Так вот как живет владелец кофеен «Лингтонс». Личный пляж, личный вид, личный кусочек моря. Теперь понятно, зачем нужны такие деньги.

Пару минут, щурясь от слепящего солнца, я наблюдаю за дядюшкой Биллом. Я-то думала, он греется себе на лежаке, с блондиночкой под боком. Но ничего подобного. Под присмотром тренера дядя Билл, обливаясь потом, делает приседания. Застонав, он валится на коврик.

— Дай… мне… пару… минут, — хрипит он. — Потом… еще… сто.

Меня он не замечает.

— Вы пора отдыхать. — Тренер-француз озабоченно смотрит на подопечного. — Вы хорошо поработай.

— Мне не нравятся мои бедра, — дядюшка похлопывает себя по ляжкам, — надо скинуть еще чуток жирку.

— Мистер Лингтон. Вы не имей лишний жир. Сколько раз вам повторяй?

— Нет, имей! — Я вздрагиваю от вопля Сэди. — Ты жирный! — вопит она ему в ухо. — Очень-очень жирный! Просто омерзительный!

Лицо дядюшки перекашивается. Он решительно встает и принимается приседать, испуская душераздирающие стоны.

— Вот так, — подбадривает Сэди, паря у него над головой. — Мучайся. Ты этого заслуживаешь.

Я не могу удержаться от смеха. Лучше мести не придумаешь. Какое-то время мы наслаждаемся его страданиями, потом Сэди снова подлетает к нему.

— Теперь пусть твой слуга уйдет! — вопит она ему в ухо, и дядя Билл замирает, полуприсев.

— Можешь идти, Жан-Мишель, — с трудом произносит он. — Увидимся вечером.

— Очьень хорошо. — Тренер собирает спортивные снаряды. — Тогда встречайся в шьесть.

Он вежливо кивает мне и взбегает по каменным ступеням.

Ну вот. Теперь мой черед. Я глубоко вдыхаю теплый средиземноморский воздух и иду к дяде Биллу. Ладони у меня неожиданно потеют. Делаю несколько шагов по горячему песку и замираю, ожидая, когда дядюшка обратит на меня внимание.

— Кто тут… — Он опускается на мат, но при виде меня его так и подбрасывает. — Лара? Как ты сюда попала? И что ты здесь делаешь?

Он такой обалдевший и измотанный после пятидесяти девяти тысяч приседаний, что мне его даже жалко. Но я заготовила речь, и я ее произнесу.

— Да, это я! Лара Александра Лингтон. Дочь отца, которого предали. Внучатая племянница, чья двоюродная бабушка была обманута. Племянница злого дядюшки, который всех предал и обманул. Я требую отмщения. — Мне так понравилось последнее предложение, что я повторяю его дважды, и мой голос звенит на весь пляж: — Я требую отмщения!

Уверена, из меня вышла бы первоклассная кинозвезда.

— Послушай… — Дядя Билл уже перестал пыхтеть и обрел контроль над собой. Он вытирает лицо и закутывается в полотенце. Потом улыбается своей знаменитой покровительственной улыбкой. — Очень впечатляет. Но я понятия не имею, о чем ты тут лопочешь. И как тебе удалось проникнуть сюда?..

— Ты знаешь, о чем я говорю, — обличаю я. — Даже не отпирайся.

— Понятия не имею.

Тишину нарушает только плеск волн. Солнце жарит нестерпимо. Мы оба замерли в неподвижности.

Он не желает каяться. Полагает, что в безопасности. Уверен, что никто не знает о тайной сделке.

— Это все из-за ожерелья? — говорит он с таким видом, будто только что догадался. — Недурная безделушка, понимаю твой интерес. Но я без понятия, где оно. Поверь мне. Кстати, отец передал тебе мое предложение? Ты поэтому приехала? Мне нравится ваша настойчивость, молодая леди. — Он сверкает зубами и сует ноги в черные шлепанцы.

Как ему удается перевернуть все с ног на голову? Дай ему волю, он тут же начнет заказывать напитки и притворяться, будто сам меня пригласил. Попытается меня отвлечь, купить, обратить все себе на пользу. Как делал это всегда.

— Я здесь не из-за ожерелья и не из-за работы, — резко говорю я. — Я здесь из-за двоюродной бабушки Сэди.

Дядя Билл возводит очи горе с плохо скрываемым раздражением.

