«Смотрите-смотрите, мистер Драйден, — подумала она. — Вот какие мужчины находят меня привлекательной».

Двадцатичетырехлетний Адам Сен-Жан был высок и широкоплеч. Выбравшись из кареты, он провел ладонью по блестящим черным волосам и, заметив Лили, тотчас же направился к ней. На его чувственных губах играла улыбка.

— Адам, слушай внимательно, у меня мало времени, — проговорила Лили ему на ухо, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. — Наши планы рухнули.

— Возникли затруднения? — спросил Адам, глядя ей в глаза. — Не надо так волноваться, Лили. Ведь я здесь, и я готов оказать тебе любую услугу.

— Я всю объясню тебе прямо сейчас. Потом у меня не будет времени. Чтобы избежать… Семейные дела требуют, чтобы я уехала на несколько месяцев, поэтому мне пришлось соврать сестре и зятю.

Лили отвела Адама подальше от кареты, чтобы их не услышала его мать.

— Ты соврала? Ты мне нравишься все больше и больше, — усмехнулся молодой человек.

— В этом нет ничего смешного, Адам. И я не шучу. Ты должен подыграть мне. Это очень важно…

Отец Адама происходил из древнего дворянского рода; мать же не могла похвастать благородным происхождением. Рассказывали, что старший Сен-Жан, сражаясь за независимость Северной Америки под командованием генерала Лафайета, познакомился со скромной Имоджин Эвермонт, совершенно не похожей на кокеток французского двора. Не трудно понять, почему третий и безземельный сын французского барона остался в Новом Свете — ведь здесь перед ним открывались безграничные возможности; гораздо труднее понять, почему французский аристократ решил жениться на простолюдинке. Однако супруги имели троих сыновей и четырех дочерей — что свидетельствовало о крепком браке — и после окончания Войны за независимость жили в Виргинии и были вполне счастливы.

— В чем дело, Адам? В чем дело? — подала голос миссис Сен-Жан. — О чем вы там говорите? Я никак не могла выбраться из этой проклятой повозки. У меня ноют все кости после этой ужасной езды по ухабам. — Щуря близорукие глаза, она посмотрела на мощные каменные стены особняка. — Настоящий Содом и Гоморра, не так ли? Богатые всегда задирают нос перед теми, кому приходится тяжко трудиться. — Пожилая дама фыркнула и оглянулась на элегантную карету, которую любезно предоставил им Жиль. — Ну, теперь я вижу, что к нам относятся плохо, очень плохо, миссис Коупленд. Почему нам пришлось часами трястись в этом фургоне? Неужели ваши родственники не могли прислать за нами что-нибудь более удобное?

Услышав жалобы миссис Сен-Жан, Лили стиснула зубы. Она взглянула на окна кабинета, пытаясь определить, много ли у нее осталось времени. К ее огорчению, за стеклами уже никого не было. Лили нисколько не сомневалась в том, что сестра с мужем находились где-то рядом и слышали ворчание миссис Сен-Жан.

Она говорила Софии и Жилю о том, что миссис Сен-Жан не отличается хорошими манерами, но тогда у нее не было намерения представлять мать Адама как свою будущую свекровь. Ей и сейчас не хотелось представлять ее подобным образом.

Лили медленно повернулась к парадной двери и увидела тех, кто только что находился в кабинете. Все четверо стояли на лестнице, ожидая, когда им представят жениха и его мать.

— У меня нет времени на объяснения, — прошептала Лили, повернувшись к Адаму; тем временем его мать отчитывала слугу за то, что он недостаточно бережно обращался с ее багажом. — Мы помолвлены. Если кто-нибудь спросит, то скажи, что мы намерены обвенчаться в первую неделю января.

— Значит, мы помолвлены? — Взглянув в сторону дома, Адам расплылся в улыбке. — Конечно, помолвлены, — ответил он на свой же вопрос и на правах жениха запечатлел поцелуй на щеке Лили.

— Помолвлены? Кто помолвлен?! — спросила миссис Сен-Жан так громко, что ее слышали не только на ступеньках лестницы, но, возможно, и в соседнем поместье. — Адам, немедленно прекрати целовать миссис Коупленд.

Мистер Сен-Жан повиновался, но не сразу. Он еще несколько раз поцеловал Лили, ибо прекрасно понимал, что теперь имеет на это полное право. Наконец, отстранившись, Адам проговорил:

— Улыбнись, любовь моя. Тогда все будет выглядеть гораздо убедительнее.

