Как Хоару уже было известно от доктора Грейвза, его супруги, да и от самого Моро, Эдвард Морроу, с его манерами и его деньгами, не имел трудностей с внедрением в светское общество Дорсета.

Моро прервался, чтобы зажечь огонь в нактоузе. Его лицо приобрело задумчивое выражение.

— А что с Кингсли? — напомнил о себе Хоар.

— Кингсли?

Моро помедлил, криво усмехнулся и пожал плечами:

— А, этот легкомысленный лейтенант…

Моро встретил Перегрина Кингсли в игорном доме в Портсмуте, когда тот находился на половинном жаловании, задолго до его назначения вторым лейтенантом «Вантиджа». Моро заметил, как Кингсли слишком вольно обращается с игральными картами. Наведя справки, Моро выяснил, что этот лейтенант был невероятно амбициозным, беспринципным и по уши в долгах, к тому же глубоко увязшим в отношениях с несколькими женщинами, как высокого, так и низкого происхождения, одновременно. Моро был уверен, что сможет его использовать, как только придет время.

Примерно в то же самое время Моро узнал об изобретательском даре доктора Саймона Грейвза и смог его использовать, заставив доктора поверить, что его работа поможет кораблям королевского флота в определении места в море, в то время как в действительности он помогал Моро уничтожать их. Так как Моро не всегда имел возможность контактировать с доктором, он посвятил того в секрет шифра, которым он был снабжен.

— Перестановочный шифр, как называл его Грейвз, — задумчиво продолжал Моро. — Темура, или что-то вроде этого. Из еврейской каббалы, насколько я помню. К счастью, он, как… — тут он прервал себя.

Конечно. Это объясняло, почему в момент убийства в руках доктора Грейвза находилась французская библия. Также возможно, что это объясняло тот факт, почему мистеру Уатту не удалось взломать шифр — он был написан не на английском, а на французском языке. Но… что чуть не высказал вслух Моро?

«Он, как…» — на этом тот остановился. Как кто — или как что?

Но, продолжал Моро, когда доктор Грейвз отказался производить серию одинаковых устройств, он стал представлять опасность. Чтобы обеспечить надежную поставку устройств, Моро отправил в английском анкерке одну из машинок во Францию, чтобы ее там скопировали в необходимом количестве. Эта  вполне, как он полагал, нормальная операция превратилась в огромное фиаско.

— Я понял, в чем была ошибка. Для контрабандистов подобные бочонки должны ввозиться, а не вывозиться из вашей своеобразной страны. Поэтому бочонок с часовыми механизмами доктора Грейвза вернули назад. А когда кто-то из них вздумал проверить его содержимое, он обнаружил, что в бочонке вместо ожидаемого бренди находятся какие-то железки, и выбросил этот бочонок.

— А что с доктором и его супругой? — прошептал Хоар.

— Мне нужно было чем-то надавить на калеку, чтобы управлять им. За неимением другого источника поставок он все еще был нужен мне живым. Я послал Дюга — моего доброго Дюга — с местным головорезом с целью захватить эту женщину, которая имела глупость бродить одной по пляжам Портленд-Билла. Конечно, ей ничего не грозило с моей стороны. Она достойна уважения, хотя и излишне тучна. Я бы изолировал ее на моем карьере или здесь, на борту «Мари-Клер», и держал бы ее заложницей моих требований к доктору.

Моро помолчал и продолжил:

— Я недооценил ее. Она не кроткая натура, а весьма норовистая. Своими проклятыми камнями она раскроила голову бедного Дюга, а из-за вашего вмешательства он попал в руки англичан. Даже Фробишер… оставим это. Дюга слишком много знал, чтобы позволить ему находиться во вражеских руках. Я сожалею о нем, также как и о смерти честного доктора. Он был искренне…

— Mais qu’est-ce que vous dites, monsieur?[31] — донесся до слуха Хоара испуганный голос Фортье. Моро замолчал на какое-то время.

— Итак, — наконец произнес он. — Я рассказал вам все это для того, чтобы вы смогли поразмышлять об услышанном за то время, пока будете тонуть… За борт его! Немедленно!