— Господи Иисусе. Ты когда-нибудь уймешься? Последний раз говорю, душечка, ее никто не убивал, да и кому надо связываться…

— И из-за портрета, который ты обнаружил. Работы Сесила Мелори. Из-за секретной продажи картины Лондонской портретной галерее в восемьдесят втором году. Из-за пятисот тысяч фунтов, которые ты прикарманил. Из-за потоков лжи, которые ты лил все эти годы. Ну и что ты будешь со всем этим делать? Отвечай, раз уж я здесь.

Я с удовлетворением наблюдаю, как лицо моего дядюшки плавится, будто масло на солнце.

Это сенсация. Главная новость на первую полосу. Каждой британской газеты.

Билл-Две-Монетки-Лингтон рассказал свою историю. Огромное эксклюзивное интервью появилось в «Мейл», и все газеты словно взбесились.

Полмиллиона фунтов перестали быть секретом. Конечно, мой дядюшка не был бы Биллом Лингтоном, если бы тут же не заявил, что деньги в этой истории не главное. И что с двумя монетками он залез бы на ту же высоту. Так что суть истории не меняется: какая разница, полмиллиона у тебя или две монетки, — деньги есть деньги. (Тут он понял, что погорячился, и попытался дать задний ход, но было уже поздно, сказанного не вернешь.)

Для меня деньги действительно не главное. У меня была совсем иная цель. Я хотела вывести Сэди из тени, чтобы ее узнал весь мир. Чтобы дядюшка во всеуслышание объявил, что Сэди имеет самое прямое отношение к знаменитой картине. И все газеты привели его слова: «Своими успехами я обязан моей прекрасной тетушке Сэди Ланкастер, и я в безмерном долгу перед ней». Текст для дяди Билла сочинила я.

Портрет Сэди обошел все первые полосы. Лондонскую портретную галерею брали штурмом. Мою двоюродную бабушку объявили новой Моной Лизой. Только она гораздо красивее. Для меня-то уж точно.

Я несколько раз посетила галерею, чтобы полюбоваться толпами перед портретом Сэди, наслаждаться комплиментами в ее адрес. В Интернете начали открывать фан-сайты Сэди.

А дядя Билл теперь может сколько угодно распинаться о своих бизнес-принципах. Только ленивый не обсмеял «Две монетки», последний раз так доставалось «Куполу Миллениума».[27] Многочисленные пародии на книгу появились в газетах и на телевидении, а издателей так пристыдили, что они чуть ли не возвращают деньги доверчивым покупателям. Двадцать процентов людей потребовали потраченные денежки назад. Остальные решили сохранить книгу в качестве курьезного сувенира.

Телефон тренькает. Я откладываю сегодняшний выпуск «Мейл» и читаю эсэмэску:

Я обнаружила у Эда массу достоинств. Например, он никогда не опаздывает. Беру сумку и лечу вниз по ступенькам. Сегодня мы переезжаем в новый офис, и Эд хочет взглянуть на него по дороге на работу. Выхожу на улицу и тут же вижу огромный букет красных роз.

— Для офиса, — говорит он и чмокает меня.

— Как мило! — сияю я. — Все будут глазеть на меня в метро… — Я замолкаю, потому что Эд берет меня за руку и кивает на припаркованный тут же элегантный черный «астон мартин»:

— Думаю, по такому случаю мы можем прокатиться с ветерком.

— Это что, твоя машина? — не верю я своим глазам. — Но откуда она взялась?

— Купил. Это несложно: идешь в автомобильный салон, достаешь кредитку и покупаешь. Специально выбрал британскую, — добавляет он с кривой ухмылкой.

— Но ты же никогда не водил машину с правым рулем, — пугаюсь вдруг я.

— Пустяки. Потренировался на прошлой неделе. Ну и идиотские же у вас правила.

— Ничего подобного, — тут же завожусь я.

— Вашу коробку передач сам черт не разберет. И не вздумай нахваливать левостороннее движение.

И даже не намекнул мне. Ни слова про машину, уроки вождения.

— Но зачем тебе она?

— Надо приобщаться к своему новому месту жительства, как учила меня одна девушка. А лучший способ приобщиться — это сесть за руль. Ты едешь или нет?

Галантным жестом он открывает дверцу. Потихоньку приходя в себя, я устраиваюсь на пассажирском сиденье.