Войдя в кабинет, адвокат Перри Мейсон улыбнулся своей секретарше:

— Что сегодня интересного в почте, Делла?

Делла Стрит оторвалась от пачки писем, сложенной на рабочем столе Мейсона, и многозначительно посмотрела на шефа.

— Все как обычно. Люди все время чего-то хотят.

— И чего именно они хотят?

— Чтобы вы провели переговоры, написали деловые письма, разузнали подробности личной жизни знаменитостей…

— Ну, ладно. Что еще нового?

Делла трагически закатила глаза, изображая преувеличенную тревогу.

— Если вы не хотите, чтобы Герти окончательно потеряла способность что-либо соображать, срочно избавьте ее от общества Керри Даттона.

— А это еще кто такой?

— Молодой человек, весьма элегантно одетый. У него греческий профиль, прямо камея Гонзага, вьющиеся волосы, серые глаза и очень красивые губы. Своими широкими плечами, тонкой талией и всем прочим он может свести Герти с ума. Она уже не в силах отвести от него глаз…

— И чего хочет этот Даттон?

— Секрет. Его визитная карточка гласит: «Советник по капиталовложениям». Он сказал лишь, что хочет видеть вас по делу, весьма деликатному и сугубо личному. Боится огласки.

— Я не собираюсь заниматься никакими капиталовложениями. Я не…

— Он к вам по делу, — прервала его Делла.

— Моя специальность — дела, связанные с убийствами, и уголовные процессы. За каким чертом мне становиться советником советника по инвестициям?

— Мне он кое о чем намекнул, — сказала Делла.

— Рассказал, в чем суть его вопроса?

— Нет, только то, что это очень личное дело, требующее полной конфиденциальности.

— Его возраст?

— Тридцать — тридцать два.

— И я полагаю, — сказал Мейсон, — его туфли отполированы до зеркального блеска, у него свежий маникюр, галстук безукоризненно подобран к костюму и весь его облик безупречен.

— Не кажется ли вам, что описанный только что вами портрет не слишком отвечает классическому образу консультанта по капиталовложениям?

На мгновение Мейсон задумался.

— Черт возьми! — сказал он. — Надеюсь, он не собирается впутывать меня в темное дело. Что ж, примем его, — надо ведь спасти Герти.

Делла вышла в приемную и вернулась в кабинет вместе с посетителем.

— Мистер Даттон, мистер Мейсон, — представила она мужчин друг другу.

Мейсон окинул вошедшего оценивающим взглядом, затем вышел навстречу ему из-за стола. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Даттон сказал:

— Я очень благодарен, мистер Мейсон, что вы меня приняли без предварительной записи. Мое дело не терпит отлагательств…

— Прошу вас изложить его без лишних предисловий, — ответил Мейсон, любезным жестом предлагая посетителю сесть. — Боюсь только, что вы пришли не по адресу. Вы ведь занимаетесь размещением капитала?..

— А вы — защитой преступников, не так ли? — перебил его Даттон.

— Допустим…

— Значит, я попал туда, куда мне надо.

— Кто же преступник?

Даттон ткнул себя пальцем в грудь. Мейсон оглядел его более внимательно.

— Вы арестованы и отпущены на поруки?

— Нет! — Даттон покачал головой. — Пока еще нет. Я пришел к вам как раз потому, что не хочу попасть в тюрьму.

— Растрата?

— Да.

— Кто понес убытки?

— Дезире Эллис.

— В каком размере?

— Скажем, четверть миллиона долларов.

Мейсон опустил голову.

— Каждый преступник имеет право обратиться к адвокату за защитой… Но адвокат не имеет права стать соучастником преступления. После того, что вы мне сказали, мой долг — вызвать полицию.

— Не спешите, мистер Мейсон, вам известны еще не все факты.

— Я узнал вполне достаточно из ваших собственных признаний.

— Может быть, вы все же позволите мне закончить?

— В вашем распоряжении две минуты, — довольно резко ответил Мейсон, взглянув на часы. — Я очень занят, и ваши дела интересуют меня не больше, чем вы сами.

