Понять бы еще, какой цепочки? Моржаретов впервые работал не по какой-то конкретной фирме или крупному коммерсанту. Он нащупывал явление – еще не оформившееся, не проявившееся в делах, может, и рожденное только в мозгу жаждущего работы оперативника.

Но то, что в трюмах зарождающегося российского бизнеса колобродит свое вино – для такого прогноза тоже не нужно быть семи пядей во лбу. И то, что в стране никто не хочет платить налоги, общеизвестно. Однако это забота законодателей и правительства – приучить народ к налоговой повинности, раз уж страна пошла в рынок. А вот уловить все подводные налоговые течения, когда вышедшее на промысел судно якобы спокойно колышется на волнах, а под кормой в это время потоком уносит ценнейшую рыбу, – распознать это течение, найти точку его зарождения, скорость движения, температуру, массу воды – здесь трудись ты, налоговая полиция. Потей, шевели мозгами, главный опер ДНП. Хоть один, хоть с Глебычем, благо он, как никто в МУРе, понимает, что обыкновенная уголовщина становится семечками по сравнению с криминализацией бизнеса. Здесь дела станут вершить не мускулы, а деньги. Большие, очень большие деньги. Можно, конечно, довольствоваться мелочевкой, но разве нацеленного на кита удовлетворит плотвичка?

– Пока выстраивается такая картинка, – больше для того, чтобы вслух проговорить свои мысли, втянул друга в разговор Моржаретов. – Сибиряки и центр, не поделив что-то в своих сферах влияния, развязали друг против друга войну. И хотя убийств, захватов заложников больше пока не происходит, тем не менее мира между ними нет. Однако, пока монстры выясняют отношения, появляются другие силы, пытающиеся втереться в этот самый прибыльный рынок. Чем быстрее они войдут в него, тем быстрее окрепнут.

– А что, если кто-то специально поссорил именно для этой цели сибиряков и москвичей? – поднял вверх палец Глебыч. – Вдруг конфликт разожжен третьей силой?

– И не потому ли тогда одновременно с этим стали убирать государственников, ратующих за жесткий контроль над природными ресурсами страны? – тут же принял в работу версию Моржаретов.

Не найдя скорых ответов, полковники посмотрели друг на друга. Осознав, что ничего пока они не поняли, на несколько минут занялись собой: Серафим Григорьевич, оживающий после радикулита, по привычке погладил поясницу, а Глебыч расстегнул еще одну пуговицу на рубашке.

– Может, поможешь поискать следы господина Козельского здесь, у нас в Москве?

– Слушай, а не он ли это вышел на твоего Вараху? – предположил вдруг муровец, на предыдущий вопрос лишь кивнув головой. – По времени, кстати, совпадает.

– Дай команду проверить все старые связи Василия Васильевича, авось где-нибудь их пути пересекались, – взял в разработку и эту подброшенную идею Моржаретов. – Не может же он действовать в безвоздушном пространстве.

– Что дает наблюдение за Варахой?

– Пока ничего. Похоже, что он и сам начинает дергаться из-за отсутствия внимания к себе.

– А мой конкурент, – Глебыч расставил локти, изображая толстяка, – Василий Васильевич больше не проявлялся нигде? На мне ведь два его трупа.

– Как в воду канул. Вараха – пока единственный канал выхода на него. Будем ждать.

– Да дай ты ему что-либо оперативное, на котором можно погреть руки, может, после этого он сам начнет искать Василия Васильевича.

– Уже думал об этом. Есть у меня на примете один капитан из нашей физзащиты, который сумел пока наряду с бесшабашносью и безотказностью сохранить чуткость и расчетливость, – Борис Соломатин. Да ты его видел, мы вместе приезжали к последнему трупу. Пожалуй, я его через какое-то время постараюсь перетянуть к себе на оперативную работу. Он как раз контачит с Варахой, и информацию, что важно, можно будет запустить через него, а не через меня.

Говорили так, будто Борис уже согласился стать наживкой в будущей операции. Но чем, видимо, хороша армейская среда, так это воспитанием исполнительности. Не поиском способов, как уклониться от дела, а развитием способностей, как лучше дело выполнить. В согласии Соломатина Моржаретов не сомневался ни на йоту – может, потому еще, что сам не раз за свою службу ходил «живцом», а в капитане он словно увидел себя молодого. Нынешняя оперативная работа требовала больше бумажного анализа, но по старой привычке Моржаретов нацелен был на действие, которое побуждает обе стороны крутиться в учащенном ритме. Именно действия способны ускорить появление необходимых зацепок.

