— Ну да. Они свалили Мацу-тян[10] и стали колотить его по голове. Я сказала им, чтобы они немедленно прекратили драться, но… — Мими аккуратно засунула грязную марлю в целлофановый пакет.

— Очкарик не хотел идти домой, — перебил сестру Тёбо. — Ему братца нянчить надоело. Вот он и решил поиграть со щенком на дороге. Бегал за ним, бегал да и споткнулся. Очки с него свалились. Он их стал искать, а тут «пончики» откуда ни возьмись. Схватили его и стали лупить. Плохо быть очкариком…

— Значит, и Тайхо унесли, — вздохнула Фусако, поглядывая искоса на локоть, который Мими обмывала перекисью водорода.

— Ага. Мальчик в красной майке забрал. Свистнул, а пёсик сразу же хвостом и завертел. И языком его в щёку лизнул. Славный такой щеночек, — сказала Мими.

— Ох и недотёпа этот Мацу! Мог бы и убежать. Изловчился бы как-нибудь, схватил бы Тайхо — и наутёк. Не мог уж щенка отбить, болван! — рассердилась Фусако.

— А вдруг они Очкарика уведут в свой двор да и повесят вниз головой с качелей? Что тогда? А? — зловеще предположил Дабо, вращая покрасневшими глазами.

Но Фусако, как видно, больше волновала судьба Тайхо, а не Очкарика.

— Вчера вечером мы построили с отцом прекрасную конуру. Сегодня он хотел покрасить её, обещал краску купить. Что теперь будет?

Лягушонок разглядывала жука, добравшегося до самого кончика её пальца.

— Не огорчайся, Лягушонок. Отниму и принесу тебе твоего Тайхо. Давай лучше поищем Каттяна и Дзюна да поможем Очкарику. Дабо, как ты думаешь, не схватили ли они Каттяна?

Тёбо подпрыгнул и уцепился за ветку дерева. Затем, легко подтянувшись, он перевернулся на ней один раз и полез на верхушку. Тёбо лучше всех ребят лазил по деревьям.

— Что-нибудь видно?

— «Пончики» уходят с горы. Красная Майка несёт на руках твоего Тайхо, Лягушонок. Что это? Кажется, Очкарик? Надо же! Они привязали его к дереву.

— Значит, унесли всё-таки…

— И Дзюн там, и Каттян… Очкарик Мацу прикручен верёвками к каштану. Лягушонок, пойдём посмотрим, что там происходит.

Дабо и Лягушонок, царапины которых были уже смазаны йодом, побежали к каштану. За ними Тёбо, за Тёбо последовала Мими. Только ей одной было весело и спокойно — свои обязанности она выполнила.

— Странный ты человек, Очкарик! Тебя к дереву привязали, а ты знай себе посмеиваешься. Хотелось бы мне заглянуть тебе в котелок — варит ли он ещё или нет.

— Я не вру, Дзюн. Честное слово, мне очень удобно. Если думаешь, я вру, попробуй сам. Давай я прикручу тебя верёвками к дереву.

— Нет уж, спасибо!

— Если привязать человека вот так за руки и за ноги, получается, будто за чьей-нибудь спиной сидишь. Вот я и подумал: а что, если привязывать ребёнка к дереву, чтоб не носить его за спиной? Отличная идея, не правда ли? Хи-хи-хи…

Дзюн с изумлением слушал Очкарика.

— Ничего себе идея! И что ты всё хихикаешь? Несёшь тут всякую чушь, вместо того чтобы честно признаться, что позорно попал в плен.

— Чушь?! Что ты, Дзюн! Я всегда, в любом положении о чём-нибудь думаю.

— «Хи-хи-хи»!.. — передразнил Очкарика Мацу Дзюн. — Он думает!

Чем больше слушаешь этого Очкарика, тем сильнее злость разбирает. Дзюн решил не слушать его, однако тот, как-то чудно свесив голову набок, продолжал:

— Что ты находишь в этом странного, Дзюн? Человек тем и велик, что он в любое время думает.

Тут уж Дзюн не выдержал:

— Это ты-то велик? Тебя же поймали и привязали за ноги и за руки к дереву!

— А я и не об этом вовсе. Я же говорю, что открыл новый способ обращения с младенцами! — выкрикнул Очкарик Мацу.

— Новый способ… Смех, да и только.

— Ну конечно, где тебе понять! Ты же не таскаешь целый день ребёнка за спиной.

Очкарик отвернулся — обиделся, наверное.

— При чём здесь ребёнок? Если уж ты зазевался и попал в плен, нужно было думать, как сбежать. И не стыдно тебе висеть тут на дереве и хихикать?

