– Да, – вздохнул Овсяный Рыцарь. – Ты это понимаешь.

Баклажанчик тихонько крякнула.

– Это Море Забвения. Там, посередине, Дронтбург, мой дом. Море веет бризом, брызги навевают сон, а если нырнуть в воду – и того сильнее.

– Но мы действительно собираемся вернуться, – печально подтвердил Овсяный Рыцарь. – Развеселья так прекрасны. А нас Хэллоуин особенно любила.

– Конечно, вы собираетесь, – утешила его Баклажанчик. – Это совсем не ваша вина.

– Если мы так близко к Дронтбургу, Баклажанчик, – тихо произнесла Сентябрь, – может быть, ты хочешь вернуться домой? Я уже предлагала, знаю, но ты же правда совсем не из моей компании. Ты мне ужасно нравишься, но ты можешь отправиться домой прямо отсюда прямо сейчас. А я пойду дальше, мы все пойдем, и все будет в порядке.

Ночная Додо оглядела лунные волны.

– Без лодки я даже имя свое забуду, пока доберусь. – Она вздохнула. – Я, наверно, сумела бы построить Тихий Корабль, будь у меня достаточно времени. А здесь его предостаточно. И брызгам я могла бы сопротивляться долго. – Ветер ворошил ее фиолетовые перья. – Но только я не хочу возвращаться, – сказала тихая птица со свирепой решимостью, какой Сентябрь никогда прежде за ней не замечала. – Они продали меня Толстянке Прекрасной, и хотя я понимаю, что положение их было отчаянным, а Толстянка неплохо обо мне заботилась, они все равно использовали меня как разменную монету, и я не смогу этого простить. Я не монета. К тому же, когда мы покончим со всем этим, я хочу вернуться обратно в Тайн. Хочу вернуться в Кольцевую Башню и изучать Тишину, чтобы стать Тишайшей из всех, – так, чтобы юное создание, которое захочет стать Пфизиком, говорило: «Мама, я хочу быть такой, как Баклажанчик, Ночная Додо! Ведь это она была самым великим и могущественным Пфизиком?» А их мамы должны будут отвечать: «Да, да, конечно, она!»

Сентябрь снова подивилась тому, что даже Додо знает, кем хочет стать, когда вырастет. Сама она пока и представить не могла, чем хотела бы заняться. Сентябрь предполагала, что предназначение – так она мысленно звала профессию – просто садится на каждого, как корона, и с этого момента прекращаются любые сомнения и недовольство и остается лишь уверенность в собственной полезности для мира. Просто ее корона почему-то еще не появилась. Но Сентябрь надеялась, что та поторопится.

Сентябрь обняла Баклажанчика, прижав ее пернатую голову к своему пальто винного цвета.

– Я рада, что мне не придется с тобой расставаться, – сказала Сентябрь и повернулась к глаштину; мысли ее крутились вокруг чего-то, чему она пока не могла дать названия. – Но если вы так любите Хэллоуин, почему тогда вы не позабыли Принца целиком и полностью? Ведь вы живете в краю забвения! Мне просто интересно. Дело в том, что Мирра может оказаться ничем не лучше. Насколько я помню, в книжках люди засыпают надолго, только если они очень красивые, или очень глупые, или суют нос куда не следовало – всякие там яблочки, веретена и прочее.

И тут она вспомнила слова Авогадры о поле, которое излучает Принц и которое заставляет людей говорить о нем. Вот глаштины и говорят!

Сентябрь нахмурилась. События развивались так стремительно, что у нее не было даже возможности их обдумать. Но теперь эти раздумья обрушились на нее волной.

– А что касается королей, то очень глупо складывать все яйца в одну корзину. Если кому-то предстоит стать королем, это вовсе не значит, что он будет хорошим королем или станет делать то, что тебе понравится. Это же будет живой человек, с руками и ногами, и он может оказаться плохим. Любой может оказаться плохим. Имей в виду, в шахматах Король – фигура важная, но слабая. Ходить они могут только на одну клетку, и ставку на них никто не назвал бы разумной. Так почему бы просто не совершить революцию? Это же легче. Тогда вы сможете править сами.

Овсяный Рыцарь выглядел потрясенным:

– Мы любим нашу Королеву. Мы не хотим для нее страданий, изгнаний, унижений.

