Анье поднялась наверх.

И увидела человека. Он сидел в тени самого верхнего камня, как у подножия трона, и смотрел на нее. Он не шевелился. У него была очень белая кожа, одежда на нем была темная, коричнево-зеленая. В руках он держал лук и две стрелы. Темный, такой неподвижный, он мог бы слиться с лишайниками, богато покрывавшими камни. Особенно если смотреть издали.

— Вы… кто? — тихо спросила она, словно пробуя голос.

Человек не ответил. Взгляд его стал удивленным. Он по-прежнему не шевелился.

— Почему вы не отвечаете? — ей потихоньку снова начинало становиться страшно.

— Ты меня видишь, девушка? — недоверчиво спросил тот, как-то странно выговаривая слова.

— Да, сударь, — удивилась Анье. — Вы из лесной стражи? Отведите меня домой, будьте любезны. Я Анье Тианаль, — для пущей важности добавила она.

— Ты либо очень отважна, либо непроходимая дура, — ответил мужчина некуртуазно.

Анье была готова возмутиться, как вдруг мужчина насторожился, бесшумно поднялся и знаком приказал Анье молчать. Мужчина застыл, прислушиваясь. Анье прислушалась тоже.

Ничего.

Она хотела было уже спросить у мужчины, в чем дело, как услышала тихий-тихий плач. Это был даже не звук в полном смысле этого слова — скорее, предчувствие звука.

— Кто…

— Заткнись, — одними губами произнес мужчина.

Снова послышался плач — уже ближе. Птицы вдруг перестали перекликаться, даже насекомые исчезли. Жалобный, тихий плач ребенка. Мужчина вдруг положил лук на камни, достал из-за пазухи черный платок и завязал себе глаза. Затем уверенно, словно с открытыми глазами, взял лук и наложил стрелу на тетиву.

Вот тут Анье действительно испугалась. Слишком странно действовал человек. А плач приближался. Теперь в нем слышалась странная настойчивость. Мужчина медленно поворачивался, направляя острие стрелы куда-то в лесную тень. Анье, которую уже ощутимо трясло, следила за направлением стрелы. И вдруг тень от дерева по другую сторону поляны как-то дрогнула. Всего на миг, словно это был обман зрения, но стрела уже сорвалась с тетивы. Мужчина тут же наложил другую и замер, прислушиваясь. Плач прервался коротким скулением. Он еще раз выстрелил. Короткий всхлип. Тишина. Мужчина почти бесшумно скатился вниз, исчез в лесу и через несколько бесконечных мгновений появился на поляне с отвратительным куском окровавленной кожи с длинными прядями белых волос. Сунув добычу в кожаную сумку, он быстро поднялся на камни.

— Я слышу погоню, — спокойно сказа он. — Сюда мчатся кони, лают собаки. Это Дневные. Сдается, это за тобой.

— Я ничего не слышу, — прошептала Анье.

— Ты Дневная, и ты не привыкла к лесу. Зря ты ушла из дома.

— Ты Ночной? — ахнула Анье. — Но ты же совсем как мы!

Мужчина даже не ответил.

— Жди тут.

Он спустился вниз — и как растворился в тени. Точно как Ифа растаял в лесу облачком.

Через пару минут Анье тоже услышала далекий лай собак. Он все приближался, потом послышались голоса и топот копыт, треск веток и ругань. На поляну выскочили собаки, стали прыгать вокруг камней, затем одна бросилась было в лес, туда, куда стрелял Ночной, и тут же вылетела оттуда с жалобным визгом.

А потом на поляне появился брат со своими людьми.

— Да вот она! — заорал кто-то.

Брат молча смотрел на нее снизу вверх, и ничего хорошего его взгляд не предвещал.

— Слезай, — наконец, сказал он.

— Господин! — выбежал и леса один из охотников. — Господин!

— Что там? — рявкнул Тианальт.

— Полудница, — почтительным шепотом проговорил тот. — Мертвая. И скальп снят.

Брат мгновенно забыл об Анье. Она начала робко спускаться вниз. На поляну вытащили бледное существо, похожее на человека, на женщину в длинной белой одежде. Но на самом деле это были длинные волосы, покрывавшие ее тело от шеи до ног. Лицо полудницы было отвратительно похоже на человеческое — огромные ярко-зеленые глаза с вертикальным зрачком, нос с очень узкими ноздрями и треугольный безгубый рот, полный острых зубов. Тонкие когтистые пальцы мертвой хваткой вцепились в торчащее из груди древко стрелы. По жесткой шерсти скатывалась каплями слишком темная кровь. Вторая стрела вошла твари в лоб.

