Хоар нашел себе укромное место в задней части собора, где своеобразная опрокинутая арка отделяла его от происходящего у алтаря, и молитвы, псалмы, гимны доносились до него приглушенными. Но он имел полную возможность наблюдать благочестивую процессию, которая двигалась попарно с пением размеренного, берущего за душу гимна в сопровождении кафедрального органа. К его глазам подступили слезы. Органная музыка и хор, певший дискантом, всегда действовали на него подобным образом. Возможно, именно поэтому он редко посещал церковь.

На поднятом кверху лице свежеиспеченного преподобного Артура Гладдена застыло выражение особой экзальтации; на плечи его было накинуто новенькое шелковое одеяние с вышивками. Как называется эта вещь? Ряса? Стихарь? Хоар никак не мог вспомнить. Он был уверен в одном: когда дело касается пышности и церемоний, даже флоту есть чему поучиться у церкви. Разумеется, напомнил он себе, возраст церкви несколько больше возраста флота.

Он сказал нечто подобное бывшему третьему лейтенанту «Вантиджа», когда подошла его очередь поздравить Артура. Тот улыбнулся рассеянно, затем повернулся к пожилой паре, стоявшей рядом.

— Папа? Мама? Разрешите представить вам моего Спасителя?

Леди Гладден широко распахнула глаза. Ей почудилось, или сын и правда произнес это слово как бы с большой буквы?

— Я имею в виду мистера Бартоломея Хоара, человека, спасшего наше имя от бесчестия, а меня от смерти.

Хоар расшаркался и склонился над протянутой леди Гладден рукой.

— Потеря для флота — находка для церкви, я уверен в этом, — прошептал он. Медовая улыбка, которой она ответила, заставила бы заткнуться рабочую пчелу.

Сэр Ральф Гладден был состоятельным кэптеном на половинном жаловании, с комфортом ожидавшим на берегу своего автоматического продвижения по карьерной лестнице до адмирала «желтого флага»[20]. Этот рослый, удачливый в делах человек, являвшийся настоящим образцом сквайерской породы, походил на своих сыновей только цветом своих соломенных волос. Он схватил ладонь Хоара двумя руками и крепко пожал ее. Затем он прочистил горло, как будто находясь в замешательстве.

— Позвольте представить вас моей дочери, — наконец произнес он. — Анна, разреши представить тебе мистера Бартоломея Хоара, флотского офицера.

Впоследствии Хоар долго благодарил своих богов — кем бы они ни были — за то, что не стал озираться вокруг в поисках молодой дамы. Он бы никогда не простил себе такого оскорбительного поведения. К счастью, он взглянул вниз и увидел головку в шляпке, смотрящую на него своими голубыми, как барвинок малый, глазами. Юная персона, должно быть, еще носила детские панталоны. Она же еще слишком мала для выходов в свет… Но нет! Ее фигура в бледно-голубом люстрине имела явные груди. Она была сформировавшейся молодой женщиной, а не ребенком. Но она была крошечной.

Хоар склонился над протянутой рукой в перчатке.

— Я очарован, мисс Гладден.

— Мои братья рассказали мне о ваших услугах семье Гладденов, сэр, — произнесла она. — Сегодня мы горды Артуром и благодарны вам.

Сэр Ральф подхватил выражения благодарности, выраженные его дочерью. Слова так и лились из него, так и лились. Они, возможно, были искренни, но Хоар нашел их тягостными, и как только рыцарь остановился перевести дыхание, он извинился и отошел.

Оставшись, наконец, один, Хоар едва нашел ветчину и сбитые сливки, как мягкий мужской голос произнес ему на ухо:

— Итак, сэр. Наш новоявленный священник считает, что шлюха была его спасителем? Или — ересь из ересей — спаситель был шлюхой? Я не мог не подслушать слова героя нашей только что прошедшей небольшой литургической драмы.

Это был знакомый Грейвзов, мистер Эдвард Морроу, все такой же смуглый, все такой же сардонический.

— Простите мою грубость, мистер Хоар, как и неуместное обыгрывание вашего имени, — продолжил Морроу. — Я вдвойне виновен, и должен бы исповедоваться у одной из благороднейших дам Бата. Но я был так рад увидеть вас, что позволил моему языку бежать впереди рассудка. Можете ли вы, сэр, заменить ее и отпустить мне мое прегрешение?  

