— Мне нужно выпить, — объявила она. — И тебе тоже.

Аннабел и не думала спорить.

— Эта раздражающая пронырливая парочка. — Бабушка залпом опорожнила бокал бренди. Затем налила себе второй и сделала глоток. Потом налила бренди Аннабел. — Но они правы, черт бы побрал все на свете! Ты, девочка моя, влипла в неприятности.

Аннабел пригубила бренди. Пить спиртное в половине десятого?! Что бы сказала мама?

Бабушка покачала головой:

— Глупая ты, глупая. О чем ты только думала?

Аннабел надеялась, что это риторический вопрос.

— Что ж, полагаю, лучшего ты не знала. — Она опустошила свой бокал и уселась в любимое кресло. — Тебе повезло, что твой дед — хороший друг графа. Мы еще спасем этот брак для тебя.

Аннабел послушно кивнула, желая…

Желая… Чего, собственно?

Просто желая. Чего-нибудь. Чего-нибудь хорошего.

— Слава Богу, что у Джадкинса хватило здравого смысла доложить мне обо всех твоих визитерах, — продолжала бабушка. — Послушай меня, Аннабел, нет никакой разницы, какого мужа ты выберешь, но хороший дворецкий стоит своего веса в золоте.

Аннабел сейчас меньше всего хотелось думать о дворецком.

Бабушка еще отхлебнула бренди.

— Джадкинс сообщил, что еще раньше здесь были Ребекка и Уинифред.

Аннабел кивнула, сообразив, что имеются в виду леди Уэстфилд и леди Челлис.

— Сейчас визитеры пойдут толпой. — Бабушка, прищурившись, посмотрела на Аннабел: — Надеюсь, ты к этому готова?

Аннабел ощутила, что ее охватывает отчаяние.

— А мы не можем сказать, что нас нет дома?

Леди Викерс только фыркнула в ответ:

— Нет, не можем мы сказать, что нас нет дома. Ты влипла в поганую историю и будешь выходить из нее как настоящая леди. Надо высоко держать голову, вежливо принимать каждого гостя и запоминать каждое слово, чтобы потом на досуге все тщательно проанализировать.

Аннабел села, затем поднялась на ноги, потому что дворецкий объявил о приходе очередных визитеров.

— Допей-ка лучше бренди, — велела бабушка. — Оно тебе понадобится.

Три дня спустя

— Если ты не предпримешь чего-нибудь, чтобы исправить то, что натворил, я больше никогда не стану с тобой разговаривать.

Себастьян поднял глаза от яичницы на исполненное великолепной ярости лицо жены своего кузена. Оливия сердилась не часто, и это было потрясающее зрелище.

Хотя с учетом всего происшедшего в последнее время он предпочел бы, чтобы ее ярость была направлена на кого— то другого.

Себ посмотрел на Гарри, читавшего газету во время завтрака. Тот лишь пожал плечами, явно указывая на то, что не считает это своей проблемой.

Себастьян отхлебнул чая и только затем осторожно поглядел на Оливию.

— Прошу прощения. Вы обращаетесь ко мне?

— Гарри! — воскликнула она с возмущенным выдохом. Но ее муж лишь покачал головой, не поднимая глаз от газеты.

Глаза Оливии угрожающе сузились, и Себ решил, что очень рад не оказаться на месте Гарри, когда тот вечером останется наедине с этой тигрицей. Наверное, это все-таки опасно.

— Себастьян! — сурово проговорила Оливия. — Ты вообще меня слушаешь? Веди себя прилично!

Он заморгал и сосредоточил внимание на ее лице.

— Я ловлю каждое ваше слово, дорогая кузина. Вы же это знаете.

Она рывком выдвинула стул, стоящий рядом с ним, и решительно уселась на него.

— Не хотите ли позавтракать? — мягко поинтересовался он.

— Позже. Сначала я должна высказать вам все, что считаю нужным.

— Я буду счастлив наполнить вашу тарелку, — предложил он. — Знаете ли, в вашем положении не стоит оставаться без завтрака.

— Мое положение не самая первоочередная проблема в данную минуту, — продолжала она, указывая изящным длинным пальцем в его сторону. — Сидеть!

— Я уже сижу, — кивнул Себ, повернувшись к Гарри, спросил: — Как ты ее терпишь?

Гарри впервые за утро поднял взгляд от газеты и, хитро улыбнувшись, пробормотал:

— Знаешь, в этом есть и некоторые выгоды…

— Гарри! — взвизгнула Оливия.

