– Собака вас тоже беспокоит? – рискнула спросить Пегги Сью.

– Какая собака? – удивилась миссис Пикинс, почти разгадавшая кроссворд до конца. – Я ничего не слышу. Неужели становлюсь глуховатой? Господи, это вполне возможно в моем возрасте.

Извинившись, девочка отошла. Она начинала осознавать, что животное лает только в ее голове. Не зная почему, Пегги была уверена, что это голубая собака. Но почему никто другой не слышал ее?

«А если она разговаривает посредством телепатии?» – задумалась вдруг девочка.

И задрожала.

«Действительно, животных теперь не слышно, – размышляла Пегги. – С тех пор, как они стали разгуливать одни на ярком солнце, у них, кажется, развилась другая форма общения. Собаки больше не лают, коровы не мычат. Стали телепатами?»

Нельзя исключать такую возможность. В конце концов, неизвестно, как влияет солнечное облучение на мозг животных.

«Животные обладают способностями, которых нет у нас, – отметила Пегги Сью. – Их инстинкты развиты сильнее, нюх – необыкновенный…»

Голубое солнце могло наделить животных способностью передавать мысли человеку.

«Если бы они умели говорить, – размышляла девочка, – я услышала бы слова, фразы, но они могут лишь звуки издавать».

Вот почему лай раздавался у нее в голове!

Понимание случившегося немного успокоило Пегги, но нисколько не помогло избавиться от тяжелого испытания, ибо голубая собака никогда не замолкала.

Каждый раз, когда девочка засыпала, собака начинала рычать, Пегги мгновенно просыпалась, выскакивала из кровати с бьющимся сердцем.

– Тебе кошмар приснился? – спросила ее однажды мать.

– Нет, – пробормотала Пегги, еще одурманенная сном, – опять эта собака…

– Да нет никаких собак, – ответила мать. – Тебе это приснилось. Постарайся уснуть.

Конечно, для других собаки не существовало, тем не менее противная шавка весело тявкала в мозгу Пегги, не давая ей роздыху, и никто не догадывался об этом.

Вскоре у нее начались мигрени, девочка страдала от недостатка сна. Рычание заколдованного пса прекращалось лишь на три часа каждую ночь, но столь непродолжительного отдыха было мало.

«Он делает это назло, – спрашивала себя Пегги, – или пытается что-то сказать мне?»

Она решила поговорить об этом с Дадли. Мальчик довольно странно посмотрел на нее. Он ведь собаки не слышал…

– Может, это твое воображение? – смущенно спросил он.

– Я ничего не воображаю, – возразила Пегги Сью. – Между мною и голубой собакой существует какая-то связь. Не знаю, почему, но она выбрала меня в качестве посредницы, я бы прекрасно обошлась без этого, но так случилось. Собака пытается установить контакт. Проблема в том, что я ничего не понимаю в ее вое и что мигрень доведет меня до безумия еще до того, как я научусь говорить по-собачьи.

– Да ну? – задумчиво произнес Дадли. – Это уже не смешно.

Пегги почувствовала, что он ей не верит. Дадли, несомненно, решил, что Пегги теряет разум так же, как Соня Левин.

Переубеждать его было бесполезно.

– Только подумай, – крикнула она ему перед тем как уйти. – Разве ты не заметил, что животные Поинт Блаф стали немыми?

– Да ну? – повторил Дадли.

Пегги ушла, мальчишки бывают иногда невыносимо упрямыми…

Ночью (это значит, в те часы, которые она проводила в классе, на занятиях) девочке удавалось немного отдохнуть.

«Голубая собака, наверно, спит!» – думала девочка. В голове у нее вновь воцарялась тишина, и это было приятно, девочке хотелось прикорнуть немного, но этого не позволяли окрики учителей.

«Как тихо, – повторяла девочка, безразличная ко всему, что происходило вокруг. – Какое счастье остаться, наконец, наедине с собой».

Увы, как только вставало солнце, голубая собака просыпалась и опять начинала надоедать, завывая лишь для Пегги Сью Фэервей. У девочки возникло ощущение, что из-за собачьего лая в ее мозгу – кровавая рана.

