— Первый маневр окончен. Сейчас начнете удаляться от Луны. До следующего включения двигателя по расчетам часа полтора. Но это еще уточнится. Поэтому мы вам предлагаем принять душ.

— О’кэй. С удовольствием. А где же вы столько воды возьмете?

— На борту есть система, которая забирает пары воды из атмосферы станции. Воду эту очищают, и можно ее использовать для технических нужд, а после специальной обработки и минерализации — можно л пить. Вы уже немного попотели, так что на душ заработали.

Началась оживленная работа под руководством Центра управления полетом. Дело спорилось. Вскоре все было готово.

— Кто первый?

— Касл, у него спина чесалась.

— Тогда, Касл, надевай очки, хватай загубник и лезь в железное корыто.

Касл послушно выполнил указания Валерия и, плотно закрыв входной люк, включил душ. Струя мыльной змеей ударила в тело, вентилятор просасывал воздух. В прозрачном иллюминаторе можно было видеть, как Касл с ожесточением тер свое тело мочалкой. Он был похож на огромную жабу с выпученными глазами — очками. Наконец люк лязгнул, и Касл выплыл из “бани”. Грег висел рядом с услужливо перекинутым через руку махровым полотенцем и халатом.

— Не хотите ли холодного пива, сэр, или…

— Спасибо, бой, я сегодня не в питейном настроении, подай кубинскую сигару и апельсиновый сок… и, пожалуйста, свежий номер “Таймса” в каюту, — ответил Касл.

Настала очередь Пратта и Грега. Они также успешно закончили эту сложную, но приятную операцию.

— Валерий, можно чашечку кофе? За наш счет. НАСА оплатит. Кстати, сколько с нас за обед? И за топливо, за баню, за кофе, за станцию…

— Пейте, пейте на здоровье. Разберемся, кто и за что платить будет. Я угощаю.

— Ну, что ты, Валерий…

Вскоре, потягивая кофе, устроились у иллюминатора.

— Смотри, Пратт, Луна уже приметно ушла от нас, мы летим домой, — Касл кивнул в иллюминатор.

— Да, я тоже ощущаю разницу в высотах. Уже не увидишь нашу бедную разрушенную станцию, — вздохнул Грег. — Жаль ее и трудов наших жаль. Теперь надо новую бригаду создавать. А может, ну их к дьяволу, заняться семьей, что ли…

— Не выдержишь. Космос — это как море. А мы, как моряки. В океане клянут свою жизнь, море и мечтают о береге, а на берегу рвутся побыстрее уйти по волнам. Все в мире основано на парадоксах. Так что не спеши отказываться от космоса. Он нас кормит, Грег… и многих других людей, хотя они этого не замечают.

— Это так. А сколько в нем еще неоткрытого да и непознанного, непонятного и загадочного. И прежде всего, конечно, мы сами — люди. Я слышал, что русские собираются создать в точке либрации лабораторию. Так, Валерий?

— Да, это так. Чистая невесомость — это очень нужно и выгодно.

— А я, Валерий, все чаще думаю о солнечных парусах. Чистый кильватерный след — гармония с природой. Здесь, в космосе, те же волны, те же ветры, раздувающие полотнища парусов. Это же как здорово: мчатся в тишине без пламени корабли, огибая планеты, улетая все дальше к звездам. Мечта, Валерий.

— Я об этом думаю очень часто. Нам еще много надо учиться, чтобы по-настоящему использовать космос.

— Хочешь, я тебе расскажу, как смотрится отсюда Луна?

— Хочу.

— Изрытое оспинами кратеров застывшее каменное море. Я помню картины, которые висели у отца в кабинете. Картины ему подарил его друг, они воевали вместе. Военная земля: без деревьев, без трав, без птиц и животных. Жизни нет. Мертвая земля. В воронках-ранах. Вот и под нами такой же пейзаж.

— Ну и нарисовал же ты картину, друг мой. Не ругай Луну. Такого страха нагнал. Лучше посмотри на Землю. Что ты там видишь?