— Не стыдно. Нисколечко не стыдно. — Очкарик вытянул своё длинное лицо вперёд.

— Ах вот как! — Дзюн даже покраснел от злости. Он с презрением уставился на Очкарика.

Тот, побледнев, тоже свирепо глядел сквозь очки на Дзюна сверху вниз. Так они и смотрели друг на друга. Первым не выдержал Очкарик — моргнул.

— К чему ссориться! Сядьте и помолчите, — вмешался Каттян, которому Мими смазывала ногу йодом.

Дзюн продолжал недовольно ворчать себе под нос, зло поглядывая на Очкарика, которого наконец отвязали от дерева. А Очкарик сердито смотрел на Дзюна, однако оба сели на траву и замолчали.

Дзюн с досады выдернул клок травы и отбросил его в сторону.

— Послушай, Каттян! — сказала Фусако. — А что будет с Тайхо? Мы не пойдём его отбивать?

Каттян промолчал.

— Вот и Тайхо забрали. Всё из-за тебя, растяпа, — буркнул Дзюн.

Но Очкарик Мацу не удостоил его ответом.

— Всё это пустяки. У меня план пещеры, кажется, украли. Это посерьёзней…

Все сразу же повернулись к Каттяну. Тот, боясь, что ребята скажут что-нибудь неприятное, продолжал скороговоркой:

— Я думал: обронил где-нибудь нечаянно. Поискал — нигде нет. Если план у них…

Тёбо, Дзюн, Очкарик Мацу и Дабо, который, прикрыв один глаз, ковырял в носу, — все молча уставились на вожака.

Растерянность, недоумение и страх были написаны на их лицах.

Каттян сидел на траве, вытянув ноги. Сильно болела нога, густо смазанная йодом.

— Ну вот щенка увели, все ранены, у меня шишка на голове болит — нет терпения. Секретный план украли. Вдобавок ещё и дома попадёт, потому что явимся грязные как черти. Всё это кара за то, что мы велели им положить ответ под ящик для пожертвований у дверей святого храма, — бубнит Дабо невнятно — у него всегда точно каша во рту.

Издав горестный возглас и широко раскинув руки, он валится на траву.

На каштан садится цикада и начинает противно зудеть. Сквозь ветви деревьев сверкают солнечные лучи, будто отражаются от стёклышек. Налетает ветер, проносится с шумом по верхушкам деревьев.

И тут Очкарик Мацу, сидевший, насупившись, на траве, говорит спокойно:

— Если украли план, это ещё не значит, что украли пещеру. Думаю, огорчаться не надо. Пещера-то пока в целости-сохранности.

Густые ресницы Каттяна дрогнули — он хотел что-то сказать, но его опередил Дзюн.

— Очкарик совсем дурак, — сказал он ехидно. — Надоел он мне со своими глупостями. Тайна потому и называется тайной, что о ней никто не знает. А если о ней узнают другие, что останется? Ты что, не понимаешь?

— Подожди, Дзюн. Мацуо прав. Верно он говорит: пещера пока в наших руках. Так что расстраиваться не будем.

Дабо и Лягушонок удивлённо посмотрели на Каттяна. Они не совсем понимали, что хочет сказать им вожак. Тёбо рисовал прутиком реактивный самолёт.

— Тогда вообще не нужно было рыть никакой пещеры, если бросать работу, когда тайна открыта. Конечно, было бы хорошо, если бы никто не знал, где она находится, но не всегда получается, как хочется. Думаю всё же, они не поймут, где расположена пещера, даже если и взглянут-на план. Место там не обозначено. Усилим охрану, и только. А сейчас давайте лучше разработаем новый стратегический план.

Каттян улыбнулся.

— Что я придумал! «Пончики» пойдут к нам по тропинке у обрыва. Давайте выроем там много ям-ловушек, — предложил Дабо.

— Незачем, — сразу же возразил Тёбо, отбросив прутик, которым он рисовал, в сторону.

— Почему? — недовольно спросил Дабо.

— А что толку? Не пройдут один раз, и всё. Я думаю, лучше усилить охрану, — сказал Тёбо.

— И что же? Как заметим их, сразу бросаем копать и куда-нибудь прячемся? Да?

Тёбо не знал, что ответить.

— Неинтересно как-то получается. Всё время прятаться придётся.

— Но, Дабо, что важнее: драться или рыть пещеру? Надо сделать так, чтобы не заметили вход в пещеру. Для этого его нужно замаскировать, а самим спрятаться. Ты как считаешь, Лягушонок?