— Простите, сэр, в Тангмере я не распространялся об Испании. Осмелюсь спросить, откуда…

— …Я узнал о похождениях в Мадриде? Не берите в голову, Билл. При зачислении в службу Резервного командования вы об этом упомянули, ничто не проходит бесследно. А сейчас смущаетесь?

Глядя на вечнодымящего босса, диву даёшься, как он полтора или два часа выдерживает в полёте без курева.

— Потому что воевал за Республику, фактически — под командованием красных. Теперь Советы воюют за Гитлера, против нас.

— Формально — нет. Но снабжают топливом, материалами. Быть может, вы и правы. Однако для анализа боевых приёмов это не существенно. И так, жду от вас рассказ про ту войну.

Я начал неохотно, потом распалился. Пронзительно синее небо, перечёркнутое чёрными длинными хвостами от горящих "Фиатов", "Москас" и "Чатос", тупое и бесцельное барражирование над городом в дни, когда фалангисты и не думали нападать, пылающие дома и мёртвые дети, не спасённые нами от бомбёжек. Торжественное и мертвенно бледное лицо бесконечно любимой женщины, недвижимо застывшей в гробу…

Бадер ни разу не перебил, не задал ни единого вопроса. Наверно, его обожают дамы, несмотря на типичный для лётчиков низкий рост. Он темноволос, с удивительно правильными чертами лица, без малейших признаков "лошадиных челюстей", столь распространённых у местной аристократии. А главное — умеет слушать, барышни порой ценят это больше, нежели героическую профессию и лётный оклад.

Выводы он сделал свои, местами достаточно неожиданные. Наверно, я недооценил его острый ум и холодную, как у арифмометра, расчётливость.

— Билл, вы — не тот человек, за которого себя выдаёте.

— Поясните, сэр…

— Вы — лётчик до мозга костей. Не верю, что после Испании вы болтались по морям как тупой матрос.

Я опустил голову, потом решился на полуправду, встретившись с ним взглядом.

— Да, сэр. В моей биографии с весны 1939 года и до возвращения в Британию был особый эпизод. О нём не сообщил разведке и предпочитаю не говорить вам.

— Вы кого‑то убили? — Бадер наклонился вперёд и выпустил особо густой клуб дыма.

— Точно не могу сказать, сэр. Возможно, они выпрыгнули с парашютом.

Винд — лидер снова откинулся на спинку кресла.

— Значит, ещё раз влезли в какую‑то войну. Где там брали наёмников? В Китае? Или в Польше? Последнее вряд ли — Гитлер и Сталин поделили несчастную страну раньше, чем поляки своих успели мобилизовать. Какие уж тут наёмники! Значит — Китай.

— С вашего разрешения, сэр, я не буду комментировать.

— Договорились, — Бадер ещё плеснул виски в оба стакана. — По вашим словам, авиация красных не очень хорошо организована. Если Сталин открыто вступит в войну на стороне Гитлера либо снова пошлёт "добровольцев" по примеру Испании, русские ВВС — не столь сильный противник, как Люфтваффе.

— Да, сэр.

Он снова наклонился ко мне.

— А если придётся сбивать бывших товарищей из ПВО Мадрида?

— Не дрогну, сэр!

"Предатель!" — заверещал Ванятка, с большего научившийся понимать английскую речь.

"Заткнись. Хочешь, чтобы нас из КВВС вышвырнули? Да и не будет Союз с Британией воевать".

— Надеюсь. Тем более — верю в вашу искренность касательно ненависти к гуннам. Личный счёт к "Кондору", по — моему, тоже прекрасно. Вы в курсе, что Мёльдерс во Франции?

— Нет, сэр. Не откажусь встретиться с ним в воздухе.

— Он — опасный враг, Билл.

— Я тоже.

Бадер хохотнул.

— По крайней мере, вне боя вы летаете и стреляете хорошо. А раз сбивали гуннов и макаронников в Испании, надеюсь, что и сейчас не растеряетесь. Принимайте звено Мюррея.

Я вскочил и вытянулся по стойке "смирно", впечатав сапоги в пол ангара под строевым углом в сорок пять градусов между ступнями.

— Спасибо за доверие, сэр!

