Хозяин ожил, пергаментная кожа двинулась, даже сложилась в улыбку.
– Опоздала кривая, не так просто меня взять, – такая длинная речь опрокинула его на подушку.
Катя напряженно прислушивалась, решая, кто явится раньше и как это определить.
К дому подлетели два джипа, в которых сидели, как мы сегодня выражаемся, лица кавказской национальности, они громко разговаривали между собой, не осознавая ясно, какой им дом нужен. Беглецы же находились в доме на параллельной улице, ведь Блоха их засек при входе в проходное парадное. Вид у кавказцев был воинственный и растерянный одновременно. Они не знали, что остановились не у того дома, не знали, в какую квартиру идти.
В переулок вкатился милицейский «УАЗ» с двумя молоденькими сержантами. Увидев джипы, милиционеры замерли метрах в двадцати. Картина получалась довольно комичная, открывались и мгновенно закрывались окна, словно стекло и занавески могут прикрыть от пуль.
Сержанты совещались между собой.
– Чего теперь делать? – спросил один.
– Сказано, проверить документы, доставить в отделение, – ответил его товарищ.
– Кто будет проверять? – спросил сержант, на груди которого висел «Калашников». – Ты проверь, а я тебя прикрою.
– Со спины? Я же буду стоять между вами. Ты меня прямо между лопаток прикроешь. – Водитель включил рацию: – «Второй», я «Седьмой», прибыли на место. Два джипа, восемь черножопых, оружие не торчит, но вооружены точно.
– Раскорячились, мать вашу так, окружить следовало…
– Совсем уже, капитан… – сержант выругался. – Живы будем, научишь, как вдвоем восьмерых окружают.
– Ты как со старшим по званию базаришь, салага?
Вся история глупостью бы и кончилась, нервы у одного из кавказцев не выдержали, и он выпустил длинную очередь в воздух.
Сержанты мигом выпрыгнули из машины и начали стрелять по джипам из «Калашникова» и «Макарова». Бандиты ответили несколькими очередями. Машины стояли плотно, кто-то из милиционеров попал, со стороны джипов раздался истошный крик. Известно, движение по бульвару одностороннее, достаточно узкое. Идущая со стороны проспекта машина остановилась, следом стала другая.
Крячко ехал навстречу движению, это ему помогло, может быть, спасло, его «Мерседес» оказался позади милицейского «уазика».
– Сержанты, говорит полковник, слушать команду! – рявкнул он не своим голосом. – Вы молодцы, прекрасную пробку устроили. Плохо, что айзики будут пробиваться сквозь нас, так как с обратной стороны их закупорили к едрене-фене.
Действительно, со стороны проспекта подошли одновременно грузовик, автобус, несколько легковушек, нельзя было пробиться даже на танке.
– Заяц медведя поймал и держит, – расхохотался Станислав.
– Чего ты ржешь? – спросил подъехавший Гуров.
– Водители! Кто без оружия и не имеет к бандитам отношения, – крикнул Гуров, – вооружайтесь железом и двигайтесь между машинами в мою сторону, головы держите ниже!
Из джипа полоснула автоматная очередь, закричали на незнакомом языке. Затем уверенный голос отдал какие-то команды, моторы заработали, джипы начали разворачиваться в сторону храма Христа Спасителя.
– Лева, они нас сомкнут, – Крячко сказал таким тоном, словно речь шла о ком-то постороннем. – Главное, бандиты поцарапают мою ласточку. Я этого позволить не могу.
Он прыгнул на капот «уазика», неторопливо прицелился, выстрелил и тут же спрыгнул на землю.
– Замедленная реакция, – прокомментировал Крячко раздавшиеся выстрелы. – Теперь им понадобится оттаскивать тела, – он повернулся, но Гурова рядом не было.
Он пробирался между машин к джипам. Один из нацменов скручивал жгутом тряпку, засовывал ее в открытую канистру. Гуров вытер ладони о борт грузовика, прицелился и выстрелил, гранатометчик упал на канистру, опрокинул ее.
Конечно, если бы нападавшие знали Москву, то бросились бы в ближайший подъезд, он оказался бы проходным, либо имелось окно во двор. Мы не умели воевать в Грозном, они не умеют драться в Москве. Сиди дома и пей чай.
– Хватит! – крикнул Гуров. – Отвоевались. Оружие на землю, руки за голову, по одному ко мне. Вам не выбраться из этого железа, всех перестреляем, живых под суд. А так, может, дорожным происшествием отделаетесь.
