Полдень. Экваториальная Африка. Жалкий деревянный помост, сделанный из наскоро брошенных друг на друга брёвен. Толпа людей, стоящих под палящим солнцем, и внимательно прислушивающихся к говорящему с трибуны чернокожему оратору.

— Я приветствую всех, кто сейчас стоит здесь, передо мною, под испепеляющим африканским солнцем, подарившим нам нашу чёрную кожу.

— Вожди, старейшины, воины, все те, кто пришёл сюда. Я призвал вас сюда, дабы положить начало новому союзу. Союзу чёрных племён.

— Сотню лет мы бродим во мраке бессилия и дикости, не замечая, как вокруг нас изменился мир. Сотни лет над нами издеваются, и порабощают, но мы не видим этого, глядя чёрными глазами на то, как у нас отбирают всё. Закрывая их от стыда и беспомощности. Скажите, вожди динка, остался ли у вас скот, который вы выращивали?

— Нет! Его угнали абу-турк. Скажите, вожди макарака! Много ли у вас есть зерна, чтобы прокормить свои семьи? Нет. Оно всё погибло в войнах, и междоусобицах. Сколько матерей потеряло своих сыновей и дочерей, угнанных в рабство? Сколько погибло от голода, сколько убито кровожадными белыми пришельцами на тяжёлых работах?

— Вы все молчите, вам нечего мне сказать! Настало время вспомнить о своём народе. Пробил час великих свершений, на которые зову вас я, князь народа Банда, король Азанде, владетель Дарфура и Бахр-эль-Газаля. Час настал!

— Да, мне известно, что для кого-то из вас, путь сюда лежал сквозь беды и невзгоды. Для кого-то из вас, путь сюда лежал оттуда, где стремление к свободе страдает под градом гонений, и от бурь жестокости. Вы на правильном пути, и нам по пути.

— Назад ступайте в джунгли Конго, назад ступайте в бескрайние саванны Африки, назад ступайте в Дарфур, назад ступайте в порабощённые королевство Буганда, назад ступайте в Буниоро, Анколе и Торо, назад ступайте в жалкие разрушенные селения, зная, что выход есть, и все изменится. Да, не будем лететь мы в бездну отчаянья.

— Сегодня нас скрепляет общая православная вера коптской церкви. Это надежда наша. Это вера, с которой я иду вперёд. С верою этой мы высечем из глыбы отчаянья камень надежды. С верою этой, мы превратим бренчанье разногласий Родины нашей в прекрасную симфонию братства. С верою этой, мы сможем трудиться вместе, молиться вместе, бороться вместе, в неволе томиться вместе, стоять за свободу вместе, зная, что однажды мы будем свободны.

— И если нашему Африканскому племенному союзу суждено стать великой державой, то только через воплощенье слов этих в реальность. Да зазвенит же свобода с вершин изумительных Синих гор. Да зазвенит свобода с плато Дарфура. Да зазвенит свобода с Абиссинского нагорья, что в Эритрее и Сомали. Да зазвенит свобода со всех холмов и кочек, лежащих вдоль великой реки Конго, со всех склонов холмов и вершин всех гор Африки, без исключения. Да зазвенит свобода с берегов великого озера Ньяса.

И мы сможем, сомкнув руки, спеть слова из старого церковного гимна: «Мы свободны, наконец! Свободны, наконец! Благодарим тебя, отец, мы свободны, наконец! Аллилуйя!»

Слушайте, великие вожди своих племён! У меня есть мечта!

— Я хочу, когда-нибудь проснуться, выйдя из своего дома, увидеть бескрайние поля, вплоть до горизонта, засеянные злаками, и всем тем, от чего зависит наша жизнь. Хочу увидеть цветущие банановые сады, способные прокормить несметное количество людей. Стада скота, кормящегося на необозримых просторах саванны. Парки, красивые огромные парки, с редкими животными и птицами, на которые будут приходить смотреть наши дети.

— И никто из нас не будет погибать в шахтах от переутомления, или от голода, наши, с трудом выращенные, продукты, не будут отнимать и уничтожать, обрекая нас на голодную смерть. Исчезнут болезни, а каждый из вас станет уважаемым, любимым женой и детьми, человеком. Люди. Чёрные люди чёрного континента, сплотитесь, отбросьте распри. Нашей Родине грозит участь превратиться в колонию.

