— Я сказал вам правду, — повторил Даттон.

— Вы не пытаетесь покрывать кого-нибудь?

— Например?

— Например, Дезире Эллис?

— Нет! Я уже сказал вам всю правду.

— Палмер назвал вам номер телефона, по которому вы должны были позвонить ровно без четверти десять?

— Да.

— Вы позвонили ему из кабины с магнитофоном: вам назвали другой номер, по которому следует позвонить немедленно. Там чей-то голос сказал вам, чтобы вы встретились с Палмером у седьмой лунки на площадке для игры в гольф?

— Да.

— Во второй раз с вами говорил женский голос?

— Не знаю… Сейчас мне кажется, что это был голос мужчины, старающегося подражать женскому, но утверждать не стану. Все, что я могу сказать, — голос был слишком высоким для мужчины и чересчур хриплым для женщины.

— Какой номер вы набирали?

— Не помню. Палмер меня предупредил, что он снимает на определенные часы телефонные кабины, чтобы избежать ловушек и исключить возможность обращения в полицию.

— И что произошло, когда вы позвонили по этому номеру?

— Мне сказали: «Возьмите карандаш и запишите номер. Позвоните по нему ровно через десять секунд». Я уверен, что первый голос был мужской. Да, это точно.

— И вы записали номер?

— Да.

— Почему вы так хотели получить сведения, дискредитирующие Фреда Хедли?

— Вы это знаете. Зачем спрашивать?

— Я вас спрашиваю, потому что хочу услышать, как вы об этом скажете присяжным.

— Чтобы защитить Дезире Эллис. Защитить от нее самой, а главное — от домогательств человека, который хотел использовать ее в своих низких целях.

Мейсон долго, сосредоточенно изучал лицо своего клиента, а затем резко встал.

— Хорошо, Даттон! Я не собираюсь репетировать ваши показания в суде. Мой совет остается прежним — говорите правду. Всю правду и ничего, кроме правды. Ничто не поможет вам в суде больше, чем искренность.

— Я понимаю, мистер Мейсон.

— А сейчас постарайтесь заснуть, так как вас ждут суровые испытания, будьте уверены!

— Шеф! У Пола Дрейка есть еще один свидетель! — объявила Делла, когда Мейсон вошел в свою контору. — Он сейчас в агентстве Пола.

— Кто он?

— Человек, который живет в сотне метров от «Барклай-клуба». Его дом находится как раз неподалеку от места убийства. Вечером он слышал звук выстрела, но это было раньше того времени, когда, по мнению следствия, произошло убийство.

Лицо Мейсона озарилось удовлетворенной улыбкой.

— Я долго ждал, когда появится хоть один шанс выиграть это дело, — и кажется, вот он! Мне необходимо немедленно переговорить с этим человеком.

Делла позвонила по телефону и сообщила: — Пол уже ведет его сюда.

— Хорошо. Делла, приготовься записать его показания. Запиши его имя на чистом листе бумаги и приготовь мне документы для представления его суду в качестве первого свидетеля защиты. Ни под каким видом нельзя допустить, чтобы он исчез до того, как даст показания.

Делла понимающе кивнула и подготовила бланк повестки для вызова на судебное заседание, положив его так, чтобы он не бросался в глаза.

В дверь конторы постучали. Это был «фирменный» стук Пола Дрейка, которым он всегда оповещал Мейсона о своем визите.

Дрейк вошел в сопровождении человека высокого роста, на вид лет пятидесяти, с большим носом и проницательными глазами под лохматыми бровями.

— Знакомьтесь: это мистер Мейсон, — представил Дрейк посетителю хозяина кабинета. — Мейсон, это Джордж Хольбрук. Мистер Хольбрук живет недалеко от «Барклай-клуба».

— Очень рад, мистер Хольбрук, — сказал Мейсон, пожимая руку новому свидетелю защиты.

Делла незаметно выскользнула из кабинета, прихватив с собой бланк повестки.

— Присаживайтесь. Как я понял, у вас есть какие-то новые сведения, относящиеся к делу, которым мы занимаемся?

— Может быть, новые, а может, и нет… — произнес мужчина, усевшись на предложенный стул и закинув ногу на ногу. — Вот что произошло вечером двадцать первого… Я читал в газетах об этом деле, и вдруг меня словно током прошибло… Я спросил жену, не случилось ли это в тот вечер, когда мы будто бы слышали выстрел.

