— Но это же очевидно! Если Штрикк передавал пиратам заказ на похищение Хайди Бюттгер, значит, у него был канал связи. И не с самими пиратами, а теми, кто обеспечивал и прикрывал их на Фронтире. Просто так такие каналы не устанавливаются. То есть ему этот канал предоставили. А для чего? Именно для передачи сведений. То есть он уже был шпионом, когда решил привлечь пиратов к тому, чтобы завладеть наследством Хайди.
— Да уж, — кивнул Лозинцев. — И не поспоришь, все логично.
— Ну вот. А уже агенты Демконфедерации на Фронтире задействовали свои связи с пиратами.
— Вы считаете, что эти связи были?
— Дмитрий Николаевич, вы мне что, экзамен устраиваете? Ну конечно были! Негр этот, Фарадей, он же явно не только в Интерполе служит! Он же прикрывал тех, кто с помощью биосканера искал на «Чеглоке» следы вашего присутствия. А искали их именно разведчики. Или контрразведчики, как там у вас это называется?
— Да, вы мне тогда написали, спасибо. Но вы продолжайте, Роман Михайлович, продолжайте.
— И пиратов на меня навел, скорее всего, тот же Фарадей. На «Чеглоке» у них что-то не сложилось, и они решили похитить меня. Я так думаю, чтобы выбить из меня сведения о пассажире. То есть о вас. То же самое и на Скраггенхольде было — меня приказали взять живым, а Хайди убить. Наверняка же главари мятежников дали приказ не сами по себе, им-то откуда о нас знать? Тем более, выдернули нас из гиперпространства на Скраггенхольд масс-бомбой, запущенной именно с корабля тех же самых пиратов.
— Ну что ж, — Лозинцев прислушался к каким-то своим мыслям и кивнул, на этот раз не Роману, а явно самому себе. — Ну, чтобы не оставалось неясностей, я вам тоже кое-что расскажу. Только я вас попрошу чайку организовать, хорошо?
Как и в прошлый раз, Дмитрий Николаевич выложил к чаю большой покровский пряник. Специально, что ли, повторяет все, что было в прошлом полете? — подумал Роман.
— Так вот. — Лозинцев отставил опустевшую чашку. — Утечку информации из Ариенбурга наши германские коллеги отметили еще года полтора назад. Уходили сведения о действиях Райха на Фронтире. Сначала это было проблемой только германцев, но Фронтир, сами же знаете, это такое замечательное место, где интересы России, Райха и Запада переплетены в тот еще клубок. В общем, когда эти утечки начали портить жизнь и нам тоже, мы с германцами взялись работать совместно.
— Вы к ним обратились? Или они к вам? — поинтересовался Корнев.
— Ну, Роман Михайлович, вот эту тему давайте не поднимать. Спецслужбы, они на то и спецслужбы, что некоторые вопросы в их работе и особенно взаимоотношениях разглашению не подлежат. Да это и не важно. Важно то, что было установлено: очень часто уходят сведения о перемещениях немецких и иногда наших агентов между Райхом и Фронтиром. Улетает наш агент, скажем, с Мориона на Райнланд, а оттуда на Тексалеру, чтобы следы запутать. Смотришь, а на Тексалере его уже сразу встречают и хвост приделывают…
— Хвост — это слежка? — решил уточнить Корнев.
— Да. Так вот, решили для выявления источника утечек подсунуть шпиону такую приманку, о которой сообщить он был бы просто обязан. Приманку в виде меня. Но не Лозинцева, а Фомина, потому что его портрет должен держать при себе каждый уважающий себя западный шпион, — Лозинцев довольно хихикнул. — А репутация у этого Фомина на Фронтире такая, что за ним следили бы издали, тщательно маскируясь и опасливо прячась. Поэтому и понадобился кто-то, кого увязали бы с Фоминым, но следили за ним не так осторожно.
— А тут подвернулся капитан-пилот Корнев? — спросил Роман.
— Подвернулся? — возмутился Лозинцев. — Плохо же вы обо мне думаете! Знаете, сколько таких капитанов да пилотов мне пришлось перебрать?! И правильно, что не знаете, а то загордитесь еще.
— А почему выбрали меня? — Корнев и правда был на полпути к тому, чтобы загордиться, но пока что удивление оказалось сильнее.
— Так вы же офицер. То есть на вас есть подробное личное дело, психологический портрет, характеристики по всем показателям. А поскольку я тоже офицер, причем весьма специфический, то получить к вашему личному делу допуск мне было несложно.
