Но она произносит:

- Последние два месяца он живет с какой-то приезжей. Она недавно появилась в городе... Ходят слухи, что у них все серьезно.

Уведомив меня на сей счет, мама, я вижу это, следит за моей реакцией, и я рада, что подобная новость больше не способна сделать мне больно.

- Желаю им счастья, - отзываюсь невозмутимым голосом, кажется, по-настоящему удивив этим родительницу.

Злость на сбежавшую Катастрофу не давала мне рационально мыслить: вместо радости от свершившегося избавления я бесился и неистовствовал, словно сам черт в меня вселился. Сначала громил свою комнату, заглушая физической болью боль душевную, потом наливался джином и дымил, словно паровоз - как бы восполняя период вынужденного воздержания - а потом позвонил Франческе...

Это казалось верным решением: заменить одну «грелку» другой. Что здесь такого? В конце концов, в Эмили не было ничего особенного: бесило сама мысль о ее бессовестном бегстве, не отмеченном даже банальным «спасибо». А ведь я из-за нее претерпел множество неудобств: потерял квартиру в Мюнхене, к примеру, пошел на уступки Адриану... Почти бросил курить, идиот.

- Проходи. - Франческа встречает меня полуобнаженной, с распущенными волосами -именно такой она и нравилась мне когда-то - и сразу же вцепляется пальцами в края моей футболки. - Снимай. Не станем терять время!

В большом напольном зеркале я вижу свое полное отражение: футболка на мне та самая, с синими пятнами от маскарадной краски. После стирки они не сошли полностью, однако я все равно надел именно ее этим утром.

- Ну, чего ты застыл? Поднимай руки, - понуждает меня Франческа в нетерпеливом ожидании, и я повинуюсь... Позволяю ей стянуть злополучную футболку и швырнуть ее на пол измятым комком. Измятым сине-белым комком... Именно на него я и глазею все время, пока итальянка трудится над моим телом, проявляя чудеса изобретательности.

- Что с тобой? - в конце концов не выдерживает она, с недовольным видом впиваясь пальцами в мои щеки и слегка их сжимая. - Ты пьяный или обкуренный? Прежде ничто не мешало твоей эрекции, нынче же... - Она кривит губы. - Ты как вареная морковка... Либо возвращайся из того места, где ты сейчас находишься, либо... убирайся прочь, - зло кидает она, запахиваясь в прозрачный пеньюар.

Я встаю и поднимаю с пола футболку...

- Гонишь? А прежде, помнится, в любви признавалась. - Не могу сдержать язвительности... - Быстро же ты разлюбила.

- Прежде у тебя было, что мне предложить, - парирует женщина, кивком головы указывая на мой явно невыдающийся показатель мужественности. И шипит: - Трудно любить импотента.

Ее слова меня задевают, берут, так сказать, за живое.

- А ты не думала, что дело в тебе? - отбиваю брошенное в лицо оскорбление, получая удовольствие от внезапно посеревшего лица итальянки. - Пару дней назад... другая женщина... была вполне мной довольна. Да я и сам был доволен собой...

Франческа вскакивает с дивана, замахивается и почти готовится залепить мне смачную пощечину, правда, я оказываюсь проворнее и перехватываю ее руку прежде, чем это происходит.

- Вот и шел бы тогда к этой другой, - цедит она сквозь стиснутые зубы. - Зачем явился сюда, чертов ублюдок?!

Я с презрением откидываю ее руку, даже обтираю ладонь о футболку, словно само ее прикосновение измарало меня. А потом произношу:

- Да вот хотел сделать доброе дело... - пожимаю плечами, - потешить твое дряблое тельце, а не вышло... Не возбуждаешь ты меня больше! - И повторяю: - Не возбуждаешь.

Итальянка вскрикивает так пронзительно, словно я ее ударил, подхватывает с пола туфлю на высоком каблуке и несется в мою сторону с мстительным блеском в глазах... Мне только и остается, что подхватить на бегу оставшуюся одежду и выскочить за дверь, спасаясь от разъяренной фурии в ее лице. К тому же вооруженной опасным «оружием»...

- Я убью тебя, Юлиан Рупперт! - вопит она с верхней ступеньки лестницы, пока я одеваюсь двумя пролетами ниже. - Разорву твое тело на мелкие кусочки и скормлю его воронам. Оторву твой маленький член и... - она замолкает, должно быть вспугнутая хлопнувшей выше дверью.

