Когда такси, грохоча, двинулось по дороге, она осмелилась пойти вперед, не обращая внимания на беспокойство, пронзительной болью отдающееся внутри. Туманное кладбище, казалось, ожило, звуки ночи заполнили пространство за пределами света фонаря. Земля хрустела под ногами, когда звери разбегались прочь; над головой шелестели листья — птицы и белки неслись прочь к безопасности. Китти направила фонарь на надгробия. Полированный мрамор покрывали слова благодарности. Здесь покоились Сестры Милосердия, умершие во время своего служения в обители Святой Маргарет. Ушедшие, но не забытые. Утешающее видение смерти. Китти торопилась изо всех сил по лабиринту надгробий, то и дело спотыкаясь на неровной, замерзшей земле кладбища.

Все могилы были разрыты; тела забрали, чтобы захоронить где-то в другом месте. Оставшиеся ямы заполнили песком и камнями. Китти шла среди них, размышляя, как далеко отсюда похоронили ее сестру. Если ее и правда убили, то отчет о раскопках поведал, что ей не устроили подобающих похорон. Так, где в этом мерзлом аду покоились ее останки? А если ее не убили? Если она осталась жива? Может, Китти сошла с ума, если даже допускала мысль, что спустя столько лет она все еще могла жить здесь?

Она торопилась вперед, снова споткнувшись несколько раз, когда земля стала еще более неровной. Чем дальше она шла по кладбищу, тем меньше становились могильные плиты, превращаясь в обычные куски камня с выгравированными лишь именами и датами. «Сара Джонсон, январь 1928 — апрель 1950». «Всего лишь двадцать два на момент смерти», — подумала Китти, зацепившись ногой за заросли колючек. Ей пришлось положить фонарь, чтобы освободиться. «Эмма Локвуд, июль 1942 — декабрь 1961» — читалось на лежащем на земле разбитом кресте. Девятнадцать. Еще ребенок. Многие курганы совсем не имели надгробий, лишь крошечные деревянные крестики; их острые углы сгладились под влиянием времени. «Клара Локвуд, младенец, декабрь 1961» — было написано на маленькой плите из серого камня чуть впереди. «Кэтрин Хендерсон, февраль 1942 — июль 1957». Китти пыталась сосредоточиться на своей цели, но ее начало трясти при мысли об этой юной девушке. Всего пятнадцать, ее тело еще не было готово к материнству. Скорее всего, она умерла в муках в лазарете обители Святой Маргарет.

Когда она двинулась к свету на краю кладбища, где-то залаяла собака. Китти вздрогнула, стараясь успокоиться, пока ночь кружилась вокруг. Опустившись на большой камень, засунув руки в карманы, чтобы не окоченели, она жадно ловила морозный воздух. Фонарь лежал на земле, там, где она его уронила. «Клара Джонс», «Пенни Фрост», «Нэнси Уэбб». Ни эпитафий, ни стихов, чтобы проводить эти бедные души.

Шум вокруг становился все громче, словно голоса шептались среди деревьев. Опустив голову на руки, Китти услышала глухой звук. В ее мозгу вспыхнул образ молодой матери и ребенка, брошенных в грубо сколоченный гроб и наспех опущенных в землю. Она закрыла уши, но еще слышала бормотание и стоны уставшего могильщика, кидающего землю обратно в яму. Эту часть кладбища никто не посещал. Она чувствовала тошноту при мысли обо всех тех несчастных, лежащих в самодельных могилах, растоптанных, непризнанных семьями, которые выбросили их у ворот.

Она вернулась обратно в настоящее, когда снова залаяла собака, и увидела тени, движущиеся среди деревьев. Ее все больше охватывало чувство, что за ней наблюдают. Если Эльвира была здесь, она, наверное, ждала, когда Китти подойдет ближе, чтобы обратиться к ней, не привлекая чужого внимания. Ей нужно встать и продолжить путь. Чем дальше она пройдет, тем больше у нее шансов отыскать сестру.

Со стоном подобрав фонарь, она заставила себя подняться с камня, ища путь вперед, а собака залаяла снова. Она пыталась не думать, что пес может внезапно появиться перед ней, сбить с ног, наброситься, разрывая холодную, как лед, кожу.