— Не прыгайте. Садитесь. Давайте лучше ещё по стаканчику.

Я подчинился. В английском языке нет различия, но по интонации коммандер перешёл на "ты", хотя бы под виски.

— Говоришь, ваши "Чатос" и "Москас" стреляли винтовочным калибром. Хватало?

— С трудом. По деревянным бипланам — да. "Ю-52" сбить гораздо сложнее, тут или моторы прострелить, или топливо поджечь, если удастся.

— На "Фиатах" и "Мессершмиттах" стоял крупный калибр.

— Да, сэр. Поэтому при попадании в крыло нам обшивку напрочь срывало. Пуля перебивала лонжерон, нервюры вообще разносила в щепки.

Бадер нахмурился, отчего интеллигентный лоб усеялся мелкими морщинками.

— А наши умники до боёв во Франции убеждали лётчиков, что винтовочного калибра — хватит. Чёрт побери! — он даже рукой по столу хлопнул. — Испанская война больше года назад закончилась. Знаете, что придумало командование авиагрупп, лишь бы только получить машины с нормальным вооружением? Использовать лёгкий бомбардировщик "Бофайтер" как истребитель. Аналог "Мессершмитта-110".

Я недоверчиво хмыкнул. Про "сто десятые" известно, но двухмоторный бомбардировщик в роли истребителя — нонсенс какой‑то! Коммандер улыбнулся.

— А что делать? Если Люфтваффе получит большие четырёхмоторные бомберы, винтовочными пукалками их не испугать. Поэтому нашлись умные головы, не на самом верху, чуть пониже. Лорд Бивербрук, наш министр авиационной промышленности, получил заказ на многоцелевую машину с характеристиками перехватчика, на который не распространяется запрет крупного калибра. Не хочешь со временем перевестись на "Бофайтер"?

— Без вас — нет, сэр!

— Правильный ответ. Давай про тактику поговорим.

И Бадер рассказал о том, чему британцев учил Дюнкерк, а должен был — Мадрид. Нельзя отсиживаться, ожидая немцев или испанцев с итальянцами. Нужно смело вылетать навстречу, не бояться боёв на подлёте, над морем, над занятой врагом землёй. Тогда и потерь меньше, чем изображая уток в пруду под прицелом охотника.

— Ночной колпак! — он разлил последнее виски, именуемое так на сон грядущий. — Не добавляй. Завтра попробуем вместе.

Надеюсь, попробуем вместе летать, а не пить.

Наступило завтра, и послезавтра, и третий день. Гитлеровская армия, бойцов которой здесь принято называть гуннами, методично заняла французскую территорию до Бреста. Радио Би — Би — Си передало отказ Черчилля заключить мир с Германией. Следовательно, война продолжается, но после эвакуации британского корпуса из Дюнкерка она снова превратилась в "странную", как в дни польского краха. То есть империя решила воевать, не ввязываясь в бои. Возня с итальянцами в Африке и на Мальте — это максимум, чтобы сохранить средиземноморские коммуникации и Суэц.

Первый восторг от повышения и обучения по методу Бадера минул, хотелось, чтобы восемь пулемётов "Браунинг" моего "Спитфайра" сверлили дырки в немецких самолётах, а не в полотняных конусах.

Коммандер натурально закипал. К Франции не летают наши бомбардировщики, нас не вызывают на сопровождение… Кого сопровождать? Досиделись во Франции в кустах, и здесь — то же самое? Жаль, бритиши не понимают выражение "на те же грабли". Надеются на Канал точно так же, как союзнички уверовали в линию "Мажино". Результат — флаг со свастикой на Эйфелевой башне. Биг — Бен готов для такого украшения?

Дождались. Гунны комфортно обосновались во Франции и сами явились на свидание.

В тот солнечный летний день ещё не было эскадрильи, постоянно дежурившей у самолётов с прогретыми двигателями, никто не патрулировал небо — в воздух поднимались только по учебному плану. Потому что ни разу Люфтваффе не атаковало южное британское побережье.

Радары засекли их километров за тридцать пять — сорок. На передачу информации и отдание команды на вылет ушли бесценные мгновенья. А за это время "Хейнкели" и "Доренье" неслись к нам, покрывая километр за каких‑то 10–15 секунд…