Себастьян с удовольствием увидел, что она покраснела.

— Ладно, — сказал он. — Что я такого натворил?

— Речь идет о мисс Уинслоу.

Мисс Уинслоу… Себ попытался не хмуриться, подумав о ней. В чем было немало иронии, так как последние два дня он хмурился, стараясь не думать о ней.

— А что с мисс Уинслоу?

— Вы никогда не упоминали, что за ней ухаживает ваш дядюшка.

— Я вовсе и не знал, что мой дядюшка ухаживает за ней. — Кажется, его голос прозвучал напряженно. Так дело не пойдет. В конце концов, надо научиться держать себя в руках. Нельзя выдавать себя даже выражением лица.

На миг наступила тишина.

— Вы, наверное, очень на нее рассердились, — неожиданно заключила Оливия.

— Напротив, — небрежно откликнулся Себастьян.

Прелестный рот Оливии приоткрылся от удивления.

— Вы на нее не сердитесь?

Себастьян пожал плечами.

— Злость требует столько энергии. — Он поднял глаза от еды и равнодушно улыбнулся: — У меня есть более приятные занятия.

— Неужели? То есть, я хочу сказать, конечно, есть. Но право, вы должны согласиться…

Себастьян подумал, что ему нужно сделать что-то с тем раздражением, которое все больше его переполняло. Оно было крайне неприятно, и он всегда находил, что легче позволить подобному чувству, как и оскорблениям, скатываться с него, как вода. Но неужели Оливия решила, что он станет весь день сидеть и есть конфетки?

— Себастьян! Вы меня слушаете?

Он улыбнулся и солгал:

— Разумеется.

Оливия издала звук, средний между стоном и рычанием, но, собрав силы, продолжала:

— Ладно, вы на нее не сердитесь, хотя, по моему мнению, имеете на это полное право. И все же…

— Если б за вами ухаживал мой дядя, — прервал ее Себастьян, — неужели вам не захотелось бы испытать несколько последних моментов веселья? Скажу не хвастаясь, что со мной очень приятно общаться, хоть я говорю это о себе сам. Не думаю, что кто-либо оспорит, что я гораздо приятнее в общении, чем Ньюбери.

— А ведь он, пожалуй, прав, — заметил Гарри.

Оливия насупилась:

— Я думала, ты не слушаешь.

— Я и не слушал, — ответил он, — просто сидел и читал газету.

— Как только ты его терпишь? — пробормотал Себастьян.

Оливия скрипнула зубами и с ехидцей ответила:

— Есть кое-какие выгоды…

Хотя, подумалось Себу, сегодня вечером Гарри этих выгод явно не увидит.

— Словом, так, — обратился Себастьян к Оливии. — Я ее нисколько не обвиняю. Наверное, она должна была мне что-нибудь сказать, но я понимаю, почему она этого не сделала, и подозреваю, что любой из нас поступил бы так же.

Наступила пауза, затем Оливия с оттенком удивления промолвила:

— Это очень великодушно с вашей стороны.

Он пожал плечами:

— Злиться вредно для здоровья. Только взгляните на Ньюбери. Он точно не был бы таким толстым и багроволицым, если б не ненавидел меня так сильно. — И с этими словами он вернулся к своему завтраку, размышляя о том, произвело ли впечатление на Оливию его красноречие.

Она выждала несколько секунд, а затем продолжила:

— Я рада слышать, что вы не затаили на нее зла. Как я уже сказала, она нуждается в вашей помощи. После этой вашей сцены в «Уайтсе»…

— Что-о?! — рявкнул Себастьян, едва сдерживаясь, чтобы не стукнуть по столу. — Минуточку. Это была вовсе не моя сцена. — Если хотите выругать кого-то за то, что случилось, обратитесь к моему дядюшке.

— Ладно, ладно. Прошу прощения, — проговорила Оливия, достаточно смущенная, чтобы Себастьян поверил в ее искренность. — Я понимаю, что это была целиком вина вашего дяди. Но конечный результат такой же. Мисс Уинслоу оказалась в ужасной ситуации, и вы единственный, кто может ее спасти.

Себастьян сделал очередной глоток и затем тщательно вытер рот салфеткой. Существовало по крайней мере десять пунктов относительно утверждения Оливии, по которым он мог бы ей возразить, если бы был человеком, способным всерьез возражать утверждениям женщины в гневе.