– Но подумай сам, Пол, у них на руках почти классическое заранее спланированное убийство со всеми отягчающими обстоятельствами, и если они сведут его до непредумышленного, то никакого другого подтверждения ее рассказа мне и не нужно.

– Ну ладно, Перри, а теперь послушай хорошие новости. Пари за тобой, я проиграл тебе десять долларов.

– Какие десять долларов?

– Те, что ты поставил на список номеров на листке у Сэккита, если они окажутся номерами банкнотов из числа похищенных.

Мейсон перехватил трубку в другую руку.

– Что? Что ты сейчас сказал?

– Я говорил о списке номеров.

– Откуда ты это узнал?

– Когда мне позвонил Харви Найлз, я рассказал про пленку. Про нашу пленку. Найлз готов биться об заклад, что пленка была в порядке и что фотограф испортил ее у себя в лаборатории. Случайно или нет – неизвестно, но Найлз уверен, что нет. По его словам, кто-то знал, куда мы поехали, и фотографа купили.

– А ты что думаешь?

– Не знаю, Перри. Но дело в том, что Харви вспомнил о последнем кадре на своей предыдущей пленке, помнишь? Ты держал листок в руке, он один раз щелкнул, и пленка кончилась, он стал менять кассеты и тебе уже отдал не старую пленку, а новую. Короче, вернувшись к себе в лабораторию, он эту свою пленку сразу же проявил, и все получилось. Представляешь, тридцать шесть кадров – и ни одного не испорчено? Картинки – хоть сейчас на выставку. Томас-Говард-Сэккит-Прим на пляже в компании соблазнительной Афродиты. Есть, как они обнимаются, целуются и даже то, как он ее обнял в последний раз, когда увидел, что мы приближаемся, и принял нас за полицейских. Тебе тогда показалось, что он засунул ей что-то в купальник, и ты был прав, черт подери! У Найлза это все заснято, и если увеличить как следует, то можно различить в руке Сэккита, в той, которой он обнял ее сзади, что-то белое. Он что-то определенно ей засунул. Различить нетрудно, потому что там голая спина и ничего больше. Купальник почти отсутствует – вырез от плеч и до самой… ну, ты понимаешь.

– И видно, как он что-то ей кладет?

– То-то и оно.

– И видно все номера на последнем кадре?

– Да, Перри.

– Ты их проверил?

– Само собой. И все номера, опубликованные в газете, есть в этом списке на листке Сэккита.

– Значит, листок настоящий.

– Получается, что так.

– Но как Сэккит его достал? Ничего не понимаю.

– В том-то и вопрос, Перри. Сейчас ты можешь поставить всю полицейскую службу с ног на голову, если сообщишь им, что у Сэккита был этот список.

Мейсон немного помолчал.

– Слушай, Пол, я попрошу тебя вот о чем: закажи Найлзу сделать с десяток фотографий одиннадцать на четырнадцать, а пленку пусть упакует в конверт и спрячет где-нибудь в надежном месте. И фотографии надо положить туда, где бы никто не достал. Никто, слышишь?

– Как ты думаешь их использовать? – спросил Дрейк.

– Как? Не знаю. Провалиться мне на этом месте, если знаю. Но это мой единственный козырь.

– Ну что ж, Перри, я искренне желаю, чтобы это был туз.

Граждан штата Калифорния на предварительном слушании дела против Арлен Дюваль представлял сам окружной прокурор Гамильтон Бергер. Он не делал никакого секрета из того, зачем находится в суде и каковы его намерения.

Обращаясь к суду, но лицом стоя к той части зала заседаний, где расположились вездесущие газетчики, он сказал:

– Уважаемый суд, господа, как вам вскоре станет ясно, дело, которое я сегодня имею честь представлять, весьма и весьма необычно. В данном деле граждане штата Калифорния выступают против подзащитного с обвинением в убийстве, но всемогущей судьбе было угодно распорядиться так, что к делу об убийстве, а вернее, к совершению непосредственно преступления, самое прямое отношение имеет поведение выступающего от имени подзащитного адвоката. Этот адвокат уже приглашался на Большой совет присяжных для того, чтобы ответить на кое-какие интересующие нас вопросы. Я не буду вдаваться в подробности, а упомяну лишь, что прямых и честных ответов мы не услышали. Я беру на себя смелость и ответственность заявить, что по мере рассмотрения дела мы ожидаем получения доказательств, которые подтвердят существование определенного условия, имеющего большое значение как для оценки правомочности действий адвоката, так и для трактования его ответов на вопросы Большого совета.