Лили улыбнулась своему новоиспеченному жениху, затем, повернувшись к приближающимся родственникам, одарила и их чарующей улыбкой.

Ей очень хотелось бы думать, что она разыгрывает весь этот спектакль для Софии и Жиля, но сердце подсказывало: у нее один-единственный зритель и только для него одного она старается.

Для Уэбба Драйдена.

Тем временем София с Жилем приближались. Уэбб следовал за ними.

— Кто здесь собирается венчаться? — вопрошала миссис Сен-Жан, и ее голос звучал еще громче.

— Как кто? Ваш сын и леди Лили, — ответил Уэбб, впиваясь взглядом в глаза Лили. — Мы только что узнали эту приятную новость.

У миссис Сен-Жан отвисла челюсть; почтенная дама покачнулась, словно собиралась упасть в обморок. Бросив взгляд на Адама, Лили поняла, что сейчас он снова начнет целовать ее, вместо того чтобы прийти на помощь матери. Вырвавшись из его объятий, она бросилась к миссис Сен-Жан.

— Ох, простите меня… Мне очень жаль, что мы сообщили вам эту новость… таким образом, — говорила Лили. — Но дело в том, что во время плавания я дала согласие стать женой вашего дорогого сына,

Ресницы миссис Сен-Жан затрепетали, и она стала хватать ртом воздух, точно выброшенная на берег макрель. Наконец заговорила:

— Сначала, поддавшись соблазну встретиться с благородными людьми, я согласилась приехать в этот Содом и Гоморру — согласилась, рискуя погубить свою душу. Но такое!.. Мой дорогой мальчик женится на даме знатного происхождения. Подумать только — на леди Лили! Я думала, миссис Коупленд, что вы просто дразните моего мальчика. Если «Уатертон», — продолжала она, ссылаясь на плантацию Сен-Жанов, — подходит для меня, то там будет неплохо и вам. — Миссис Сен-Жан взглянула на своего улыбающегося отпрыска. — Как тебе удалось сделать такой подарок матери, Адам? — Она прижала сына к широкой груди так крепко, что едва не сломала ему ребра. — Представляешь, как будет рад твой отец! — Пожилая дама посмотрела на Уэбба глазами, полными слез. — Мне даже и не снилось, что мой Адам может жениться на особе благородных кровей. Я с трудом в это верю!

— Я тоже, — прошептал Уэбб на ухо Лили.

— Портвейн и сигары, — проговорил Уэбб, когда вечером джентльмены вошли в единственное убежище мужчин — трофейную комнату, — величайшее благо цивилизации, не так ли, мистер Сен-Жан? — Он хлопнул гостя по широкой спине, вложив в удар всю свою силу.

— О да, — с широкой улыбкой ответил Сен-Жан. — У меня слабость к напиткам. Особенно чужим!

Адам, вошедший следом за Уэббом, в изумлении осматривал трофейную комнату Байрнвуда — гордость дедушки Жиля. Старый маркиз был помешан на охоте, и вся комната — излюбленное место отдыха — была заполнена чучелами зверей и сверкающим оружием.

— Никогда не видел ничего подобного, — проговорил Адам с неподдельным восхищением в голосе. — Это вы их всех подстрелили? — спросил он Жиля.

— Это мой дед потрудился, — улыбнулся маркиз. — Старик обожал охоту и очень злился, когда кто-нибудь не верил его охотничьим рассказам. Поэтому он обратился к местному чучельнику, и тот сделал чучела из всех его охотничьих трофеев.

— Я бы сказал, что он был метким стрелком, — заметил Адам, осматривая коллекцию. — Вы счастливый человек. У вас замечательная комната, а…

— Только не говорите об этом моей жене. Она терпеть не может эту комнату. Все время жалуется, что здесь трудно поддерживать порядок, так как прислуга не горит желанием входить сюда, чтобы смахивать пыль.

Все рассмеялись.

— А вот я украсил эту комнату лишь одним трофеем — бильярдным столом, — снова улыбнулся Жиль, снимая со стены кий, висевший рядом с коллекцией пик.

— Прежде чем вы начнете, я предлагаю тост за счастливейшего из нас, — сказал Уэбб, подходя к подносу со спиртным; незадолго до этого дворецкий установил поднос на лапах чучела лисицы, обряженной в нагрудные доспехи.