— Зачем же бросать дом? — Дюмареста все это интересовало слабо. — Покидать Фриленд из-за пчел?

— Они очень ядовиты. — Фейн задвинул окно со своей стороны кабины. — Этих пчел даже богатые дома не могут терпеть. Они оставляют им землю — «ничейная земля». Преступники и те, кто вынужден исчезнуть, знают, что на этой земле они будут в безопасности. Торговые дома их там не достанут. К ним прибиваются другие — оставшиеся в живых потомки разгромленных домов, дезертиры, заблудившиеся путешественники и прочие. — Он посмотрел на Дюмареста. — Они остаются там устраиваются, и им удается выжить. Только не спрашивай меня, как.

— Вероятно, просто хотят жить, — сухо произнес Дюмарест. — Что же такого плохого в этой местности?

— Жара. Высокая радиоактивность. Может, причиной этому какая— то минувшая война или просто особое состояние местности. Вот почему здесь так густо растет сфагнум. По этой же причине мутировали пчелы. Вот почему так редок здесь человек. Я видел здешних младенцев. Великое благо для них — умереть немедленно.

Дюмарест заерзал на сиденье. Обшивка изношена, обивка неровная, балки провисли, но он чувствовал себя комфортно. Далеко в небе узкой полоской темноты тянулось нечто, что он принял за стаю птиц… Тени росли, искажая все детали внизу, так что ему казалось, будто они летят в странной вселенной, наполненной фантасмагорическими силуэтами. Фейн что-то проворчал, нажав на пульте рукоятку. Шум двигателей изменился, аппарат замедлил полет и легко заскользил вниз.

— Мы садимся, — сказал он. — По причине плохой видимости.

— Так скоро?

— Темнеет здесь почти мгновенно, едва зайдет солнце. Я не хочу рисковать, об эти валуны можно разбиться.

Они сели на ровном пространстве неподалеку от огромных камней, оврагов и деревьев с шипами. Фейн порылся в ящичке и вынул сверток с сэндвичами и две бутылки вина. Он подал одну бутылку Дюмаресту и поделил сэндвичи.

— Не так уж и много, — извинился он, — но у жены в запасе почти ничего не было.

Хлеб оказался черствым, прослойка безвкусной. Вино было едва терпимым. Дюмарест решил, что оно было изготовлено из медового пива, да еще было изготовлено в домашних условиях и вином не являлось. Но все-таки это были еда и питье.

— Кого вы ищете в Лозери? — спросил Фейн после того, как они поели. — Друга?

— Просто мне надо увидеться с одним человеком.

— Он путешественник, как и вы?

Дюмарест не стал отвечать на вопрос, а только поудобнее устроился в кресле, в котором предстояло провести ночь. Фейн отклонил его предложение провести ночь вне аппарата. Им надо оставаться в кабине, настаивал он. В кабине безопаснее. Какие опасности им угрожали, Дюмарест не стал спрашивать, согласившись с тем, что Фейн лучше знает свою планету.

— Я только подумал, что, может, знаю его, — сказал Фейн. Он помолчал. — Я и сам одно время был путешественником, — сознался он. — Летал, пока не приземлился здесь. Это было шестнадцать лет назад. Я повстречал девушку, и мои полеты закончились. — Он сидел, задумавшись, в залитой звездами темноте. — Я подумал, что с меня довольно путешествий, — продолжал он. — Я — механик и довольно неплохой. Я открыл мастерскую и думал, что разбогатею, но мои мечты не осуществились. Простые люди не могут позволить себе иметь машину, а у торговых домов есть свои механики. Дела шли плохо, пока я не повстречал Ямаи. Я ремонтирую его летательные платформы и еще он дает мне дополнительную работу. Вроде этого полета, — добавил он. — Сам он не летает.

— Почему же? — Дюмарест посмотрел на собеседника. Лицо Фейна в темноте кабины казалось бледным. На панели управления медленно гасли призрачные пятна показателей полуразбитых приборов. — Почему нам пришлось сесть здесь? Разве нельзя было совершить беспосадочный перелет?

— Можно, — согласился Фейн. — Ну а если что случится? Двигатель забарахлит или еще что-нибудь? Звездный свет обманчив, а почва камениста. Мы бы разбились за здорово живешь. Вот почему Ямаи поручил эту работу мне. Не захотел рисковать своими летающими платформами. Но вам не следует волноваться, — заметил он. — С восходом мы стартуем, в Лозери прибудем в удобное вам время, можно будет решить все дела и вернуться в город до наступления ночи.