Даттон покраснел, но тем не менее продолжал:

— Темплтон Эллис, отец Дезире Эллис, был одним из моих постоянных клиентов. Он умер четыре года назад. В то время Дезире было всего двадцать три года, она вращалась в кругу людей, которые не нравились ее отцу. Поэтому в своем завещании он доверил мне управлять всем своим состоянием с тем условием, чтобы я обеспечивал дочь необходимыми средствами по моему усмотрению. Он даже дал мне право, если я сочту это разумным, расходовать основной капитал. Я мог свободно покупать и продавать любые акции и другие ценные бумаги, входившие в наследство.

— То есть Эллис-отец поручил вам распоряжаться состоянием дочери?

— Да. Он сделал это, чтобы защитить ее состояние от нее самой.

— Но принял ли он какие-нибудь меры для защиты интересов дочери от вас?

— Никаких!

Молчание Мейсона было достаточно красноречивым.

— Общая сумма наследства составляла немногим более ста тысяч долларов. За четыре года, прошедшие после кончины отца, я передал Дезире примерно сто тысяч долларов.

Мейсон нахмурился:

— Мне послышалось, вы говорили о растрате четверти миллиона?

— Да… в некотором смысле.

— Не понимаю.

— Отец Дезире, как я уже сказал, вовсе не запрещал мне заниматься биржевыми спекуляциями, хотя сам всегда был весьма осторожен в таких делах. В частности, у него был пакет акций компании «Стир ридж ойл энд рефайнинг компани», которые я продал, никому об этом не сообщив, как и бумаги других неперспективных компаний, к которым Темплтон по каким-то личным причинам питал слабость. Сумма, полученная мною после продажи этих акций, оказалась значительной, и я разделил ее на три более-менее равные части. Одну часть я вложил в надежные ценные бумаги; на вторую приобрел акции, которые, по имевшимся у меня сведениям, имели серьезные шансы повыситься в цене. На последнюю треть я приобрел земельные участки в районах, которые, на мой взгляд, должны были быстро развиваться. Позднее я продал все это с большой выгодой, и таким образом возникла сумма в четверть миллиона.

— А как же налоги? — спросил Мейсон.

— Выплачивал из доходов, которые получал от собственности, записанной на мое имя.

— Но разве вы не были обязаны ежегодно отчитываться наследнице о своих действиях?

— Я этого никогда не делал, и мисс Эллис никогда не требовала у меня отчета.

— Она не интересовалась, что стало с ее деньгами?

— Ей казалось, что она в курсе дел. Сейчас она уверена, что у нее не осталось ни цента, поскольку я ежемесячно давал ей не менее двух тысяч долларов с самого дня смерти ее отца.

— Две тысячи долларов в месяц? Она, наверное, что-то откладывала?

— Наоборот, у нее были долги. Нет большей простофили в денежных делах, чем Дезире! Она занимала у кого ни попадя. Тогда я положил все деньги на свое имя.

— Понимаю.

— Надеюсь, что так. — Даттон смотрел на адвоката с тревогой и надеждой.

— Вы совершили множество преступлений: растрату, присвоение имущества, злоупотребление доверием… — Мейсон переглянулся с Деллой, сидевшей в углу комнаты.

— Все это так, — подтвердил Даттон, — но я продолжаю считать, что поступил правильно.

— Чего же вы хотите от меня? — спросил Мейсон.

— Срок, указанный в завещании Эллиса, истекает через три месяца. Тогда я должен буду предоставить отчет о своих действиях и передать Дезире все деньги, которые у меня остались.

— А вы не в состоянии этого сделать?

— В том-то все и дело! — сокрушенно воскликнул Даттон. — Хотя бы потому, что все деньги вложены в банк на мое имя.

Мейсон окинул Даттона задумчивым взглядом и настойчиво попросил:

— Объясните, что вы ждете от меня.

— Я сделал все, что мог, для защиты интересов Дезире. Сто тысяч долларов — не такая уж большая сумма, но с точки зрения небогатого человека — довольно значительная. Еще при жизни отца Дезире полюбила общество длинноволосых молодых людей, которые не чистят ногтей и называют себя идеалистами крайне левого направления. Они были не прочь поживиться за ее счет, но при этом не признавали девушку своей, относились к ней даже как-то свысока. Дезире — натура слабая, чувствительная, она страдает от одиночества, ее так и тянет в плохую компанию… Темплтон надеялся, что за четыре года она научится лучше разбираться в жизни и людях.