Узнать, что она собиралась сделать с моим далеко немаленьким дружком, мне так и не удается, потому что я выхожу из подъезда под слепящее весеннее солнце и впервые по -настоящему улыбаюсь. Эта словесная баталия приятно меня раззадорила... Жаль, нельзя рассказать о ней Катастрофе - ей бы понравилось. Почему-то я в этом уверен...

Интересно, где она сейчас?

Чем занимается?

Донимает очередного простака?

Эта внезапно нахлынувшая мысль сгоняет улыбку с моего лица. Веселье, еще секундой назад плещущееся, подобно океану, испаряется, как ни бывало...

Хочу найти ее и узнать, почему она сбежала... Что могло настолько ее не устроить, что идиотка оставила предоставленную ей крышу над головой и растворилась, подобно утреннему туману? Казалось бы, чего еще желать... Живи и наслаждайся. Да еще получай удовольствие от шикарного секса...

Не знаю, как она это делала, только с Катастрофой все чувствовалось острее, ярче, что ли... Может, потому Франческе и не удалось расшевелить меня: слишком пресно, слишком однообразно.

Хотелось другого...

- Юлиан.

Я сижу на террасе в компании початой бутылки вина, когда надоеда-Шарлотта предстает передо мной сначала своим безразмерным, просто устрашающе огромным животом, а потом и всем остальным в придачу.

- Что тебе? - спрашиваю я. - Хочешь присоединиться?

В ее рыжих волосах запуталось солнце, и, пока она продолжает стоять, безмолвно наблюдая за тем, как я потягиваю янтарную жидкость из фужера, я нет-нет да любуюсь его яркими переливами. Не знал бы наверняка, решил бы, что она на меня запала... Как и было когда-то. Уже и не вспомнить...

- Юлиан...

- Ты хочешь мне что-то сказать? - не выдерживаю я. - Если это из разряда нравоучений, то можешь не утруждаться: только впустую потратишь время.

- Это другое.

Вскидываю брови и гляжу на Шарлотту с большим интересом.

- Так говори уже и не мешай мне наслаждаться жизнью.

- Это касается Эмили...

- Что? - Я даже на стуле подскакиваю, хотя стараюсь не показать особой заинтересованности. - Ты знаешь, где она? Вы созванивались?

- Нет, она мне не звонила.

- Тогда в чем дело? - отзываюсь злым от разочарования голосом. - Чего ты хочешь? - И я заливаю в себя остатки алкоголя.

Шарлотта отвечает:

- Хочу, чтобы ты перестал вести себя подобно маленькому ребенку и хоть раз в жизни поступил правильно. - С этими словами она протягивает мне листок бумаги. - Надеюсь, я не пожалею о своем решении, - вздыхает она, поясняя. - Это ее адрес. Полагаю, Эмили с ребенком вернулись домой...

Не может быть: хватаю бумажку и пробегаю написанное глазами. Эллинген... Около часа езды - так близко! Подхватываюсь со стула и спешу к автомобилю. Сказать «спасибо» я могу позже... Сейчас главное найти Катастрофу.

Вот уж она у меня попляшет... Получит по полной. Пусть и не надеется отвертеться! И я с такой силой отжимаю педаль газа, что едва различаю проносящиеся мимо автомобили. Только на въезде в город меня немного отпускает, и непривычное колотье в боку, словно после стометровки, заставляет хватать воздух открытым ртом, подобно выброшенной на берег рыбе...

Что со мной? Что за безумие? Амок в самом чистом из его проявлений?

Вполне может быть. Сбрасываю скорость и высматриваю место для парковки. Сердце екает, когда замечаю крохотный «фиат», припаркованный у одного из гаражей... Значит, Эмили, действительно, здесь, в этом городе, в доме за белым забором...

- Молодой человек, здесь нельзя парковаться, - кричит мне через забор усатый дедок в огромной панаме. - Перепаркуйтесь, пожалуйста. Эй, куда же вы?

Я не отвечаю: открываю калитку и стучу в двери дома под номером семнадцать. Во рту странная сухость... Руки не находят себе места, и приходится засунуть их в карманы.