Китти пошатнулась и схватилась для поддержки за стальную изгородь, которая тихо задребезжала от удара. Она пошла вдоль ограды, используя ее в качестве ориентира, проводя окоченевшими пальцами по колючей проволоке. Через какое-то время она почувствовала, что ноги слишком устали, чтобы дольше держать ее. Собака теперь молчала, и свет вдали исчез. Если она пойдет обратно вдоль изгороди, то выйдет к кладбищу и к безопасности такси. И что тогда? Домой? И снова пропасть отчаяния? Лучше идти вперед и умереть здесь, чем вернуться обратно, снова подведя сестру.

— Здравствуйте, — позвала она, голос дрожал от холода. И она снова двинулась вперед, вновь используя изгородь, как опору. Китти так замерзла, что больше не чувствовала синяков и порезов на теле от бесчисленных шипов вокруг.

Внезапно она споткнулась о ямку в земле и упала, ногу пронзила острая боль. Она закричала и перевернулась на спину, затем, лежа, неспособная двигаться, взглянула на луну, ожидая, когда схлынет боль.

Сквозь грохот сердца в ушах она услышала приближающиеся шаги. Сперва тихо, потом все громче, хрустя на обледеневшей земле, они, приблизившись, замерли рядом с ней. Эльвира села на корточки, потянулась и погладила ее по волосам.

— Смотри, — проговорила она, вытягивая крошечную ручку в коричневой робе. — Там.

В двадцати шагах находился сарай, который Китти так часто видела во сне. Она заставила себя подняться на четвереньки, потом встала на ноги и медленно двинулась к нему. 

Воскресенье, 5 февраля 2017

— Ну, ты едешь или как? — спросил по телефону мужской голос.

Сэм еще сидела в машине возле «Грэйсвелла», подавляя искушение навсегда забыть об обители Святой Маргарет. Все было слишком тяжело. Тело ныло; разум, раздираемый противоречивыми желаниями, начал уставать.

— Кто это? — Сэм выудила из сумочки бутылку воды.

— Ну, приехали. Это Энди.

Энди. Черт возьми, кто такой Энди?

— Со стройки.

— О боже! Энди! Прости, — сказала Сэм, глядя на часы. — Мы ведь договорились встретиться в десять? Сегодня был чертовски трудный день. — Она посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида и вздохнула.

— Тогда тебе просто необходимо выпить.

Когда она приехала, Энди сидел в углу ярко освещенного бара «Уэзерспун», который он выбрал для встречи. Хотя, шагнув на кружащийся синий ковер, она и почувствовала подступающую мигрень, здесь, по крайней мере, не было возможности столкнуться с кем-нибудь из слащаво-элегантных друзей Бена. Еще не хватало, чтобы Бен решил, что у нее роман.

— Все в порядке? — спросил Энди, когда она подошла к его столику. Встать он не потрудился.

— Да, хорошо, спасибо. А у тебя? — Сэм осторожно уселась на стул рядом с ним.

— Полагаю. — Он залпом выпил оставшееся в кружке пиво.

— Выпить? — Она порылась в сумочке, ища кошелек.

— Давай. Мне пинту «Стеллы».

Стоя у барной стойки, Сэм внезапно остро ощутила, что ей не хватает Бена, и внутри все заныло. Обстановка паба навеяла воспоминания об их первом свидании. Тогда они встретились в коктейль-баре на Клэпхэм-Хай-Стрит, перепробовав все пункты из меню напитков. В конечном счете, администратор просто выгнал их оттуда. Бен тогда купил новую рубашку, и на ней все еще висела этикетка. Когда вошла Сэм, он так быстро вскочил со своего места, что ударился головой о перекладину над головой, чуть не лишившись сознания. Девушка поспешно бросилась к барной стойке за пакетом со льдом. И следующие четыре часа они обменивались историями из жизни и прикосновениями, пока остальные посетители, покончив со своими «начос [34]», постепенно расходились.

С того момента ей не нужен был никто другой. Она любила Бена больше всех на свете, но сейчас в их отношениях наступил не лучший период. Они постоянно ругались, обдавая друг друга такой горечью и злобой, что, казалось, у них больше нет надежды на совместное будущее. «Вот почему люди расходятся, — подумала Сэм, протягивая деньги за выпивку. — В этом причина расставания. Увидеть чью-то темную сторону, взамен обнажив свою. После этого нельзя находиться рядом, не разрушая свою душу».