— Нас не считают за людей. Каждая мать, рожая своего ребёнка, желает, чтобы он жил лучше неё.

— Зачем мы рождаемся? — Чтобы прожить безрадостную жизнь, полную мучительной боли и разочарований, проклиная своих родителей, за своё появление на свет?

— Что можем мы? — Стать рабами? Жить, как рабы, став рабами за кусок хлеба! Лишенные всего, личного достоинства, веры, даже прав на землю, на которой родились и живём. Я призываю вас встать плечом к плечу. Протянуть руку помощи своим, более несчастным, собратьям. Вступить в военный племенной союз, объединив свои силы. Матери, чёрные матери Африки, лейте слёзы, мы идём умирать за нашу свободу, за горячо любимую Африку.

— Я готов отдать свою жизнь за это, готовы ли вы встать со мной в одном строю и победить, или проиграть?

Рёв голосов был ему ответом.

— Да?!!! Тогда вперёд, и до конца!

И пусть только чёрный пепел, оставшийся от нас, будет развеян в саваннах и джунглях, навсегда растворившись в любимой земле!

____________________________________________________________________________________________________

Атаман Ашинов, новый 1891 год встретил уже на земле Абиссинской, в окружении своих единомышленников. Выгрузившись на берег, он с «помпой» дал интервью, остававшимся на борту парохода корреспондентам, громогласно заявив о первом русском отряде, вступившем на землю Африки, в поисках земель экзотических и полезных русскому обществу.

Фоторепортёр ослепил вспышкой их серьёзные, и не очень, лица, потом сделал несколько фотографий с берега парохода, самого парохода с берега, и процесса разгрузки. Закончив с общими планами, он перешёл к отдельным планам, фотографируя имущество путешественников, и, особенно, купленную у турков, мортиру. Ну, и в конце, сфотографировал отдельные группы путешественников, пожелавших остаться в истории.

Дальше начался тяжёлый переход в Экваторию, минуя захваченную французами территорию Джибути, которую они сделали протекторатом, и преодоление Абиссинского нагорья. Николай Иванович, уже было засобирался бросить свой отряд, и с небольшой группой единомышленников рвануть к Менелику II, с, якобы, тайной миссией. Но, один из невзрачных господ, присоединившихся к нему уже при высадке, нашел его раньше, заметив приготовления.

Зайдя в походную палатку к Ашинову, роскошно, между прочим, убранную, он предъявил бумаги отдельного жандармского корпуса, удостоверявшие его полномочия, как личного представителя генерала Шебеко. В них, впрочем, не указывалось, какую миссию он выполняет, и с какой целью, а также не было ни звания, ни фамилии.

Но, внушительные печати, с двуглавым орлом, несколько поубавили пыл Николая Ивановича. Этот крепкий, жилистый, среднего роста человек, с простым, но не крестьянским, лицом, настоятельно порекомендовал Ашинову не лезть не в своё дело, дабы не усугубить своё, и так уже шаткое, положение. А целиком и полностью сосредоточиться на своей миссии, и дойти до князя Мамбы, а там уже действовать по обстоятельствам. Что касается самого негуса Абиссинии, то этим вопросом занимаются другие люди, и не надо им мешать. Сказав всё это, он вежливо улыбнулся, и вышел, откинув быстрым, выверенным движением полог палатки, оставив у Ашинова неприятное послевкусие нарушенных планов.

Плюнув на свои очередные авантюры, Ашинов пригласил своих приятелей, отставного фельдшера Самусева и унтер-офицера в отставке Литвина, и надрался с ними, что называется, в «зюзю». Поход был тяжёлым, не рассчитав время, что, в принципе, и неудивительно, они попали в середине своего пути в сезон дождей.

Реки и речушки взбухли, затрудняя, и так нелёгкую, дорогу. Люди начали болеть. Началось недовольство. Ашинову, который изрядно поиздержался в пути, и зажимал собранные средства с правительства и меценатов, пришлось раскошелиться, выплатив деньги своим соратникам, а также закупив продовольствие там, где его ещё можно было купить за деньги.

В Бахр-эль-Газале он с удивлением узнал, что вся провинция уже перешла под контроль чернокожего вождя. Правда, проблем от этого меньше не стало. Провинция была разорена, а негры, хоть и перешли формально под власть Мамбы, тем не менее, подозрительно и враждебно относились ко всем пришельцам.