Мария растрогана. Как хорошо, как мило, что друзья не забывают тебя, не оставляют тебя.

Молодой Веневитинов не сводит глаз с Марии. Он будто охвачен каким-то внутренним огнем. Для него это незабываемый исторический момент в его жизни. Он стоит лицом к лицу с женщиной, которая в канун Нового года отправляется в Сибирь. Этот подвиг, это самопожертвование достойны самого высокого уважения.

Он покинул дом княгини Зинаиды Волконской после полуночи. Возвращается домой, взволнованный садится за стол и на едином дыхании записывает свои впечатления. Затем он рвет эти записки, однако он не смог их выбросить. После смерти Веневитинова их нашли в его письменном столе. Вот отрывок из них:

«27 декабря 1826 года. Вчера провел я вечер, незабвенный для меня. Я видел ее во второй раз и еще более узнал несчастную княгиню Марию Волконскую. Она нехороша собой, но глаза ее чрезвычайно много выражают. Третьего дня ей минуло двадцать лет[35]. Но так рано обреченная жертва кручины, эта интересная и вместе могучая женщина — больше своего несчастия…

Она в продолжение целого вечера все слушала, как пели, и когда один отрывок был отпет, то она просила другого. До двенадцати часов ночи она не входила в гостиную, потому что у княгини Зинаиды много было, но сидела в другой комнате за дверью, куда к ней беспрестанно ходила хозяйка, думая о ней только и стараясь всячески ей угодить… Остаток вечера был печален. Легкомысленным, без сомнения, показался он скучным, как ни старались прерывать глубокое, мрачное молчание некоторыми шутливыми дуэтами. Но человек с чувством, который, хоть изредка, уже привык обращаться на самого себя и относить к себе все, что его окружает, необходимо должен был думать, много думать. Я желал в то время, чтобы все добрые стали в то время счастливцами, а собственное впечатление сего вечера старался я увековечить в себе самом… Я возвратился домой с душою полною и никогда, мне кажется, не забуду этого вечера».

Пятьдесят лет спустя журнал «Русская старина» опубликовал материалы об отъезде Марии Волконской в Сибирь. После воспоминаний поэта Веневитинова были опубликованы лирические заметки Зинаиды Волконской, воспевающие подвиг гордого духа Марии Волконской: «О ты, пришедшая отдохнуть в моем жилище, ты, которую я знала в течение только трех дней и назвала своим другом! Образ твой лег мне на душу. Я вижу тебя заочно: твой высокий стан встает передо мною, как величавая мысль, а грациозные движения твои так же мелодичны, как небесные звезды, по верованию древних. У тебя глаза, волосы, цвет лица как у девы, рожденной на берегах Ганга, и, подобно ей, жизнь твоя запечатлена долгом и жертвою… Было время, говаривала ты, голос твой был звучный, но страдания заглушили его… Однако я слышала твое пение: оно не умолкло, оно никогда не умолкнет: твои речи, твоя молодость, твой взгляд, все существо твое издает звуки, которые отзовутся в будущем… Жизнь твоя не есть ли гимн?»

Вопреки намерению выехать как можно скорее непредвиденные обстоятельства задерживают на некоторое время Марию в Москве.

Зинаида Волконская сообщает ей, что близкие и родственники заключенных декабристов просят ее взять для них подарки и письма. Не принять их просьб Мария не имеет сил вопреки тому, что с ужасом видит, как люди несут чемоданы, ящики, посылки. Она была вынуждена купить вторую карету — уже для дополнительно образовавшегося багажа, предназначенного братьям по судьбе ее Сергея.

27 декабря 1826 года Мария готова в путь. У ворот стоит Зинаида Волконская, в глазах которой блестят слезы. Кивая головой, она долго и нежно повторяет по-французски:

— Счастливого тебе пути, сестра моя!

Зинаида приготовила необычный подарок для Марии. Она приказала сзади второй кареты крепко привязать клавесин.

Обе кареты быстро движутся по заснеженным улицам Москвы. Остался позади дом Зинаиды. Впереди Красная площадь, зубчатые стены Кремля, купола храма Василия Блаженного… В путь, в далекий путь — через Казань, через города и села — в Сибирь, в рудники, где в тяжких оковах сгибают спины политические каторжники.

