Молча киваю, и парень ставит передо мной полную кружку. Отпиваю горячий, обжигающий нёбо напиток и ощущаю навернувшиеся на глазах слезы. Не пойму, то ли это от горячего, то ли все-таки из-за Юлиана...
Бастиан спрашивает:
- У вас с Ангеликой все хорошо?
И я, вместо ответа, глотаю новую порцию обжигающего напитка.
- А Эрика где? - интересуюсь как можно беззаботнее, игнорируя его вопрос, и Бастиан пожимает плечами:
- Пошла закупиться к завтраку. Турбобабули обещали быть к девяти... Мы собирались вместе позавтракать.
- Хорошо.
На часах половина девятого - значит, через полчаса все разрешится. Так тому и быть... Вскоре Бастиан встает открыть входную дверь и на секунду, да опускает огромную ладонь на мое плечо... слегка стискивает его, а потом просто выходит, оставив меня давиться горячим кофе и слезами вперемешку.
Они такие счастливые: и Бастиан с Эрикой, и Алекс со Стефани - кажется, им все так легко дается, все-то у них получается. Одна я какая-то ущербная: даже влюбиться нормально не могу, все западаю на каких-то придурков, не принимающих либо меня саму, либо мою дочь.
- Деточка, милая, иди я тебя обниму! - фрау Риттерсбах врывается на кухню, подобно огненному смерчу и заключает меня в свои крепкие объятия. - Ты такая умничка, Эмили, мы и надеяться не могли на подобный успех.
От этих слов мне становится еще горше, но я позволяю ей восторгаться своими актерскими талантами (которые здесь абсолютно не при чем) и порхать вокруг накрытого к завтраку стола, словно неугомонной маленькой пчелке. Хочу дождаться Шарлотту и сообщить новость всем сразу, не повторяясь. Мне и так стоит огромных усилий не разреветься в голос...
Во-первых, я снова влюбилась не в того парня.
Во-вторых, испортила этим всю операцию...
- Я привезла с собой карту намеченных действий, - произносит все та же Хайди Риттерсбах, вынимая сложенный лист бумаги из своего неизменного ридикюля. - Куда мне его прикрепить?
- Крепите прямо к холодильнику, - предлагает Алекс, протягивая старушке пару магнитиков, и я пробегаю глазами вычеркнутые пункты: «усыпить и устроить пробуждение в одном доме», «подкинуть потерянный документ», «устроить полицейский арест»... «Разбить автомобиль».
Вспоминаю, как Бас бил кувалдой по передней фаре моего милого сердцу «Фиата», имитируя столкновение с другим автомобилем. Тогда это все еще казалось веселым -теперь донельзя грустным...
- А вот и Шарлотта.
Кристина Хаубнер с видом знатока осматривает живот новоприбывшей и констатирует:
- Тебе недолго осталось, дорогая. Скоро мы увидим, кто прячется в этом огромном животике!
- Скорее бы! - вздыхает девушка, и тогда я не выдерживаю и произношу:
- Я ухожу.
Эти два простых слова в одночасье прекращают разговоры за столом, повисает гнетущая, полная скрытого недоумения тишина. Семь пар глаз глядят на меня в ожидании объяснения... Только Шарлотта рассматривает коврик на полу.
- Ты уходишь? - в конце концов произносит Эрика. - В смысле, бросаешь всю эту затею? Почему?
Сложно признаться в подобной глупости... особенно перед такой заинтересованной аудиторией.
- Он тебя чем-то обидел? - интересуется Алекс.
Нет, - отвечаю я.
- В этом замешаны чувства? - с женской догадливостью вопрошает Стефани, и тогда я молча киваю. Так и есть...
И снова эта тишина. Давящая на нервы... Почти звенящая. К счастью, прерываемая словами Шарлотты:
- Разве мы не предполагали, что такое может случиться?
- Это ты и предполагала, - возражает ей Алекс. - Но я думал, никто, точно зная, что Юлиан из себя представляет, не сможет совершить подобную... - он замолкает, не договорив. Стеф так и ожигает его осуждающим взглядом...
- Глупость, хотел ты сказать, - заканчиваю я за парня. И каюсь: - Ты прав, я глупая и потому не могу больше заниматься этим делом. Понимаю, что разрушаю все ваши планы, но... Простите, мне нужно уехать. Хочу вернуться домой, к родителям. Так будет лучше всего...
