От неожиданности я резко дергаюсь и со страхом впиваюсь взглядом в красивое, мужественное, волевое лицо с темной бородой.

Беркут очень странно смотрит. Как будто ему меня жаль. Сочувствует словно.

Отворачиваюсь. Много ли он может чувствовать? Уверена, его сердце давно уже огрубело, превратившись в самый настоящий камень.

Настойчивый стук раздается вновь. Я смотрю на мужчину сверху вниз и не понимаю, чего он хочет.

И тут слышу едва разборчивое, приглушенное:

— Открой.

Понятия не имею, отчего все же слушаюсь его. Тянусь к ручке и поворачиваю ее, чуть приоткрываю форточку.

— Выходи во двор.

Это не приказ. Вежливое предложение. Спокойное. И, наверное, без всякого подтекста.

Глаза болят от пролитых слез, чувствую, что и губы слегка опухли. И нос, наверное, красный...

— Не хочу, — произношу тихий ответ. Не уверена, расслышал Беркут или нет. Поэтому для пущей убедительности отрицательно машу головой.

— Дейв по тебе соскучился. И ему пора повязку снимать. Поможешь?

Я недоверчиво уставилась на мужчину, пытаясь понять, в чем подвох. Не сразу осознаю, что не могу отвести взгляд. Смотрю прямо в его бездонные глаза. Они не карие. И не желтые. Не темные и не светлые. Они яркие. Словно янтарные. С темным ободком и частыми вкраплениями коричневого. Я не вижу в них ярости или злости. Жестокости. И даже раздражения нет ни капли.

Так смотрят только очень уверенные в себе люди. Спокойные. Самодостаточные. Такие, которые плюют на мнение окружающих. И которые делают только то, что сами считают правильным.

— Захвати с кухни ножницы и какую-нибудь тряпку. Ты видела, где они лежат.

Он ждет моего ответа, а я словно воды в рот набрала. Зачем мне к нему идти? Разве не он хотел поразвлечься с женщиной, а вместо этого привезли меня? Разве не его друзья так грубо, не спрашивая моего мнения, засунули меня в машину? Разве не он удерживает меня здесь силой?

Да, все именно так и есть. Но я, вопреки здравому смыслу, все же слезаю с подоконника.

— И куртку мою накинь. У двери на вешалке. Ветер поднимается.

Я порывисто оборачиваюсь, но мужчины уже и след простыл. Тяжело вздыхаю.

В ванне наскоро ополаскиваю лицо холодной водой. Стряхиваю капли с ладоней и пальцев и иду в коридор. Снимаю с крючка огромную серую куртку и надеваю, застегнув молнию.

Зеркал я в доме не заметила. Поэтому выхожу во двор прямо так. Выгляжу, наверное, смешно. Но, а мне-то что?

На улице действительно похолодало. Поток свежего воздуха ударил в лицо, растрепав волосы.

Мне должно быть тяжело и нечем дышать, я ведь в плену, но... выйдя на крыльцо, я почему-то почувствовала небывалое воодушевление и ощущение, что свобода топит меня изнутри. Наверное, это все воздух. Наполнен нотками сухой травы и морозной свежести. Холод не пробирает до костей, лишь дарит фонтан бодрости. Потрясающее мгновение, наполненное жизнью. Сама не люблю загородные дома, ведь я — дитя многоэтажек, проблемных парковочных мест, вечной спешки и загазованности.

А здесь словно время остановилось. И вся суета осталась где-то далеко. Поблизости только бревенчатый домик, собаки, приближающийся звонкий лай которых слышен уже сейчас, и их хозяин — серьёзный, задумчивый, опасный и своевольный гигант.

Как будто я попала в другое измерение. Куда-то в прошлое, когда все жили вот в таких домах. Вот так спокойно и размеренно, никуда не торопясь. Наслаждаясь каждым днём, а не постоянно находясь в бегах.

Здесь словно время замедляется, минуты сбавляют ход. А картина жизни предстает совсем другой. И как будто на второй план уходит тот факт, что меня удерживают здесь силой. Это очень странное ощущение, но почему-то именно сейчас вместо страха и ужаса я чувствую только умиротворение.

— Ну что, принесла ножницы?

Медленно оборачиваюсь. И понимаю, что забыла. Про все забыла.