Оба мужчины, державшие Хоара, были здоровенными лбами, и их хватка не давала ни малейших шансов Хоару, особенно учитывая его возраст и состояние. Он оказался поднятым за руки и за ноги в воздух. Повинуясь легкому пренебрежительному взмаху руки Моро, они швырнули Хоара через низенький фальшборт «Мари-Клер». Тот едва успел набрать воздуха в легкие перед тем, как удариться о воду.

«Ирландские вымпелы» — волочащиеся по воде за бортом судна концы тросов и линей, случайно оставленные небрежными матросами — служили ярким показателем неряшливости в морском деле, и Хоар, как и другие флотские офицеры, преследовал их с такой страстью, как будто они несли признаки чуть ли не содомии, творящейся на борту. Но в данном случае, однако, он благодарил судьбу за то, что Моро, судя по всему, был чужд такой пунктуальности. С кофель-планки под игрушечную кормовую галерею «Мари-Клер» спускался полудюймовый линь, добрых три сажени которого змеились в кильватерном следе. Хоар ухватился за него разбитыми пальцами. Должно быть, это был фалинь оторвавшегося ялика, так как конец был не оплетен, а размочален. Чем бы он ни был, он стал подарком фортуны.

Хоар сбросил ботинки и, насколько мог бесшумно, стал подтягиваться на фалине. Он приподнялся из воды и ухватился одной рукой за релинг кормовой галереи. Резная конструкция была единственным излишеством, которое придавало более шикарный вид маленькой шхуне. Она была достаточно прочна, чтобы выдержать часть его веса, но когда он попытался бесшумно подтянуться, держась за релинг, тот издал треск, негромкий, но выходящий за рамки обычных судовых шумов.

Осторожно двигая ногой, он нащупал какую-то вертикальную поверхность. Это было перо руля, петли которого слабо скрипели в штырях рудерпоста, когда рулевой подправлял курс. Здесь Хоар держался в темноте, дрожа от холода, но пока в безопасности, и размышлял, что ему еще подкинет судьба.

Он мог слышать, как наверху разговаривают по-французски. Голоса то приближались, то отдалялись.

— Мне надо… Лондон как только… закрыть… вам следует… Джаггери в Портс… отделаться… — Это был голос Моро.

— … в Лондон, сэр?.. Луи… — Голос одного из людей Моро звучал так, как будто он называл кого-то — возможно, человека Моро или его начальника — в Лондоне. «Луи». Как Хоар ни напрягал слух, он не смог уловить остальной части имени.

— Неважно кто. Занимайся своим делом. Иди на бак, бездельник, и поправь фор-стаксель. — Голос Моро прозвучал громко и отчетливо. Да, его собеседник в самом деле произнес чье-то имя. Проклятье!

На палубе воцарилась тишина. Хоар примирился со своим положением. «Мари-Клер» продвигалась к Веймуту, он держался, размышлял, дремал.

— По местам! — После длительной тишины громкая команда Моро ударила Хоара по ушам. — Нет, мы не будем становиться на якорь. Мне надо сойти на берег, а поскольку ты, кретин, упустил наш ялик, то высадишь меня на причал. Вон там, рядом с таможенным куттером. Затем отойдешь, а я пошлю двух-трех человек к тебе на шлюпке. Потом станешь дрейфовать напротив Билла в ожидании моего сигнала. Это может занять три-четыре дня. Если к среде сигнала не будет, то направишься в Дуарнене и доложишь Россиньолу. Теперь повтори мой приказ.

Раздалось невнятное бормотание.

— Хорошо. Теперь займись швартовкой, Бессак! Ты что, хочешь пронзить нашим бушпритом этот куттер?

Перо руля повернулось на левый борт. Хоар воспользовался тем, что на «Мари-Клер» были заняты швартовкой, и расстался с ней. Он скользнул по фалиню и поплыл к берегу, стараясь проделать это как можно бесшумно, чтобы отдаться на милость Элеоноры Грейвз. На востоке уже занималась заря.

— Итак, мистер Хоар, каковы ваши планы?

Элеонора выслушала историю, рассказанную свистящим шепотом Хоара. Домашний слуга Том наконец убедил себя, что полуодетое, разутое, перепачканное существо, которое подняло его с постели, и в самом деле было мистером Хоаром. Том разбудил хозяйку и послал горничную Агнессу помочь повару приготовить ранний завтрак. Сейчас он сидел на страже в углу залитой утренним солнцем гостиной — вылитый Джек Хорнер[32].