Собираюсь протиснуться сквозь плотное кольцо обступивших меня людей и уйти, только мягкие руки фрау Риттерсбах обхватывают меня за плечи и прижимают к себе.
- Ну что ж, - произносит она примирительным тоном, - в конце концов это была всего лишь неудавшаяся попытка. Мы не станем тебя неволить, милая. Поезжай домой и ни о чем не волнуйся... - Вот теперь я точно не могу удержать слез, и те брызжут на ярко-желтую кофточку сердобольной старушки.
Чувствую чью-то ладонь на своей спине: сначала одну, потом вторую...
- Уверена, ты тоже ему небезразлична, - слышу голос Шарлотты у самого уха, однако это кажущееся утешение вызывает лишь новую волну неудержимых слез.
- Бедная наша девочка, бедная девочка, - все повторяет и повторяет Хайди Риттерсбах, похлопывая меня по спине.
Алекс с Бастианом тихо переговариваются в стороне, у окна, и я, с чуткостью влюбленной идиотки, улавливаю имя Юлиана, повторяющееся раз за разом... О чем они говорят? Костерят его на чем свет стоит? Мне это неприятно. Такое чувство, словно парни забрасывают камнями меня самое... Все это только усиливает мою истерику.
Не знаю, как долго она продолжается: по ощущениям не меньше десятка лет... И только потом я успокаиваюсь.
Уже сидя в автомобиле, с грустью осознаю, что прощание с турбобабулями и остальными членами нашей маленькой компании далось мне не так легко, как хотелось бы.
Кажется, я прикипела к каждому из них, по-своему привязалась - они стали моими друзьями. Такими, каких у меня никогда прежде не было.
И теперь я вне этого круга...
Стоило ли уезжать из родного города, чтобы вернуться с разбитым сердцем, еще более одинокой, чем была до отъезда?
Уж лучше бы не уезжала, не устраивала бессмысленного демарша, адресованного в первую очередь Карлу, который за все это время так ни разу и не позвонил... А ведь первое время я ждала, надеялась, что он одумается, найдет меня, воротит назад в Эллинген и свою жизнь одновременно.
Не воротил...
Приходится возвращаться самой.
Стыдно признавать свое поражение, только так будет лучше всего...
- Все у нас будет хорошо, - шепчу дочери с погремушкой в руках. - Все у нас будет хорошо.
Я не была в Эллингене ровно четыре месяца, и за это время здесь ничего не поменялось. Разве что начали строить новый жилой дом в двух кварталах от нас... В остальном - все те же улицы, все те же дома. Да и люди, полагаю, все те же...
Паркуюсь у дороги, глядя на родительский дом со смесью робости и радостного нетерпения, а потом беру Ангелику на руки и иду к деревянной калитке, скрипнувшей при легком нажатии рукой. Папа так ее и не смазал... Это тоже осталось неизменным.
- Эмили! - входная дверь распахивается еще прежде моего звонка, и мама, взволнованная, с горящими глазами, прижимает нас с дочерью к себе. - Наконец-то вернулась. Как же я рада! - И отступает, протягивая руки к своей внучке: - Можно подержать нашу маленькую принцессу? Мы с отцом ее так и не видели до сих пор. - Ее слова заставляют меня устыдиться собственного поведения, впрочем, мама уже сюсюкается с Ангеликой и не замечает моих ярко вспыхнувших щек: - Какая же ты у нас большая уже! И такая красивая. Бабушкина радость...
Глядя на эту картину со стороны, я лишний раз убеждаюсь, что поступила правильно: ребенку нужен настоящий дом и настоящие бабушка с дедушкой. Такие, чтобы баловали и потакали всем его желаниям... А воспитывать дочь я могу и сама. Не я первая - не я последняя...
В этот момент мама и спрашивает:
- Карл знает, что ты вернулась?
- Карла это не касается, мама, - отрезаю безапелляционно.
Но она качает головой:
- Он ее отец, Эмили. Конечно, его это касается...
Не хочу спорить на эту тему, но смолчать не могу.
- Он хотел, чтобы я сделала аборт. По-твоему, ему есть дело до собственного ребенка?
- Возможно, он изменился, - предполагает мама авторитетным тоном.
- Ха, - насмешка прорывается истерическим смешком, - скорее ад заледенеет.
