Декабристка Мария Николаевна Волконская написала письмо Камилле. Это было письмо к незнакомой девушке, которая уже завоевала любовь всех декабристов красотой своего чувства. Волконская писала: «Поистине, пристанищем вашим будет одна камера, жильем вашим — тюрьма. Но вы сможете радоваться счастью, которое принесете.

Здесь вы встретите человека, который посвятит вам всю свою жизнь и докажет вам, что и он может любить… Кроме того, вы встретите здесь и подругу, которая уже отсюда испытывает к вам самое живое участие».

Путь Камиллы Ле-Дантю в Сибирь отличался от того, который преодолели другие женщины-декабристки. Даже ее соотечественница Полина Гебль отправлялась к своему любимому Анненкову, будучи уже связанной с ним рожденною в любви их дочерью. 20-летняя Камилла же отправлялась к человеку, которого любила, в сущности, как ребенка и с которым к тому же не виделась целых семь лет. Она страшно боялась предстоящей первой встречи, того, что может ему не понравиться, что болезнь унесла ее прежнюю красоту и миловидность.

В Сибири ее встретила Мария Волконская. Пригласила жить в своем доме. В доме Волконской Камилла встретилась с Ивашевым. При этой встрече оба были крайне взволнованны. Увидев его, Камилла потеряла сознание. Но Ивашев был счастлив! Он держал ее в своих объятиях. А когда она пришла в себя, оба радостно улыбались друг другу. Спустя неделю состоялась их свадьба.

Все любили Камиллу. Поэт Александр Одоевский посвятил ей стихи, которые завершались в духе народной песни:

С другом любо и в тюрьме, — В душе мыслит красна девица: Свет он мне в могильной тьме… Встань, неси меня, метелица, Занеси в ею тюрьму, Пусть, как птичка домовитая, Прилечу и я к нему, Притаюсь, людьми забытая.

Целых 10 лет генерал П. Ивашев добивался разрешения императора посетить сына. Он был уверен, что Николай I не откажет в такой небольшой просьбе боевому соратнику генералиссимуса Суворова. Он уже купил экипаж в дорогу, мебель для хозяйства молодых супругов, колясочку для внучки, родившейся в Сибири…

Но Николай I был властелином, не уважавшим старых солдат. Он сказал свое царское «нет».

В 1836 году, через 11 лет после восстания, истек срок каторжных работ Ивашева. Его отправили на поселение в Туринск Тобольской губернии. Впервые оттуда Ивашев смог написать письмо своим родителям.

Старый генерал ответил ему: «Сколько благодарных слез пролили, когда читали твое письмо, первое написанное твоей рукой, через 11 лет!»

«Это была почти наша встреча, — написала его сестра

М. Языкова. — Мне казалось, что слышу голос твой, что слышу, как ты мне говоришь».

До конца дней своих Ивашевы так и не смогли увидеться с сыном. Бенкендорф их предупредил:

— Если кто из родственников указанных преступников без разрешения отправится в тот край, то будет немедленно изгнан местными властями.

1824 год. В имении прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Николая Николаевича Раевского собираются гости. У высоких окон зала стоит клавесин. Смуглая высокая девушка, с черными как смоль волосами и в изящном французском туалете из синего бархата и батиста, сидит перед инструментом. На ее руках нет браслетов, нет украшений. Только на пальце левой руки великолепный перстень с монограммой, гравированной на сердолике…

Гости в ожидании. Девушка будет петь и играть для них. Она молода, блистает красотой, жизнерадостна. Это княгиня Мария Раевская, младшая дочь генерала.

Раевский гостеприимен, весел, счастлив. Прохаживается между гостями, шутит с молодыми, галантно целует руки дам.

На вечер приехало много гостей — из Петербурга, Москвы, Тульчина. Приехал и зять, молодой генерал Михаил Орлов, супруг старшей дочери Екатерины. Здесь и двое сыновей Раевского — умный, гордый Александр и изящный, любящий искусство Николай. Они увлеченно беседуют со своим другом Александром Сергеевичем Пушкиным. Слуги в ливреях разносят холодный квас, приготовленный по старинному народному рецепту, шампанское и мороженое.

Мария начинает петь. У нее чудный, поставленный итальянскими педагогами голос.

Сгущаются мягкие синие сумерки. Среди тишины звучит нежно и умоляюще: «Остановись, о миг чудесный!»