Мужчина приблизился почти вплотную, взяв мою руку, притянул ближе к себе. Закатал сначала один рукав. С безразличным выражением лица то же проделал и со вторым. Обращается со мной, словно с куклой. Ещё он плавным движением зацепил собачку на молнии, решительно потянув вверх, и застегнул замок до самого горла. А я просто стою и молча подчиняюсь, пока не осознаю, что мужчина скользит ниже огромными ладонями, от плеча до локтей. И замирает.

Это что сейчас было? Мои глаза округляются, и я отхожу на шаг назад.

— Я вижу, ты ничего не принесла. Ладно, сам схожу, — разворачивается.

— А собаки?! — произнесла с сомнением, и тут же перевела взгляд на огромных кобелей.

Он меня с ними наедине оставит?

— Дейв, ко мне, — пёс тут же послушно рысцой подбежал к хозяину, задрав морду. — Охраняй.

Я делаю шаг назад, а пёс лишь лениво поворачивается в мою сторону.

Спустя пять минут мужчина вернулся с ножницами и двумя кружками чая с лимоном.

Он отозвал от меня огромного кобеля и присел на корточки, отдав команду одним движением, без слов. Положил ладонь на землю. И пёс тут же отреагировал.

Через минуту огромная массивная лапа уже была на свободе.

— Гуляй.

Я делаю обжигающий глоток и... понимаю, что наслаждаюсь этим моментом с освежающим вкусом лимона. Вот так просто смакую то, как медленно минуты утекают в пустоту. И никуда не надо торопиться.

Понимаю, что стоящий в двух шагах от меня мужчина очень опасен и не заслуживает доверия. Но я отчего-то сейчас вижу в нем обычного человека. Строгого, неразговорчивого. И который очень любит своих питомцев.

— Как ты Арсу под руку попала?

Вопрос вывел меня из задумчивости. И я только сейчас поняла, что смотрю на Беркута не отрываясь. Его спокойные, вальяжные движения завораживают. При этом он всегда начеку. Я заметила, что он часто, словно невзначай, смотрит по сторонам, как будто оценивает обстановку. Почему-то он очень отличается от своих друзей. По духу. Вернее, не так. С ними он разговаривает на одном языке, некоторые слова которого я даже не понимаю. А со мной — на другом.

— Сама не поняла. Все так быстро произошло. Я возвращалась домой. Меня позвали по имени, и я обернулась. Сказали в машину садиться, — от страшных воспоминаний на душе снова становится неприятно и темно. Противно.

— Дальше, — его взгляд отрешён, мужчина смотрит прямо перед собой, аккуратно подносит к губам горячую кружку. Отпивает.

— Я не помню, как оказалась в машине. Помню, что кричала, но он мне рукой рот закрыл, уже было темно. Никто не поспешил на помощь.

— Испугалась?

— Очень, — от неприятных, липких воспоминаний мороз по коже. Снова и снова. Так странно  обсуждать это с Беркутом. Если он захочет, он ведь и не посмотрит на мое сопротивление. — Я даже хотела прямо на ходу выпрыгнуть из машины, но дверь оказалась заблокирована.

— Тебя ведь никто не тронул, да?

Я вспоминаю состояние обречённости, когда костлявая мужская рука противно накрыла мое колено и двинулась выше, до самого бедра. И горячее отвратительное дыхание опалило кожу за ухом. От страшных картин на глаза снова выступили слезы, и я опустила взгляд.

— Нет, — выдавливаю из себя еле слышно. Стараясь не вспоминать тошнотворные позывы и отстраниться от чувства гадливости, вызванного отвратительным прикосновением.

И тут чувствую, как жесткие пальцы твёрдо приподнимают мой подбородок. Приходится задрать голову, потому что Беркут подошёл вплотную и резко отчеканил:

— Спрашиваю. Они тебя не трогали, правда?

Я словно язык проглотила. Неужели он ждёт, что я признаюсь, даже если бы что-то и было? Дыхание учащается. Он стоит так близко, что мне бы отодвинуться на безопасное расстояние, оттолкнуть, а не стоять вот так... рядом с ним... Голова отказывается соображать. А в памяти против воли всплывает изображение свободной, дикой, беспощадной птицы на широкой, мощной мужской груди. Его подозрительный взгляд заставляет щеки вспыхнуть. Беркут все ещё ждёт ответа.