Вот к чему приводят ночные прогулки в одиночестве. Ее посчитали проституткой! Щеки вспыхнули румянцем. Возмущение было столь велико, что даже страх отступил.

   — Вы не так поняли, — мягко улыбнулся мужчина. — Я предлагаю вам весь мир в обмен на маленькую услугу.

   Почему она все еще слушает незнакомца? Может, причина в том, что его голос обволакивал, лишая желания сопротивляться. Кому будет плохо оттого, что она немного посидит здесь? В конце концов, это общий мост. Она имеет право находиться здесь сколько ей вздумается.

   — В моей власти исполнить любую твою мечту, самую сокровенную, — продолжал он, переходя на "ты". — Я сделаю так, что ты не будешь знать нужды. Никогда, Лизавета, никогда больше тебе не придется убирать объедки со столов и терпеть побои отца. Ты будешь сама себе хозяйкой.

      Он шептал, ближе склоняясь к Лизе. Его губы были в паре сантиметров от ее уха, и она заворожено слушала, а сладкий яд проникал в душу с каждым новым словом. Впав в транс, она уже не задумывалась, откуда незнакомцу известны подробности ее жизни.

   — О чем ты мечтаешь, Лиза?

   — О свободе, — пробормотала она.

   — О свободе? — мужчина усмехнулся. — Знала бы ты, как я жажду того же. Но тебе я в состоянии помочь. В твоем случае настоящую независимость, моя милая, принесут деньги.

   — Значит, я хочу денег. Много, много денег, — без запинки ответила Лиза.

   Тот вечер изменил все. Спустя девять месяцев после разговора на мосту Лиза родила чудесную, розовощекую девочку. Она назвала дочку Евой. И это было непорочное зачатие.

   Вкус мятной зубной пасты отдавал горечью, будто кто-то специально подмешал в нее таблетки из аптечки. Ева поморщилась и выплюнула вязкую субстанцию в раковину. Несколько раз тщательно прополоскала рот, но привкус лекарства намертво прилип к языку.

   Она вымученно улыбнулась своему отражению в зеркале. Только подумать – шестнадцать лет! Лучший в жизни возраст. Так думают сотни тысяч подростков по всему миру, но не она. Шестнадцать – отвратительное число. Впрочем, как и все остальные.

   Ева вытерла рот и сбежала от своего отражения в спальню, словно так можно было укрыться от себя.

   Собрав волосы в хвост и подхватив рюкзак, нарочно топоча по ступеням, спустилась на первый этаж. Никакого эффекта. "Тихо как в могиле", —  пришло на ум. Ее дом и есть могила, и она похоронена в ней заживо. Потребовалось несколько секунд и пара глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки.

    Кухня встретила Еву стерильной чистотой. А чего она ожидала? Может быть, мать, готовящую завтрак в день рождения дочери? Глупости. Ева посмеялась над собой. На их кухне реальнее встретить бегемота, танцующего танго с крокодилом. Ей уже шестнадцать, хватит быть наивной.

   Хромированная техника блестела, словно ее недавно доставили из магазина. Стол поражал белизной. Дверцы шкафов цвета молочного шоколада сверкали в солнечных лучах. Не кухня, а операционная. Человек со стороны решит, что хозяйка помешана на чистоте, но Ева знала правду – просто кухней никогда не пользовались. Она не могла сказать, когда плиту включали в последний раз и включали ли ее вообще когда-нибудь.

       Ева открыла холодильник, но продукты в нем чудесным образом не появились. Не считая батареи пивных бутылок и пакета протухшего молока там ничего не было. С чего она взяла, что сегодня все будет по-другому?

      Ладно, позавтракать можно и в колледже. Она уже уходила, когда увидела на столе записку и алую бархатную коробочку. Минуту назад стол был пуст! Ни записки, ни тем более коробки. У нее проблемы со зрением, если она ухитрилась проглядеть яркую подарочную упаковку. Презент? Ева недоверчиво хмыкнула. С какой стати? Про прошлый день рождения мама вспомнила спустя неделю, и раскаяние ее не беспокоило.