– Давай сделаем так: я занимаюсь поисками твоего Козельского, ты включаешь в игру своего бесшабашного и расчетливого. Как спина?

– Не ходите, дети, в Италию гулять, – пропел Моржаретов. Именно в Италии, в стародавние свои капитанские времена, когда и не в МУРе еще служил, а в КГБ, он ухитрился подцепить радикулит, пролежав зимой несколько часов на стылых аппенинских камнях в ожидании связника.

– Хорошо, что у меня совести нет, а то уже давно бы застрелился. – Муровец сжал коленями свои ручищи, словно в них уже был вложен пистолет. Связником, опоздавшим на место встречи, и был капитан Глебов. За что и перекочевали из КГБ в милицию: такие ошибки не прощались…

– Лучше давай сначала доделаем земные дела, – не поддержал идею несовестливого муровца Моржаретов.

– Тоже неплохо, – не стал возражать гость.

– Кстати, в нашем госпитале, говорят, появилась новая врачиха, целый майор. Здорово спины лечит. Кто ходил, хвалит. Заскочи на всякий случай.

Моржаретов подозрительно посмотрел на друга. После смерти жены Моржаретова периодически пытается его с кем-нибудь познакомить.

Глебыч понял намек, сделал обидчивое лицо:

– Ну вот, ради него же стараешься, а он… Приземленный ты человек, Серафим. Ладно, пойдем по цепочке Соломатин – Вараха…

Как ни старался избегать Борис Людмилу, департамент для этого оказался слишком тесен. Она сама подловила его в нижнем буфете.

– Мы больше не дружим? – сев со стаканом кофе напротив, сразу спросила она.

– Это почему же? – попытался удивиться Борис.

Но сказал в то же время так, чтобы почувствовала: да, он на нее в обиде. Именно ее отказ повлиял на их дальнейшие отношения. Он, а не встреча с Надей.

– И как провел тот вечер без меня? Надеюсь, скучать не пришлось? – изогнув бровь, пристально посмотрела она на доедающего сосиску Бориса.

Спросила так, будто знала о его встрече с Надей. Благо, сосиска оказалась резиновой, и у Бориса выкроилось несколько секунд, чтобы подумать над ответом. Неожиданно даже для себя решил сказать правду:

– Давнюю знакомую встретил.

– Любовь, что ли?

– Трудно сказать. Но встретиться было приятно.

– Обоим? – продолжала выпытывать Люда.

– За других трудно судить.

Оказалось, что говорить правду намного легче: ко всему прочему это давало возможность еще раз вспомнить недавнее прошлое, озаренное встречей с Надей. Лучше было и для дальнейших отношений с Людой: пусть знает, что не евнух. И чтобы потом никаких претензий и удивлений не было. Он ведь не допытывается, кто у нее был до их встречи. И сколько. И насколько приятно им было вместе.

Люда с некоторым разочарованием – не удалось уличить во лжи, – отхлебнула глоток, отставила стакан:

– Гадость. Как в забегаловке. И когда здесь научатся варить кофе и заимеют приличные чашки?

– И сливок нет, а мои прокисли, – кольнул-таки в ответ напоминанием и Борис. – Вчера вылил.

– Правда? Ты покупал сливки? – искренне удивилась Люда, боясь поверить в такое чудо. Женщины могут удивляться и радоваться всяким глупостям.

– Покупал. Я ошалел от тебя с первого взгляда. И мне просто приятно делать хоть что-то для тебя.

Люде хотелось и дальше слушать о себе, но Борис замолк.

– А если бы я тебя пригласила к себе? – вдруг совершенно неожиданно спросила Люда, и Борис замер над тарелкой с салатом.

Люда приглашает к себе? Женщина, перед которой он еще вчера был готов расстелиться ковром, лишь бы ее ноги не коснулись шершавой дороги? Эта чертовски, безумно красивая царица-княгиня? Если по совести, она красивее и Нади, Надя только ближе, милее и дороже. Но эта родинка, этот пробор, этот маленький подбородок и мягкая, даже на вид, шея…