Разрешите заявить также, что до того, как это дело будет окончено, граждане штата намерены пригласить господина Перри Мейсона к свидетельской стойке и заслушать его показания в качестве свидетеля от обвинения. Мы отдаем себе отчет, что это будет враждебно настроенный свидетель. Мы знаем, что если он станет отвечать правду, то у нас может возникнуть необходимость привлечь его как сообщника. Следовательно, мы хотим быть заранее уверены, что адвокат ситуацию понимает правильно. Он, как всем нам прекрасно известно, крайне сведущ в своей области, особенно в области криминальных разбирательств, из чего вытекает, что он отлично знает свои конституционные права. Тем не менее, дабы избежать каких-либо недопониманий, мы бы хотели напомнить ему, что он может не отвечать на вопросы, если считает, что эти вопросы задаются с целью скомпрометировать его. Другими словами – он имеет право в любой момент обратиться за юридической помощью. Мы не собираемся спрашивать его о содержании бесед между ним и подзащитной, ибо беседы эти носят частный характер, но мы непременно попросим его прокомментировать некоторые детали своего поведения.

Мне трудно, но я должен сказать, как неприятно мне выдвигать подобные обвинения против члена коллегии адвокатов. Однако мне во сто крат неприятнее было бы скрывать и замалчивать факты неэтичного и противозаконного поведения кого бы то ни было и уж тем более человека, занимающегося адвокатской практикой.

Гамильтон Бергер сел.

Судья Коуди посмотрел в сторону Перри Мейсона:

– Суду, конечно, известно, что это предварительное слушание обещает стать чем-то большим, нежели просто слушание дела, и суд принимает к сведению заявление господина окружного прокурора, сделанное в твердой уверенности, что того требует правосудие. Мы не сомневаемся, что это заявление будет подтверждено свидетельскими показаниями, и ждем доказательств. В случае, если этого не произойдет, суд приступит к дальнейшей работе. А сейчас, учитывая, что эти заявления делаются публично, я испытываю необходимость предоставить слово защите. Господин Мейсон, вы будете отвечать на заявление окружного прокурора?

Перри Мейсон поднялся со стула:

– Я всего лишь хочу добавить, ваша честь, что если уж господин окружной прокурор решил развивать эту свою версию, то пусть он представит свидетелей, но если его свидетели станут давать показания, подтверждающие такую версию, в то время, когда у меня будет возможность подвергнуть их перекрестному допросу, я смогу разбить ее.

Он снова сел.

– Я принимаю вызов! – проревел Гамильтон Бергер. – Пригласите свидетеля Марвина Кинни.

Марвин Кинни вошел в зал, был приведен к присяге, назвал суду свой возраст, место жительства, сказал, что работает судебным исполнителем, и приготовился отвечать на вопросы Гамильтона Бергера.

– В среду вечером, десятого числа текущего месяца, вы должны были вручить кое-какие документы некоему Джордану Л. Балларду. Это верно?

– Да, сэр. Я получил такие документы.

– В какое время вы их получили?

– Приблизительно в девять часов вечера. Между девятью и десятью.

– И какие вам в это время были даны указания?

– Простите, – заявил Мейсон, – но я не думаю, что в этом деле следует делать какие-либо заявления в отсутствие моей подзащитной. Особенно если они ее непосредственно касаются.

– Но это имеет отношение к элементу времени, – нетерпеливо перебил его Гамильтон Бергер. – Он должен сам для себя установить в уме время.

– В таком случае я проведу, если посчитаю нужным, перекрестный допрос. Если окружной прокурор собирается использовать дело против Арлен Дюваль в качестве предлога для того, чтобы предъявить мне обвинение в лжесвидетельстве, то мне бы хотелось, чтобы он строго придерживался порядка получения улик и свидетельских показаний. То, что сейчас происходит, недопустимо, и он это знает.