— Лучше еще раз загляни в свои карты, — безжалостно заявил Лазарус. — Твоя задача — обеспечить, чтобы каждый мужчина, женщина, ребенок приняли участие в этом исходе. Неужели ты собираешься продать идею каждому из них в отдельности и добиться ее одобрения у ста тысяч человек? ЕДИНОГЛАСНО? Чушь, да такую толпу невозможно заставить даже просвистеть в лад «Янки Дудль».

— Но им просто придется согласиться, — запротестовал Барстоу. — У них нет выбора. Либо мы эмигрируем, либо на нас станут охотиться, как на диких зверей, пока не уничтожат. Я абсолютно уверен, что Форд намерен нам подыграть. И он это сделает.

— Тогда почему же ты не идешь на собрание и не говоришь им этого? Почему ты послал меня утихомирить их?

Барстоу устало потер рукой глаза:

— Сам не знаю.

— Тогда я тебе скажу почему, — продолжал Лазарус. — Ты и пятками-то соображаешь лучше, чем они макушками. Ты послал меня к ним рассказывать басни, потому что прекрасно знал: правда не годится. Если бы ты сказал им, что у них один выбор — стать мертвецами или беглецами — кое-кто мог бы запаниковать, и кое-кто заупрямиться. А кое-кто из тех, кто похож больше на старушенций в килтах, мог бы отправиться восвояси и пытаться настаивать на правах, гарантированных ему Договором. И он бы сразу сорвал нам всю игру еще до того, как понял, что правительство не собирается валять дурака. Верно ведь?

Барстоу пожал плечами и невесело рассмеялся:

— Ты прав. Я поступил так неосознанно, но ты абсолютно прав.

— Нет, ты все прикинул заранее, — уверил его Лазарус. — Ты все верно решил, Зак. Я доверяю способностям твоих пяток, именно поэтому я с вами. Вы с Фордом, похоже, намереваетесь натянуть нос всем парням с этой планеты. Так вот, я и спрашиваю тебя: хватит ли у тебя мужества действовать до конца?

Члены Семей сбились в группы, увлеченные жаркими дискуссиями.

— Не понимаю, — говорил Резидент-архивариус кучке взбудораженных людей, окружавших его. — Главный Поверенный никогда раньше не вмешивался в мои дела. А тут он ворвался в мой кабинет, вслед за ним влетел этот самый Лазарус, и Барстоу приказал мне выйти.

— Что же он сказал? — спросил один из слушателей.

— Ну, я спросил: «Могу чем-либо служить, брат Барстоу?» А он отвечает: «Да, можешь. Выметайся отсюда, и прихвати с собой своих девиц». И, представляете, ни единого вежливого слова!

— Нашел на что жаловаться! — насмешливо фыркнул кто-то у него за спиной. Это был Сесил Хедрик из Семьи Джонсон, старший инженер связи. — Мне нанес визит Лазарус Лонг, и он был еще куда менее приветлив.

— В самом деле?

— Заходит он в комнату связи и заявляет мне, что хочет сесть за мой пульт — мол, это приказ Заккура. Я ответил, что никому, кроме операторов, не позволяю прикасаться к чему-либо в рубке, да и вообще, кто он такой? Так знаете, что он сделал? Не поверите: он достал свой бластер и направил на меня!

— Не может быть!

— Может, оказывается. Говорю вам, этот человек опасен. Его надо отправить на психолечение. Я буду не я, если он не ходячий атавизм.

С экрана на Администратора смотрело лицо Лазаруса Лонга.

— Ну как, все записали? — спросил он.

Форд нажал кнопку выключателя факсимильной связи на своем столе.

— Да, у меня все, — подтвердил он.

— О'кэй. Тогда я отключаюсь.

Как только экран погас, Форд произнес в микрофон внутренней связи:

— Главному Провосту явиться ко мне немедленно!

Шеф гражданской безопасности не заставил себя долго ждать. На его лице раздражение боролось с привычкой к дисциплинированности. Этот вечер и так был одним из самых беспокойных на его веку, а тут еще Старик заставляет являться лично. Какого же черта тогда иметь видеофоны, спрашивал он сам себя и недоумевал, зачем он вообще взялся за эту полицейскую службу. Он решил в отместку боссу быть сугубо официальным и подчеркнуто подобострастно приветствовать его.