– Боже мой! – восклицала Джулия. – Как ты плохо выглядишь, бедная крошка!

Джулия была права. Из-за невозможности поспать и адских мигреней под глазами Пегги нарисовались огромные синие круги, и она стала пугаться каждый раз, увидев себя в зеркале душевой.

«Эта мерзкая псина убьет меня, – поймала себя на такой мысли девочка. – Если так будет продолжаться, я умру от изнеможения».

К тому же ей было неприятно осознавать, что чужая мысль проникает ей в голову.

Это было так же тяжело, как чувствовать за собой слежку незнакомого человека, или обнаружить, что ваш младший брат покопался в ваших вещах, нашел ваш дневник, прочел его, а затем нацарапал насмешливые комментарии на полях!

Однажды, когда Пегги встала, чтобы принять аспирин, она заметила Фриду Партридж, работницу молочной фермы, которая тоже двумя руками держалась за голову.

– Вам плохо? – осведомилась Пегги Сью.

– Нет, – прохрипела Фрида. – Это все корова… она не перестает мычать, требуя, чтобы ее подоили. Ты, значит, не слышишь этого?

Пегги прислушалась. Нет, она не слышала корову. Только собаку… все ту же собаку.

«Так и есть, – подумала девочка. – С ней происходит то же, что со мной, с той только разницей, что ее преследует корова. Что же все это означает?»

Она поделилась таблетками с Фридой Партридж и снова легла в кровать.

В ту же ночь, когда Пегги Сью сидела на уроке математики, который вел Сет Бранч, в класс ворвался шериф. Он держал в руках переговорное устройство, обычно позволявшее ему связываться со своими помощниками. Из репродуктора доносился хриплый лай.

– Вы только послушайте! – выкрикнул он. – Боже мой, вот уже несколько недель ничего нельзя поймать ни на одной волне, а теперь все радиоприемники передают собачий лай.

– Все? – удивился учитель математики.

– Да, – подтвердил шериф. – И портативные приемники, и те, что в машинах, все, говорю я вам! По телевидению – то же самое. Аппараты улавливают крики животных, словно это зверье находится перед микрофоном в студии, там, где проходит передача.

– Я должен это услышать, – пробурчал Сет Бранч.

Он выбежал из класса и устремился в кабинет директора школы. В кабинете был включен радиоприемник, из которого несся собачий концерт. А когда поймали другую станцию, то там послышалось мычание.

– Что это значит? – пробормотал учитель математики.

– Понятия не имею, – выдохнул шериф, – но все животные – на радиоволнах, это точно. Как будто у всех у них на шее висит передатчик.

Пегги Сью отошла, она понимала, что дело нешуточное. Животные разговаривали с помощью радиоволн, которые посылали в пространство.

– Теперь ты мне веришь? – бросила она Дадли. – Собаки, кошки, все животные… они больше не пользуются голосовыми связками, нашли лучший способ общения. Их мысли носятся в пространстве, как волны мобильного телефона. Им достаточно выбрать объект, чтобы звуки начали раздаваться в его голове. И это совсем нетрудно: напрямую из передатчика в приемник… и у нас нет возможности прервать связь. Понимаешь, что это значит?

– Нет, – признался Дадли.

– Это значит, что они могут досаждать нам криками так долго, как захотят… пока не доведут нас до безумия или до смерти от изнеможения, ведь мы не сможем спать.

– Но никто, кроме тебя, не слышит их… – пробурчал мальчик.

– Все еще впереди, – прошептала Пегги Сью. – Можешь быть уверен. Это начнет распространяться. Я знаю, что Фрида Партридж их уже слышит. Завтра настанет очередь кого-то другого. Тебя это тоже коснется.

– Но почему? – застонал Дадли.

Девочка пожала плечами.

– Полагаю, они пытаются заговорить с нами, – вздохнула она. – Беда в том, что может пройти много времени до того, как мы поймем друг друга.

На рассвете трое обитателей спального помещения услышали в голове лай, мяуканье и ржание. Как и предсказывала девочка, явление приобретало широкий размах. В полдень даже в голове Джулии и матери стали раздаваться несуразные звуки, вызвавшие у них дрожь и заставившие заткнуть уши.