Гуров говорил глупости, но протяни человеку ниточку надежды, он сам совьет из нее веревку веры.
Глава двенадцатая
– Снова война? – спросил старик, который уже лизнул водочки и расправил костлявые плечи.
– А тебя вновь на подвиги потянуло? – спросил Сергей.
– Ты чего лыбишься, арестант? Я мужик здоровенный был, пока немец мне костыли не укоротил. – У хозяина одна нога была ампутирована по бедро, другая без ступни. – Мне бы специальный ботинок, я бы еще за бабой бегал.
Выстрелы доносились из-за дома, который отделял их особняк от бульвара.
– Это не тебя, случаем, ищут? – прищурился хозяин.
– Ага, танковую бригаду двинули.
– Умолкни, – старик окреп и преобразился. – А чего ты, дочка, ко мне залетела, когда у тебя комната этажом ниже? – глаза у хозяина стали недобрыми.
– Поешь, – Катя сунула ему миску с кашей. – Человека спасли, а он допросы устраивает.
Хозяин послушно съел две ложки каши, подвинул Сергею стакан.
– Налей, сынок, – голос у него был недобрый.
В нижнюю квартиру стали звонить, затем застучали.
– Екатерина! – раздался голос Крячко.
– Опять нажрался! – Катя дернула плечом. – Вот от него и сбегла, – взглянула на хозяина. – Будешь голосить, куска хлеба не принесу.
– Напугала, – злоба в хозяине прибывала. Сергей не мог понять, как только что умирающий от голода старик мгновенно окреп и налился таким ядом.
Внизу продолжали стучать, затем раздались шаги, и в дверь позвонили. Катя кинулась к старику, пытаясь заткнуть ему рот подушкой, но не успела.
– Здесь они! Здесь!
– Откройте! Милиция!
Катя знала голос Станислава. Сергей бросился к окну, третий этаж его не смущал, но на тротуаре стояли милиционеры.
– Прыгай, поймаем! – сказал один.
– А может, и не получится! – осклабился второй.
В комнату вошли Гуров и Крячко, последний деловито достал наручники.
– Успеем, – сказал Гуров, спросил: – Бестаев, ты что это на месте не сидишь, все по Москве бегаешь? Я что тебе, мальчик? – полковник повернулся к хозяину, нахмурился. – Змей? А ты как сюда попал?
– Проживаю на собственной площади согласно прописке, – ответил старик голосом актера Филиппова.
– Я даже не знал, что у тебя нора есть, – удивился Гуров. – А людям рассказываешь, что у тебя ноги фашистской миной оторвало. А не прыгал ли ты с чужим кошельком в зубах на станции Сходня? Тесен мир, – Гуров хохотнул.
– Еще посмотрим, чей смешок, сыскарь, будет последним! – вызывающе произнес Змей.
– Посмотрим, посмотрим, – повторял Гуров, направляясь к милицейским машинам.
И что-то сыщику не понравилось в сержанте, обеспокоило, он сделал шаг в сторону, хотел обратиться к Станиславу, выиграть две секунды, но не обернулся и ничего не решил. Ночь прилипла к глазам, а ноги подкосились, он увидел смешные завитушки на затылке лежавшего на асфальте Станислава, рванулся, но сумел только упасть на друга.
– Вот бьются, до последнего, – сказала женщина, закрывая собой сумку с молочными бутылками.
– Ты взгляни, как одет мужик, а внешность? Бельмондо!
– А его железом по затылку! Ужас какой-то! Моего бы кто шарахнул. Узнай, поменять нельзя? Я бы этого даже в нетоварном виде взяла.
Ряженые менты так внимательно следили за погрузкой в машину Гурова и Крячко, что напрочь забыли о Сергее. Когда они опомнились, ни парня, ни девки рядом не было.
Начальник разведки Турова в операции не участвовал. Когда поступил сигнал, что Бестаева засекли, то майора Дубова (так звали начальника разведки, он продолжал служить в органах, Туров считал это выгодным), не было на месте, а приехал он к шапочному разбору. Сержанты работали на преступников уже давно и, как часто случается, своего начальника не любили. Сейчас они тихо ликовали, что захватили полковников в отсутствие майора. А что те ушли, так никуда они не денутся, а битву вели вдвоем против восьми кавказцев и двух старших офицеров.