— Вы посылали за мной, сэр?

Форд не обратил на это никакого внимания.

— Да, спасибо. Вот. — Он нажал на клавишу. Из факсимилятора выскочила кассета с пленкой. — Это полный список Семей Говарда. Арестуйте их.

— Есть, сэр. — Шеф полиции Федерации уставился на кассету, раздумывая, стоит ли спрашивать Администратора о том, как она к нему попала. Ведь пленка появилась у Форда, явно миновав ведомство гражданской безопасности. Неужели Старик имеет свою секретную службу, о которой он даже не подозревает?

— Список алфавитный, но разбит по географическому признаку, — продолжал Администратор. — После того как размножите запись, пришлите… нет, принесите мне оригинал обратно. Допросы с психообработкой можно прекратить, — добавил он. — Просто арестуйте их и изолируйте. Дальнейшие инструкции получите позже.

Главный Провост решил, что сейчас не время проявлять любопытство.

— Есть, сэр! — Он отдал честь и вышел.

Форд снова повернулся к пульту и затребовал к себе главу бюро земельных ресурсов и транспортного контроля. Поразмыслив, он вызвал также шефа бюро рационального потребления.

А в Убежище Семей тем временем заседали Поверенные; Барстоу отсутствовал.

— Не нравится мне это, — возмущался Эндрю Везерэл. — Сначала я спокойно воспринял то, что Заккур решил повременить с отчетом членам Семей. Я думал, он хочет поговорить с нами. Я был уверен, что он посоветуется. Как ты это расцениваешь, Филипп?

Филипп Харди пожевал губу:

— Не знаю… У Заккура своя голова на плечах… но мне тоже кажется, что ему следовало бы потолковать с нами. Он беседовал с тобой, Джастин?

— Нет, не беседовал, — холодно ответил Джастин Фут.

— Так что же нам делать? Не можем же мы насильно привести его сюда и потребовать отчета, если не собираемся отстранять его от дел. Раз он уклоняется от встреч с нами, то Бог ему судья.

Они все еще обсуждали эту проблему, когда нагрянули прокторы.

Лазарус не удивился происходящему и адекватно истолковал события, не выказав и тени беспокойства, так как располагал информацией, которой не имели его братья. Он приготовился подчиниться аресту тихо и благородно — показать пример остальным. Но старые привычки сильны, и Лазарус решил оттянуть неизбежное хоть на несколько суток, нырнув в ближайший мужской туалет.

Это был тупик. Он взглянул на вентиляционную шахту: нет, слишком узка. Раздумывая, что делать дальше, он полез в сумку за сигаретами, и тут его рука нащупала странный предмет. Он вытащил его. Это была бляха, которую он «позаимствовал» у проктора в Чикаго.

Когда один из прокторов, обшаривающих Убежище, сунул голову в уборную, он увидел там своего коллегу.

— Никого, — возвестил Лазарус. — Я проверил.

— Как ты ухитрился оказаться здесь раньше меня, черт возьми?

— С фланга. Туннелем со Стоуни-Айленда, а потом по вентиляционным шахтам. — По мнению Лазаруса, обыкновенный коп не должен был знать о том, что никакого туннеля со стороны Стоуни-Айленда в природе не существует. — Сигарет нет?

— Что? Сейчас не время перекуривать.

— Ерунда, — хмыкнул Лазарус. — Мой легат отстал на целую милю.

— Ну, это твой, — ответил проктор, — а мой-то идет следом.

— Вот как? Что же, отлично… Мне нужно предупредить его кое о чем. — Лазарус хотел было пройти мимо проктора, но тот стоял у него на пути, с удивлением разглядывая килт Лазаруса, вывернутый им наизнанку. Голубая подкладка килта служила отличной имитацией форменной одежды проктора, но только издали.

— Так из какого ты, говоришь, отделения? — повысил голос проктор.

— Из того самого, — ухмыльнулся Лазарус и отвесил ему мощный удар прямо в солнечное сплетение. Наставник Лазаруса в вопросах рукопашной борьбы всегда говорил, что удар в солнечное сплетение гораздо вернее, чем удар в челюсть, — от него почти невозможно уклониться. Сам он погиб во время дорожных забастовок в 1966 году, но его искусство продолжало жить.