В рубке «Чеглока» повисло молчание. Лозинцев, добродушно улыбаясь, смотрел на Корнева, явно ожидая его реакции. А Корнев пытался сообразить, зачем Дмитрий Николаевич вообще устроил этот сеанс воспоминаний и рассказов. В то, что просто так, чтобы удовлетворить его, Корнева, любопытство, Роман не верил совершенно. А зачем — не понимал. И поэтому просто решил спросить — прямо и в лоб.
— Дмитрий Николаевич, а зачем вы мне эту вашу шпионскую премудрость рассказываете?
— Ну, во-первых, вы вправе знать, что было причиной ваших приключений. Тем более, вреда это знание никакого не принесет…
— Да уж, приключений, — не очень вежливо вставил Корнев. — Хорошо хоть жив остался.
— Знаете, Роман Михайлович, — возмутился Лозинцев, — вот уж вам-то грех жаловаться! Изо всех неприятностей блестяще выкрутились, нашли себе замечательную невесту, прославились, что для вашего дела тоже неплохо… И не перебивайте меня, хорошо?
— Прошу прощения, Дмитрий Николаевич.
— Вот и хорошо. Кстати, чтобы вы про нас чего лишнего не думали — после того случая с пиратами мы готовили для вас негласную охрану. Однако вариант с масс-бомбой не предусмотрели, а там уже и охрана не понадобилась. Но продолжу. Во-вторых… Прежде чем расскажу, что там во-вторых, ответьте мне на один вопрос.
Заинтригованный Корнев кивком показал полное согласие.
— Вы на службу вернуться не хотите?
Да мать же твою подполковничью! — Корнев был близок к тому, чтобы высказать это вслух. И не только это. Было там и про то, что раз ты такая хитрая жандармская морда, чтоб тебя по тупой башке да по прямой кишке, то должен знать, почему я ушел в отставку, и вообще засунь этот идиотский вопрос сам знаешь куда. Не знаешь — подскажу, но ты уж не обижайся. Видимо, все это было большими буквами написано у него на лице, потому что Лозинцев как-то очень понимающе посмотрел и, выдержав паузу, продолжил:
— Не надо так на меня смотреть. Я прекрасно знаю ваши, хм, обстоятельства и потому возвращаться в летный флот не предлагаю. А вот в Главном разведуправлении вам будут рады.
— В ГРУ?!
— А что вас так удивляет? Собирать информацию мы вас научим, а анализировать ее и делать правильные выводы вы уже умеете, в чем убедились и ротмистр Сергеев, и я.
— Да ладно, — похвала профессионала была Корневу приятна, но он постарался этого не показать. — Все равно Шрайер арестовал Штрикка к тому времени, как я обо всем додумался.
— Ну вы сравнили! — искренне возмутился Лозинцев. — Там работала команда профессионалов, не один только Шрайер. И работали как положено — анализировали версии, опрашивали свидетелей, изучали документы, сопоставляли и перепроверяли результаты. Мы, опять же, помогали со своей стороны. А вы в те же сроки пришли к тем же выводам в одиночку.
Корнев промолчал — говорить тут что-либо было бы откровенным или слегка замаскированным хвастовством, а возразить было нечего. Да и не очень хотелось.
— Вот я вам и рассказываю, — продолжил Лозинцев, — чтобы вы в общих чертах представляли себе, что от вас на службе потребуется.
— Расследования проводить? — удивился Корнев.
— Роман Михайлович! — с укоризной сказал Лозинцев. — Я вас, похоже, перехвалил. Собирать и анализировать информацию — вовсе не обязательно проводить расследование. Хотя, если понадобится, и это тоже, алгоритм действий практически тот же. А так будете заниматься привычным делом — возить грузы и пассажиров по Фронтиру. Ну разве что иной раз повезете кого скажем, что скажем и куда скажем. За деньги, разумеется, все будет выглядеть как обычные коммерческие рейсы. Плюс смотреть по сторонам, обращать внимание на то, что скажем. Ничего сложного, в общем.
— А соглашаться или нет прямо сейчас?
— Зачем же прямо сейчас? Я понимаю, у вас свадьба, медовый месяц и все такое. Поэтому, как только отдохнете, напишите по известному вам адресу, на который вы мне с Мориона писали. Договоримся так: раньше чем через месяц, я вашего сообщения не жду. Но и больше чем месяца на три, не затягивайте.