– Но она слегка склонна к насилию, – пояснил Аэл.

– Королевы прекрасны! – настаивал глаштин.

– Бесспорно! – радостно согласился Аэл.

– Как бы мы без нее узнавали время? И как бы мы жили без Коронаций и Королевских Банкетов?

– Можно учредить Конгресс, – кротко сказала Сентябрь. Здесь, на дне мира, это слово звучало довольно странно. – И выбрать Президента. Там, где я живу, все так и устроено.

– А какую корону носят президенты? – с сомнением спросил Овсяный Рыцарь. – Они знают достаточно загадок, чтобы править страной? А магию свою они где хранят? В Конгрессе?

Сентябрь прикрыла улыбку рукой.

– Думаю, что да, Конгресс – это то место, где Президент хранит свою магию, – сказала она. – Законы – это что-то вроде волшебства. В них много сложных слов, и они могут заставить тебя делать, что захотят.

– Можете звать свою Королеву Президентом, если вам так больше нравится, – пожал плечами Овсяный Рыцарь. – Дело же не в том, что мы не хотели Королеву Пустоты и Развеселье. Мы просто хотели, чтобы наш Принц тоже вернулся. И хотя мы и забываем, что хотим сделать в будущем, ошибки прошлого остаются в наших сердцах. Мы забрали Хэллоуин, чтобы использовать ее, как будто она не вольное создание, которое вправе выбирать свою судьбу. Я давно хотел признаться тебе в этом, Сентябрь, потому что тебе это тоже причинило боль. И вот – признался. – Он снова приложил руку к сердцу.

– Ладно. – Сентябрь улыбнулась и положила ладонь на его руку. – Я тебя прощаю и в доказательство хочу сделать тебе подарок: рассказать, куда мы идем. Я намерена разбудить Спящего Принца. – Сентябрь чуть было не сказала: и зуб даю – разбужу, но глаштин выглядел таким благородным и правильным, что вместо этого она произнесла: – Клянусь!

От-А-до-Л и Суббота уставились на нее. До сих пор они не знали ее плана, но теперь Сентябрь рассудила, что можно открыть им секрет, раз они проявили себя такими преданными и стойкими на луковом поле.

Они добрались до конца пирса. Он простирался бесконечно далеко в море, на глубину, полную теней рыб и темных провалов, куда не проникал свет хрустальной луны.

Сентябрь улыбнулась своим чудесным друзьям, во всей их красе, с блестящими глазами и благородными манерами.

– Знаете, в Волшебной Стране наверху говорят, что в Подземелье полно чертей и драконов. Но это совсем не так! Везде, куда ни пойди, народ – это просто народ, и только очень неприятные существа думают, что другой – это дьявол или дракон потому лишь, что он родом из другой страны или думает иначе, чем ты. Здесь все бурно, и быстро, и смело, но я люблю и то, и другое, и третье тоже!

Суббота положил ей руку на плечо, и они посмотрели в даль подземного океана, в сторону Дронтбурга, далекого и невидимого. Сердце Сентябрь забилось горячо и счастливо.

– Прости меня, – ласково сказал марид. – Я желаю тебе только добра. Сейчас ты этого не понимаешь, но поймешь потом. Все будет прекрасно, и мы будем жить вместе в домике из тыквы и золота.

– И я там буду жить, – сказал Аэл, со слезами, проступающими в его больших темных глазах. – И принесу тебе все книги в мире.

– О чем вы говорите? – засмеялась Сентябрь.

Но ответа она не услышала. Вместо этого, прежде чем Овсяный Рыцарь успел крикнуть берегись! и прежде чем Баклажанчик успела встать между ними, ее любимый Суббота посмотрел ей в глаза, поцеловал в щеку и толкнул ее изо всех сил.

Сентябрь, от потрясения не сумев даже вскрикнуть, упала в пенную глубину Моря Забвения.

Интерлюдия
Две вороны

где мы возвращаемся к нашим друзьям Проницательному и Усердной, которые открывают для себя кое-что, о чем мы уже знали, а также пролетают над чем-то чрезвычайно тревожным, но не придают этому значения

Что же делали все это время наши смиренные вороны, спросите вы? Болтались в облаках или достались на обед какому-нибудь волшебному зверю?