Путь в Сибирь — это не только снег, сугробы и леденящий холод. Это и бескрайние пустынные земли, нескончаемые леса, мрачные, грязные трактиры и неуютные почтовые станции. Укутавшись в шубу, Мария предпочитает не выходить из кареты. Окоченевшими от холода пальцами она берет лишь кусок хлеба или чашку чая, которые ей дают в пути.

Однажды, проезжая по огромному лесу, Мария увидела из окошка своей кареты длинную вереницу каторжников и вздрогнула от ужаса. Они шли в глубоком снегу, заросшие щетиной, изможденные.

— Боже мой, — подумала Мария, — неужели и Сергей такой же истощенный, обросший бородой и с нечесанными волосами?

В канун Нового года Мария приехала в Казань. Карета ее остановилась перед городской гостиницей. В ее салонах местное дворянство готовилось встретить новогодний праздник. Непрерывно подъезжали кареты, из которых выходили элегантные дамы и господа с карнавальными масками на лицах. Вокруг царило веселое оживление, доносились смех, музыка…

Мария решила только умыться и ехать дальше в ту же ночь. Владелец гостиницы настойчиво ее уговаривал:

— Княгиня, это неразумно! С Вашей стороны будет любезно, если удостоите нас своим присутствием. Для Вас будет удобный апартамент. Этой ночью ожидается снежная буря.

Разговор прервал посланец от военного губернатора. Корректно, но сухо он сообщил Марии, что она должна вернуться назад. Княгиня Трубецкая, которая до нее проезжала через Казань, была вынуждена остановиться в Иркутске — дальше ехать не разрешали, а саму ее подвергли унизительному обыску.

Но Мария непреклонна. Она говорит, что продолжит свой путь, так как имеет разрешение от государя императора. Сдержанно поклонившись, молодая женщина вышла во двор и села в карету.

Снова в путь. Мария сжалась в уголке, прислушивается к вою ветра. А снег валит непрерывно. Время от времени возница останавливает лошадей, чтобы сбросить снег с верха кареты. Мария часто нажимает кнопку своих дорожных часов. Мелодичный звон отсчитывает часы. Скоро наступит полночь…

В 12 часов ночи Мария говорит кучеру:

— Поздравляю с Новым годом!

— И Вас поздравляю! — отзывается он и еще более энергично размахивает кнутом.

Внезапно лошади приостановили бег. Мария испуганно вскакивает с сиденья. Возница, пересиливая вой ветра, кричит, что они сбились с дороги. К счастью, невдалеке от леса заметили огонек. Это оказалось небольшое жилище лесника, который гостеприимно распахнул двери перед случайными гостями. Подкрепившись чаем, Мария провела ночь у горящей печурки, а утром продолжила путь. Время бесконечного путешествия течет медленно и монотонно. По дороге не встречается ничего примечательного — только молчаливые поля и глухие леса, окутанные снегом и холодом. Несмотря на усталость, Мария время от времени тихонько напевает, читает наизусть любимые стихи, в мыслях возвращается к своему прошлому, к своим близким и друзьям, к своей судьбе… И снова лытается представить себе жизнь узников, жизнь, которая ждет ее в Сибири.

В Иркутске, тогдашнем центре Восточной Сибири, Мария прежде всего отправляется в церковь — первую, которая встретилась на ее пути.

— Остановите! — просит она ямщика. — Остановите! Хочу отслужить молебен.

Мария вошла в церковь. Ее встретил спокойный, любезный человек, который спросил: «Что угодно?» Мария попросила его отслужить благодарственный молебен по случаю завершения ее тяжелого пути и добавила, что хочет помолиться за своего мужа, князя Сергея Волконского, государственного преступника.

Священник отрекомендовался: Петр Громов. Позже он станет священником Петровского завода, где работали заключенные декабристы. Все они в своих записках и письмах вспоминали о нем как о добром и отзывчивом к их страданиям человеке.

При выходе из церкви Мария остановилась в восторге и удивлении. К ее карете привязан клавесин Зинаиды Волконской. И уже в тот же вечер, остановившись в большом и удобном доме, Мария села к инструменту. Она играла и пела…