— Вы уверены в дате?

— Подождите, я просто повторяю то, что сказал тогда жене. В дате я уверен потому, что сестра жены прислала нам телеграмму, в которой сообщала, что прилетает в тот день, без десяти одиннадцать. Ну так вот, вышел я на крыльцо воздухом подышать и сигарету выкурить. — Хольбрук усмехнулся. — Моя жена не любит, когда я курю в доме. Она у меня такая… такая чувствительная, а табак и вовсе на дух не переносит. Так что я вышел покурить. Если бы я не вышел, она бы так раскричалась! Так что я обычно всегда на крыльце курю…

— И что же случилось тогда? — нетерпеливо спросил Мейсон.

— Я услышал выстрел. Я уверен, что это был выстрел, а не что-нибудь другое: я ведь охотник и могу отличить звук выстрела. Уж с выхлопом двигателя не спутаю. Мне послышалось, что звук донесся с площадки для гольфа «Барклай-клуба».

— Телеграмма и приезд вашей свояченицы внушают вам уверенность в том, что это происходило вечером двадцать первого?

— Да. Она приехала двадцать первого.

— Как случилось, что вы сразу не связали этот выстрел с убийством, о котором писали буквально все газеты уже на следующее утро?

— А это вот как вышло. Моя свояченица всегда любила долгие путешествия на машине, и жена уговорила меня доставить ей это удовольствие. Я так думаю, эти женщины заранее обо всем договорились. Ты попробуй одну женщину отговорить от чего-либо, коли уж ей что в голову втемяшилось. А тут сразу две. Не зря же они по телефону постоянно — шу-шу-шу… Так что мы втроем отправились в путешествие на следующее утро, в шесть часов, на три недели. Мы поехали на север Калифорнии, с тем чтобы вернуться через Йосемитский парк. Короче, я почти забыл о выстреле и вспомнил только тогда, когда прочитал в газете отчет о начале процесса.

— Вам не приходилось слышать разговоры или слухи об убийстве?

— Слышать-то слышал, но я просто не обращал на них внимания. Сперва по радио сказали, мы тогда были где-то между Модесто и Сакраменто. Потом вдруг жена меня толкает в бок и говорит: «А ведь в гольф-то возле нашего дома играют!» Вот тогда я задумался и сказал: «А ведь ты права!»

Потом мы в Сакраменто на всю ночь останавливались. Оттуда поехали в Реддинг. Там-то я газету наконец прочитал. Газету я купил, потому что в ней комиксы напечатаны. Я, знаете ли, люблю на досуге комиксы почитать. — Хольбрук смущенно улыбнулся. — Жена вот моя даже говорит, что я как был мальчишкой, так и остался. Но поделать с собой ничего не могу: люблю я комиксы.

Мейсон понимающе кивнул.

— Ну так вот, и было в газете что-то про тело, которое нашли возле седьмой лунки. Сам я в гольф не играю: на пенсию вышел, доходы не позволяют. Так что я и понятия не имел до поры, где эта чертова лунка находится. Да потом газеты напечатали карту площадки.

— На карте было указано расположение тела убитого?

— А как же? И седьмая лунка, и тело, и моя улица. — Хольбрук закинул другую ногу за ногу и, подавшись вперед, сцепил пальцы рук на колене. — Мы купили наш дом ровнехонько пятнадцать лет тому назад. Я тогда еще работал. И с тех пор там и живем.

— А вы когда-нибудь сами играли в гольф? — поинтересовался Мейсон.

— Вот уж была охота! Что за развлеченьице: ходишь за шариком со связкой клюшек да загоняешь по дыркам. А потом опять все сначала.

— А вы могли бы точно вспомнить время, когда услышали выстрел?

— Так о чем я и толкую! Я могу точно сказать, что не было еще десяти часов!

— А откуда вы знаете?

— В тот момент, когда я стоял на крыльце, я вспомнил, что могу пропустить телевизионные последние известия в десять часов, а я их всегда смотрю. Когда я вошел в комнату и включил телевизор, передача только что началась…

— Ваши показания могут оказаться для нас чрезвычайно ценными, мистер Хольбрук, — сказал Мейсон. — Вы слышали только один выстрел?