   Ева потянулась к коробке. Рука замерла вблизи от бархатной крышки. Подушечки пальцев неприятно покалывало, точно она собиралась дотронуться до трансформаторной будки. Холод по предплечью поднялся вверх, достиг сердца и сжал его в ледяном кулаке. Ева превратилась в камень. Часть ее мечтала очутиться подальше от дома, от матери, которой нет до нее дела, и от коробки цвета артериальной крови. Убежать и не возвращаться.

    Что за глупости? Она передернула плечами, сбрасывая наваждение. Это всего-навсего коробка. Она настолько не привыкла к подаркам, что начала их бояться. Мысль показалась забавной, и Ева хихикнула. Отбросив сомнения, схватила коробку со стола и открыла крышку.

        Послышался щелчок, и Ева заглянула внутрь. На шелковой подкладке лежал кулон в форме полумесяца и цепочка из черного золота. Грани полумесяца сверкали желтыми бриллиантами. Крупный бриллиант редкого цвета – черного – венчал край лунного серпа. Кулон обошелся матери в целое состояние. Но не это поразило Еву, они могли позволить себе подобные траты. Ее потряс сам факт подарка. Мама не забыла о дне рождения! Вот оно чудо из чудес.

       Дрожащими от волнения руками Ева подхватила цепочку. На то чтобы справиться с застежкой ушло несколько минут. Металл соприкоснулся с кожей, и померещилось, что на плечи, придавив к земле, опустился тяжкий груз. Колени тряслись, ноги едва держали. Но ощущение гнета прошло так же внезапно, как возникло. Повинуясь порыву, Ева спрятала кулон под водолазку.

   Она прочла записку. "Дорогая дочь, сегодня знаменательный день. Прими от меня дар и носи его с гордостью. Твой любящий родитель", — говорилось в послании. Брови поползли на лоб от удивления. Дорогая дочь? Твой любящий родитель? Похоже, мама напилась вчера до зеленых чертиков.

    Слух уловил размеренное храпение — мама спала пьяная в стельку на диване в гостиной. Между диваном и журнальным столиком выстроилась рота бутылок и далеко не все они были пивными. По крайней мере, на одной красовалась этикетка от коньяка.

    Нащупав под водолазкой кулон, Ева бросила прощальный взгляд на мать и без сожаления отвернулась.

    До колледжа было десять минут ходьбы. Краткий миг наедине с собой. Нет рядом пьяной матери, требующей принести новую бутылку. Нет фальшивых друзей, которые ластятся к Еве потому, что она из обеспеченной семьи. Вот, кстати, тоже загадка: откуда у них деньги? Мать пропивает немало, а деньги не переводятся. И это притом, что мама не проработала и дня в своей пустой жизни. Но любой вопрос на тему денег провоцировал запой, и Ева научилась не спрашивать.

       Надев наушники, она нажала кнопку "плей". Мир наполнился звуками тяжелого рока, и рычащий голос солиста вытеснил из головы все мысли.

      Она шагала вдоль улицы, где вместо высотных домов стояли уютные коттеджи. Большая их часть походила на сельские избы. Но встречались и подобные Евиному дому — добротные строения, хозяева которых привыкли ни в чем себе не отказывать.

   Материальное неравенство соседей отразилось на отпрысках. Подростки из богатых семей общались с себе подобными. Якшаться с бедняками было ниже их достоинства.  Дети из простых семей в свою очередь терпеть не могли богачей, считая их занудами и мажорами. Ева угодила между двух огней. С одной стороны она равнодушно относилась к деньгам и всему, что с ними связано. При всем желании она была не в состоянии поддержать разговор о брендах одежды или дорогих иномарках, не разбираясь ни в первом, ни во втором. С другой стороны это не добавляло ей очков в глазах менее состоятельных сверстников.

       Рука легла на плечо, и Ева, вздрогнув, обернулась. Ей улыбался лучший и, на самом деле, единственный друг. Рома был из числа тех жителей улицы, кто не мог похвастаться годовым доходом. Но его беззаботный и жизнерадостный характер Ева ценила дороже всех богатств на свете. Он всегда умел ее развеселить. Вот и сейчас Рома не скрывал хорошего настроения. Его серые глаза искрились добротой, лоб прикрывала светлая челка, и он как обычно тряхнул головой, отбрасывая ее назад.