оружие, пытались ловить коней. Радим уже нашёл в чапыжнике небольшой ложок и рыл общую могилу, споро углубляя дно и подрезая стенки.

Трупы сбросили вниз, завалили землёй и валежником, старательно утаптывая, словно боясь, что убитые кмети воротятся обратно.

Конец.

Хвост обрублен.

Войско вышло в вид города к полудню.

Мстислав Изяславич остановил коня, задумчиво глядя на дубовые городни, высящиеся на верху глинистых валов. Город, заново отстроенный дедом нынешнего полоцкого князя (бывшего, княже, бывшего!), можно сказать, возрождённый после Владимирова погрома, цвёл и рос.

Вон того посада не было ещё при Изяславе Владимириче (а Владимириче ли?!), а вон того — и при Брячиславе. А вот эту слободу устроил Всеслав всего пять лет тому, как воротился из степного похода, когда Ярославичи гоняли по Дикому Полю торков и зорили их становища.

Новый полоцкий князь, только в прошлом году согнанный кривским волком с новогородского стола, готовился воспринять новое княжество и хорошо знал прошлое этого княжества.

Старики рассказывали, что до прадеда, Владимира Святославича стены Полоцка были забраны всего лишь тыном. Этот тын Владимир и сжёг, когда зорил Полоцк. И уже после, лет семьдесят тому Изяслав Владимирич и Рогнеда в пику великому князю обнесли Полоцк стеной из городней. Ров рыли да вал насыпали уже при Брячиславе, сразу после битвы при Судоме, когда всем было ясно — Ярослав может с ратью нагрянуть в любой миг. А уж стрельни и заборола перестраивал сам Всеслав.

Добро хоть, каменную крепость сложить не успели, — мельком подумалось князю Мстиславу, и он невольно усмехнулся невесть откуда возникшей мысли. Где же в кривской земле столь камня-то набрать, чтоб целые стены городские сложить? Эвон, христианская община полоцкая при Брячиславе храм Софии строила, так сколько времени ушло — аж от самого Плескова возили камень-то.

Вообще, во всей Северной Руси пока что каменные стены были только у двух городов — у Ладоги и у Плескова.

Невольно Мстислав Изяславич испытал короткую, мимолётную гордость за своё бывшее владение. Кого-то теперь посадят отец с дядьями на новогородский стол? Навряд ли Мономаха — не по Сеньке шапка. Младшего брата… Ярополка из Смоленска переведут в Новгород, альбо Глеба Святославича из Тьмуторокани… князя, который за неполный год умудрился дважды свой стол потерять. Мстислав невольно скривил губы с неприкрытым презрением.

До слёз было жалко новогородский стол — с полоцким не сравнишь. Там море рядом, там Святая София, там заволочская торговля и заволочская дань. А тут — крепь лесная. И — язычники с топорами.

Да и просто по-человечески жалко было упускать из рук киевского княжьего дома такую ценность.

Ярополка на новогородский стол вряд ли пустят, и тогда черёд достоит Глебу. Усилится черниговский князь, дорогой дядя Святослав, витязь-стратилат.

Проще всего великому князю на новогородский стол не сажать никого — назначить наместника.

Но и то, и другое — неминуемая ссора со Святославом и Всеволодом.

Ну и что?

Котора восстанет всё равно — не по этому поводу, так по-иному. Так не лучше ли сейчас — пока сила в руках великого князя, пока сыновья Святослава не обрели отдельных столов, усиливая своего воинственного отца?

Переяславский князь в любом случае станет на сторону сильнейшего, а сильнейший сейчас — киевский князь. В руках Изяслава — Киев и Туров, древлянская земля и Чёрная Русь. После падения Ростиславля стола — ещё и Волынь. А теперь вот — ещё и Новгород будет. У него, Мстислава — Полоцк. У Ярополка — Смоленск. Почти вся Русь в их руках.

Мстислав знал — отец думает так же, как и он. Придуманный невесть кем триумвират Киев — Чернигов — Переяславль — вещь недолговечная и нежизнеспособная. Рано альбо поздно настанет время ссоры, потому и нужно было как можно скорее разделаться с Всеславом — полоцкий оборотень мог использовать распри средь Ярославичей для себя.

Ну и опричь того — давно пора было уже нажать на полочан — сколько можно терпеть и далее на Руси языческое нечестие?