— Как бы еще что-нибудь не наговорить лишнего. Ты, я смотрю, любитель пословиц. Я тебе напомню еще одну: “Часто за наш язык мы расплачиваемся разбитым носом”. Разве можно передать красоту Земли! Она повернулась сейчас к нам Африкой. Белые облака чуть скрывают зелень джунглей и желтизну пустынь. Африка похожа на огромное сердце. Видна часть твоей огромной страны, Валерий. А там, где-то за горизонтом, и моя родина. Отсюда они кажутся совсем рядом. Действительно, порой поражаешься: чем дальше от планеты, тем она становится цельнее, что ли, одним целым. А чем ближе, тем отчетливее единое лицо планеты распадается на материки, континенты, архипелаги, острова… свои страны и свои дома.

— Да, действительно, отсюда ясно одно — наш дом общий, на всех, и ломать мы его не имеем права. Горы оружия… Хорошо, что хоть тогда часть ракет уничтожили… — поддержал Касл.

— Какую пословицу вспоминали недавно… что-то о разбитом носе? — Пратт улыбнулся.

— Готовьтесь ко второму включению двигателя, — раздался голос Валерия. — До включения три минуты. Работа двигателя пятьдесят секунд.

— По местам, — скомандовал Пратт.

— Мы передали все исходные данные в американский центр. Так что теперь мы моделируем перелет в двух Центрах, а результаты сравниваем и обсуждаем. Пока все идет хорошо. Такая технология более объективна для решения основной задачи.

— Дом сгорел, зато ворота целы, — пробурчал Касл.

— Ты это к чему? — удивился Грег.

— К достоверности, Касл, к достоверности… Достоверно и то, что мы пока живы…

Летели недолгие дни пути к Земле. Она росла и росла, Луна становилась все меньше. Затихли шутки, молчали подолгу, вглядываясь в очертания родной планеты. Искали свой дом. Ждали очередного включения двигателя. Астронавты освоились в станции, научились работать и жить.

Наступило время последнего включения двигателя. Он не подвел, станция легла на орбиту около Земли.

А дальше все было просто. “Спейс Шаттл” забрал экипаж и доставил его на мыс Канавералл. Станцию дооснасгили, пристыковали к ней буксир и опять отправили к Луне. Пратт, Грег и Касл побывали в деревне у Валерия и долго парились в бане, бросались в сугробы снега, пили холодный квас, пели русские и американские песни.

Иногда меня спрашивают, как работают фантасты. На этот вопрос я чаще всего отвечаю, что не могу назвать себя фантастом в полном смысле этого слова. Я пишу о том, над чем думаю всерьез. Реальность, особенно та ее область, что связана с непознанным, интереснее фантастики.

Мне довелось раскрыть секрет этрусских зеркал и этрусской письменности еще до того, как был написан роман “Чаша бурь”. В 1988 году известный среди востоковедов авторитет, этрусковед Радивое Пешич, сделал сенсационный доклад об этрусско-славянской письменности на конгрессе востоковедов в Милане. Его выводы совпали с моими. После конгресса он прислал мне письмо, в котором есть такие слова: “Я убедился, что вы нашли новый подход к этрускологии”.

Этруски заинтересовали меня после того, как я убедился, что история нашей цивилизации намного сложнее, чем принято думать. Эта история “закодирована” в мифах. Чтобы понять ее, необходимо посмотреть на события и героев мифов сквозь призму жизненных реалий. И тогда откроется любопытная вещь: боги, при все том, что они наделены необыкновенной физической силой и прекрасным внешним обликом, в общем-то — обычные люди, во всяком случае, по своему эмоциональному складу. Только одним они существенно отличаются от людей — бессмертием. А может быть, под бессмертием понималось невероятное с точки зрения обычного человека долголетие? Конечно, жизнь в несколько сотен лет восприниматься иначе, как божественный дар, не могла.