— Тайхо! Тайхо! — закричала Фусако. Забыв об осторожности, она встала во весь рост у окна.

— А, Лягушонок!

Мальчишки, игравшие в зале, разом повернулись к окну. И девчонки тоже.

Все уставились на Фусако.

Девчонки даже рты раскрыли от изумления.

Лягушонок мгновенно залилась краской, стала пунцовой, как варёный осьминог. Соскочив с камня, она бросилась наутёк.

— Тайхо! Это был Тайхо! — шептала она, оглядываясь, не бегут ли за ней «пончики», но никто следом не бежал. — Ну что это я припустила так, ведь никто за мной не гонится…

Лягушонок остановилась и неприязненно посмотрела на многоэтажные дома. «Пончики», растворив окно и высунувшись из него, красные от натуги, выкрикивали что-то обидное.

— Там был Тайхо! И он посмотрел на меня, когда я позвала его. Помнит, значит, ещё! — шептала Лягушонок, позабыв даже раскрыть зонт.

Когда Лягушонок вернулась на Гору-за-храмом, из пещеры доносилась весёлая песня:

— Эй, ребята! Я видела Тайхо! — закричала она радостно.

И вдруг песня в пещере оборвалась.

Лягушонок помолчала минутку, затем направилась к пещере. Не случилось ли чего с ребятами?

Не случилось ли чего? Может, несчастье какое? Встревоженная Фусако осторожно приблизилась к пещере, как вдруг оттуда стремглав вылетел Дзюн.

Грязное лицо его было бледным.

Они чуть было не стукнулись лбами.

Фусако ловко увернулась, откинув зонт, хотела спросить, что произошло, но мальчишки и след простыл — исчез в пелене дождя.

«Неспроста, однако, у него такое лицо! Может, кто-нибудь поранил себя?» — подумала Фусако и полезла в пещеру.

— …Нет, не может быть, — услышала она, — потому и послали Дзюна за фонариком.

— Дабо думает, это кротовая нора, а мне что-то не верится. Не может крот вырыть такую огромную нору. Я бросил камешек, а удара о землю не слышно.

— Ой, всё ещё сердце стучит! Каттян, достань поскорее мои очки.

Очкарик Мацу сидел на земле, весь грязный, растерянно моргая узкими близорукими глазами. Перед ним зияла большая чёрная дыра.

— Кажется, яма очень глубокая, Каттян… — сказала Фусако, ткнув в темноту зонтиком.

Всё началось с того, что Очкарик со всего маху воткнул мотыгу в землю, а она провалилась в пустоту, он и сам чуть было не свалился туда же. С минуту он сидел молча, с разинутым ртом, дрожа от страха, а когда пришёл в себя, обнаружил, что очки и мотыга улетели в яму.

Из ямы несло плесенью и сыростью. Казалось, там прячутся какие-то неведомые чудища, слышатся их вздохи.

Фусако даже почудилось, что она видит прозрачные, колышущиеся, как медузы, непонятные существа, и будто они перешёптываются, глядя на неё из темноты.

Она с усилием проглотила слюну. А вдруг это гнездо каких-нибудь оборотней? Ей стало как-то не по себе, и она отвернулась от ямы.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросил Каттян, стоя позади неё.

— Просто большая яма…

— Гм…

— Точно не знаю, но, может быть, это пещера первобытных людей. Или убежище разбойников, которые спрятали здесь свои сокровища, — добавила Лягушонок. Об оборотнях она умолчала.

— Вот здорово, Каттян! Нам повезло. Сразу богачами сделаемся! — воскликнул Дабо.

— Ладно. Принесёт Дзюн карманный фонарик, посмотрим, что за пещера.

— Не надо, Каттян. Опасно, — сказала Фусако.

— Почему?

— А вдруг там углекислый газ? Умрём все.

Это озадачило Каттяна.

— А я знаю, что нужно делать! — воскликнул Очкарик Мацу, вскочив на ноги. — Вспомнил: в таких случаях нужна свечка.