Дюмарест склонился набок.

— Насчет задатка, — сказал Фейн. — Я бы не хотел, чтобы у вас создалось неправильное впечатлениеЄ

— Нет, не беспокойтесь, — угрюмо бросил Дюмарест; на задаток ушли практически все его деньги. — Не переживайте об этом, когда будете за рулем. Если вы разобьете аппарат, это будет только ваша ошибка.

— Вы правы, — сказал Фейн. — Я не спорю. Но если случится что— нибудь здесь, «в ящике», то это не будет моей ошибкой. Фриленд — место довольно суровое. — Он наклонился вперед, пытаясь заглянуть в глаза Дюмаресту. — Послушайте, — сказал он порывисто. — Я думаю о жене. Я…

— Давайте спать, — сказал Дюмарест.

Фейн вздохнул, кресло скрипнуло под ним, когда он повернулся всем телом.

— Спокойной ночи.

Долгое время Дюмарест лежал без сна, глядя вверх сквозь прозрачный купол кабины. Небо было чистое, от горизонта до горизонта блестели звезды, крупные, как валуны в пустыне, далекие светила и туманности — вымпелы и занавесы светящегося газа, яркого, как серебро, как женские волосы, волосы женщин особого склада.

Он заснул, думая о Дераи.

Страх был облаком, морем, черным туманом, клубившимся все ближе; становясь все сильнее, он обволакивал, подавлял, уносил в мир чистейшего ужаса. Не было ни света, ни звука — ничего, только темнота и страх. Животный страх, такой глубокий, что ее разум карабкался где— то на краю пропасти, стараясь не упасть в нее.

И всегда, всегда тот беззвучный, бессловесный, ни с чем не сравнимый визг.

— Дераи!

Она чувствовала, как першит горло от пронзительных воплей.

— Дераи!

Она почувствовала руки, услышала голос, открыла глаза и увидела свет, благословенный свет!

— Отец!

— Тихо, тихо, детка, — его слова успокаивали, но явственнее слов она слышала мысли отца, усиленные эмоциями. «Что с ней такое? Почему она визжит? Я думал, что это у нее прошло». Нежность, тревога, желание защитить и полная беспомощность. — Все хорошо, Дераи! Все хорошо! — повторял он.

— Дераи! — В спальню ворвался Блейн. Как и на Джоане, на нем был халат, надетый поверх белья. — В чем дело?

Опять у нее кошмары. Бедная девочка. Почему же ее не могут излечить от этого?

Желание защитить. Желание помочь. Сочувствие и понимание.

Холодная, как лед мысль, пронзила ее, как нож:

«Глупая проститутка! Что это с ней опять? Не подобает Кальдорам так себя вести!» Нетерпение, гнев и презрение.

— Моя милая кузина! — Устар вошел в комнату. Он был полностью одет и сжимал в кулаке обнаженный кинжал. — Я услышал крики, — сказал он Джоану. — Я думал, тут какая-нибудь опасность. — Он подошел к краю кровати, опустился на колени, выронил кинжал на пол. — Дераи, дорогая! — Он стал своими руками искать ее руки. — У тебя кошмар, — сказал он доверительно. — Путешествие, должно быть, утомило тебя. Это вполне естественно. — Когда он взял ее руки, его руки были сильные, властные. — Здесь, в замке, ты в безопасности. Никто тебя не обидит.

— Все ли здесь благополучно? — Мигая, в комнату вошел Эмиль, так же, как и сын, полностью одетый; его сопровождал врач. Врач Трудо сел, открыл сумку, вынул шприц. Для него это была вполне обыденная сцена, но и он чувствовал жалость.

Чувства Дераи были куда сложнее. Огромный ток мыслей, противоречивых эмоций затуманивал слышные только ей звуки и чужое неощутимое насилие. Все столпившиеся в маленькой комнате надрывались, стараясь перекричать друг друга. Но она слышала страшный, беззвучный, сумасшедший визг.

Слышала и эхом вторила ему.

— Дераи! — Джоан побледнел. — Замолчи! Пожалуйста, замолчи!

— Дайте же ей что-нибудь. — Устар выпустил ее руки и повернулся к врачу. — Дайте ей успокаивающее. Поторопитесь!