Все зачарованно слушают. Пушкин скрестил руки и с необъяснимой грустью смотрит на девушку. Ее брат Александр с иронической улыбкой говорит ему, что слышит каждое биение его сердца. Пушкин открыл ему свою большую тайну…

Однажды на одном балу в Петербурге разыгрывали фанты. Каждый вносил какое-то украшение — кольцо, перстень, серьги, брошку, заколку. Эти вещи собирали в большую хрустальную чашу. Когда уже зазвучали веселые аккорды оркестра, почти в последнюю минуту Пушкин снял с руки небольшой перстень и со смехом опустил в хрустальную чашу. Мария Раевская выиграла перстень поэта!

Этот перстень Мария носила до конца жизни…

Мария поет. На этот раз — английская песенка. Она ей напоминает о ранней юности, о строгой гувернантке-англичанке. Она поет веселую мелодию о море, о соленом дыхании волн…

Море!

Никто другой, а сам Пушкин всего лишь три года назад посвятил ей стихи:

Как я завидовал волнам, Бегущим бурной чередою С любовью лечь к ее ногам! Как я желал тогда с волнами Коснуться милых ног устами!

Это воспоминание о незабываемом путешествии на Кавказ. Тогда 15-летняя Мария Раевская была беззаботной и счастливой девочкой. Без разрешения своей строгой гувернантки она выскакивала из кареты к морю. Бегала за волнами с визгом и смехом. Волны догоняли ее и ласкали ноги.

Александр Пушкин влюблен в Марию. Он ей признался в этом. Но Мария с детским легкомыслием отвергла его объяснение. «О боже мой! — воскликнула она тогда. — Вы поэт. Наверное, ваш поэтический долг состоит в том, чтобы быть влюбленным в каждую знакомую вам девушку!»

Мария поет. Глаза ее, как два черных агата, блестят. Взгляд ее встречается с грустным и печальным взором поэта. Мария улыбается. После этого она с любопытством и неудержимым весельем непринужденно кланяется во все стороны, ищет глазами среди гостей мундир одного генерала… Сердце ее дрогнуло — он здесь! Молодой князь Сергей Волконский стоит опершись на колонну. В его взгляде нет ничего другого, кроме счастливого обожания! Ему 36 лет, он знатен и богат. В 24 года стал генерал-майором. Участвовал в пятидесяти восьми сражениях, герой войны 1812 года, награжден многими орденами, медалями и золотой шпагой от самого императора. Его портрет помещен в галерее 1812 года в Зимнем дворце. (После восстания 1825 года портрет по распоряжению Николая I будет изъят из галереи.) А в то время генерал Волконский командовал 1-й бригадой 17-й пехотной дивизии и был членом Южного общества.

На другое утро генерал Николай Раевский позвал к себе в кабинет свою младшую дочь.

— Мария! Я позвал тебя, чтобы сообщить, что дал согласие князю Волконскому. Он уже формально сделал предложение и попросил твоей руки. Я надеюсь, что ты поступишь как послушная дочь, которая уважает волю родителей. Князь прекрасный человек! Из старинного рода, хорошего семейства, и с ним ты будешь счастлива. Через месяц будет свадьба.

Мария слушала улыбаясь. Сообщение отца не новость для нее — так мною прекрасных слов и похвалы слышала она о князе. И знает почти наизусть его интересную биографию…

Она поцеловала руку отца и вышла из кабинета с сияющими глазами. Свадьба! Это будет чудесный день — с гостями, радостью, весельем…

В своих лаконичных записках Мария Волконская, уже пожилая женщина, с поблекшим лицом и измученным сердцем, напишет для своих детей: «Скажу только, что я вышла замуж в 1825 году за князя Сергея Григорьевича Волконского, вашего отца, достойнейшего и благороднейшего из людей; мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по светским воззрениям, будущность. Мне было грустно с ними расставаться: словно сквозь подвенечную вуаль, мне смутно виднелась ожидавшая нас судьба».

Мария Николаевна, в сущности, не успела как следует узнать супруга. Они живут вместе меньше года — затем были тяжелые роды, болезнь, арест мужа, суд, приговор. Тяжелая ноша выпала на плечи этой еще неокрепшей 20-летней женщины. Пройдет много лет, и она все еще не решится «… излагать историю событий этого времени: они слишком еще к нам близки и для меня недосягаемы; это сделают другие, а суд над этим порывом чистого и бескорыстного патриотизма произнесет потомство».