— Свечка?

— Ну да!. Если она не горит, значит, кислорода мало, а углекислого газа много. Тогда нужно сразу же уходить. Как-то читал в книжке про исследователей пещер…

— Дабо, сбегай за свечой.

— За какой свечой? У нас дома нет свечей.

— У нас есть, — сказала Фусако. — На божнице стоит. И спички есть. Сбегай, Дабо.

— Ладно, схожу. А твой отец? Он же сегодня в утренней смене работал, значит, сейчас дома. Сама иди!

— Не волнуйся, нет его. Он в баню ушёл. Сбегай, Дабо.

— Ну ладно. Я мигом, — согласился Дабо и, подражая сирене полицейской патрульной машины, с воем выскочил из пещеры.

— Молодец, Мацуо. Полезные вещи знаешь, — похвалил товарища Каттян.

Очкарик довольно хмыкнул, сощурился; не поймёшь: открыты у него глаза или закрыты.

Вернулся Дзюн.

Тут же осветили карманным фонариком яму, в которую упали очки Мацуо и мотыга. Яма оказалась довольно глубокой: на глаз метра три. Однако самое удивительное было то, что она была также и очень просторной — не хватало луча карманного фонарика, чтобы до конца осветить её. Вот какую пещеру открыл Очкарик Мацу!

Не обращая внимания на дождь, ребята помчались к храму: они давно приметили там лестницу.

— …Осторожнее идите. Как только заметите, что свечка начинает гаснуть, спокойно, без паники поворачивайте назад. Понятно?

— Сыростью несёт!

— Эй, Тёбо, посвети фонариком, не видно, что там впереди.

— Есть ли конец у этой пещеры? Какая большая!

Ребята медленно движутся по пещере, позади них дрожат их собственные тени — кажется, они тяжело наваливаются им на спины. Подошвы ног вдруг сделались холодными, словно обледенели, — не оторвёшь от земли, будто магнитом притягивает.

Все боятся, но не подают вида. Голоса от страха дрожат. Кто-то начинает говорить громко, чтобы скрыть страх, но голос предательски обрывается. Дабо непрерывно оглядывается.

— Ой! Что это там? Белое… колышется.

— Где? Где ты видишь белое?

— А вон там.

— Может, это призрак?

— Призраков на свете не бывает.

— Нельзя сказать, что их совсем нет…

— Почему это?

— Я слышала: в деревне после дождя их видимо-невидимо…

Лягушонок пожалела, что заговорила о таких страшных вещах.

— Каттян! Давай вернёмся.

Дабо, задрожав, схватил Очкарика за рубашку, все сгрудились друг подле друга.

— Ой, тут на стене что-то начерчено.

Тёбо осветил фонариком красноватую глину — на стене была нарисована девочка с короткими волосами, над рисунком — стрела, над стрелой виднелась цифра пять.

— Шифр, наверное. В пещере кто-то жил. Если это были разбойники, то они прятали здесь награбленные сокровища, — поддержал Дзюн предположение Лягушонка.

— К-клад, наверное. Зо-золотые монеты. Я-я знаю: в старину самураи выкапывали в разных местах такие ямы и зарывали в них золото. А иногда они прятали его на дне высохших колодцев. Набивали золотыми монетами ларцы до самого верха, золото так и сияло… — захлёбываясь от волнения, рассказывал Очкарик. — Золото очень ценится, ведь оно совершенно не ржавеет. И теперь ещё иногда, когда роют фундаменты для высоких домов, находят клады. А в такой большой пещере много, наверное, кладов запрятано. Каттян! Пойдём туда, куда указывает эта стрела.

Все слушали Очкарика с горящими глазами.

— Очкарик! А сколько монет в одном ларце? — спросил Дабо.

— Может, миллион, а может, и больше. Недавно отец нашёл в шкафу пять старинных медных монет, отнёс их нумизмату и продал за тысячу иен[16]. А золотые монеты значительно дороже. Сразу можно двухэтажный дом построить.