— Такую тварь завалить двумя стрелами… — уважительно прошептал охотник.

— Ночной, — коротко бросил Фарна.

Брат молча посмотрел на сестру. И отвесил ей с размаху оплеуху. Анье схватилась за щеку, глаза мгновенно наполнились слезами, щека покраснела, в ушах зазвенело. Охотники отворачивались и продолжали разговоры, словно ни в чем ни бывало.

— У нас в Холмах женщин не бьют, — послышался голос из ниоткуда. Вот тут все замолчали. А возле камней снова стоял Ночной.

— Она моя сестра! — от неожиданности ответил Вирранд, глядя во все глаза на Ночного.

— И что?

Вирранд побагровел, озлившись на себя. С чего он, Блюститель Юга, оправдывается, да еще перед непонятно кем?

— Я Вирранд Тианальт. Я…

— А я Хелья из Холмов. И тут не Тиана, а лес. И мне ты никто.

Вирранд молча потянул из ножен меч.

— Я не буду с тобой драться — между нами Уговор и вражды нет. Но я с удовольствием набил бы тебе морду. Любящий братец.

— Я вправе учить эту дуру, — процедил Вирранд, делая охотникам знак отойти.

— Она дура, но отважная. И еще вот что я скажу тебе, Тианальт — она увидела меня неподвижного.

С этими словами Ночной повернулся и снова исчез. Собаки поскуливали, прижимаясь к ногам ловчих.

Виранд стиснул кулаки.

— Это неправда, — глухо сказал он. — Вранье. — Он закусил губу, помотал головой, затем заорал: — Ну, что встали? Домой!

Грубо рванул Анье за руку, вздергивая ее к себе на седло.

— А с тобой мы еще дома поговорим, сестрица.

— Ой, братик! — почуяв расправу, быстро запричитала Анье. — Ой, не надо! Ой, милый! Ой, пожалуйста!

— Заткнись, — прошипел Вирранд.

Всю дорогу в замок он угрюмо молчал. Он ненавидел сестру за то, что чувствовал себя неправым. А себя — за то, что испугался слов Ночного. Дневные могут увидеть Ночных только если те нарочно покажутся. Видят Ночных просто так лишь… выродки? Он не верил в существование выродков. А если они и существуют, он не верил в то, что эта их способность противна богам. И более того — он не верил в Шепот богов.

Но вот сейчас он сам убедился, что выродки… то есть, те, кто видят Ночных в любой момент, есть.

Какой вывод он доложен теперь сделать? Какой?

Вирранд помотал головой, прикусив со злости длинную прядь волос.

К Тиане они подъехали уже вечером, когда последний краешек солнца скрылся за лесом.

На рассвете на Знаменной башне ветер тихонько раскачивал маленькую фигурку, похожую на белое облачко.

Тиво Ньявельт мерз, не смотря на летний день. Теплый ветер раскачивал ветви старой яблони, навалившейся на балкон, нагревал белые плиты. И все равно Тиво было холодно. Болезни в последнее время все чаще напоминали о годах. И все чаще подступала тоска. Тиво всю жизнь был человеком деятельным. Но если прежде он трудился ради ясной цели — преумножить богатство, влиятельность и славу семьи, обеспечить будущее сыновьям — то теперь он все чаще делал дело просто ради дела. Чтобы не думать о том, что цели больше, собственно, и нет. Настал момент, когда воспоминаний стало намного больше, чем надежд. А, значит, жизнь перевалила через вершину, и начался неумолимый спуск к смерти.

Сыновья оказались неудачными. Старший — пьяница. Тиво решительно лишил его наследства. Младший — дурак. Умный не ушел бы в пограничную стражу, а остался бы здесь, умножать богатства и славу семьи. Оставалось надеяться на внуков. Тиво покачал головой. Жаль, что Вирранд Тианальт не его сын. Жаль.

Но все же есть еще надежда, что сыновья в конце концов женятся и родят хороших внуков. Вон, отец у Вирранда был совсем никчемный человека, а внук каким молодцом оказался! Вдруг и с его внуками него будет так же?

Немного у него оставалось надежд, зато эти надежды заставляли его жить дальше.