Улыбка, сопровождавшая слова канадца, выглядела довольно натянутой, что делало этого человека все более загадочным.

Посмотрев за Морроу, Хоар увидел доктора Грейвза в его инвалидной коляске, погруженного в оживленный разговор со своей женой и забытой Хоаром мисс Остин. При виде миссис Грейвз его сердце необъяснимо забилось сильней.

— Какая приятная встреча, мистер Хоар, — произнес доктор Грейвз. — Какими ветрами занесло вас именно сюда, в Уэллс?

Хоар объяснил, что он присутствует здесь по приглашению Гладденов.

— А вы? — спросил он в свою очередь.

— Тому есть две причины, — ответил доктор. — Во-первых, мы, собственно, нанесли визит не в Уэллс, а в Бат. Мисс Остин была так добра, что пригласила нас посетить ее с ответным визитом. Уже больше года, как мы не были в Бате, и мы слегка заскучали в нашем Веймуте.

А во-вторых, я получил сообщение о том, что у доктора Эллисона появились значительные успехи в лечении паралича, и захотел проконсультироваться с ним.  Оказалось, однако, что моя нижняя половина слишком сильно атрофировалась для того, чтобы его методы дали какой-нибудь эффект.

— А мистер Морроу любезно предложил нам свой экипаж, — вступила в разговор Элеонора Грейвз. — Он более удобный, чем наш фаэтон. Также он предложил отвезти нас. Как можно было отказаться?

— Итак, и вы здесь, сэр, — заметил Морроу.

Хоар сопроводил своих знакомых к экипажу Морроу, ведя под руку мисс Остин. По пути дама объяснила, почему она вытащила доктора с женой на эту церемонию. Дело в том, что леди Каролина была подругой детства ее покойной матери, и даже когда-то рассматривалась возможность ее брака с Питером Гладденом.

Хоар делал вид, что слушает ее, а сам пытался уловить суть разговора троицы, идущей перед ними. Этот разговор озадачил его. Он звучал так, как будто Морроу настаивал на чем-то, потому что Хоар услышал, как доктор Грейвз сказал раздраженным донельзя тоном:

— Нет, нет, Морроу. Прошлый раз я уже говорил вам. Я не могу сделать такое. И прошу вас, сэр, сделайте одолжение, впредь воздержитесь от упоминания этого предмета.

В отсутствие горничной Агнессы, Хоар помог Морроу поместить доктора в канадский экипаж и прикрепить коляску к нему. Держа шляпу в руках, он провожал взглядом знакомых, уезжающих в Бат. Коляска болталась сзади, как четырехвесельный ял за кормой фрегата. Хоар забрал лошадь и седельные мешки из гостиничной конюшни и отправился в обратный путь в Портсмут. Ему удалось обменяться только несколькими словами с Элеонорой Грейвз.

Гнедая медленно трусила по дороге, а Хоар упрекал себя за решение посетить Уэллс. Путешествие заняло четыре дня, а Хоар выяснил только то, что Кингсли был подобен оводу, всегда готовому напасть и ужалить. В отношениях с женщинами он жаждал только их плоти; в отношениях с мужчинами он искал только выгоду. Он имел обыкновение раздавать подарки в постоянной надежде достичь той или иной цели.

Не самый привлекательный человек, по правде говоря, но все же — чем заслужил он выстрел в затылок накануне приговора к повешению? Адмирал Хардкастл явно желал узнать, какими такими важными секретами владел этот распутный лейтенант, что ему решили закрыть рот таким способом. Хоар еще и близко не подступился к ответу на этот вопрос.

Его мысли извивались и корчились как клубок земляных червей, без всякого толка. Он повернул мысли в другое русло, весьма интригующее, но в которое он не был формально вовлечен: случай с миссис Грейвз и двумя таинственными нападающими. В Уэллсе она ни словом не обмолвилась ни о своем приключении, ни о смерти от ее руки одного из напавших, а ведь сначала это ее глубоко расстроило. Морроу привез эту странную небольшую компанию в Бат и затем в Уэллс. Сам Морроу был не менее странен, со своим вкрадчивым отношением к миссис Грейвз и почти враждебным отношением к Хоару. На чем настаивал Морроу так настойчиво, что доктор был вынужден отражать его натиск?