- В качестве кого?

- Не знаю, Катастрофа. Не знаю, честно. Просто поезжай... без каких-либо вопросов... - И добавляет: - Без тебя у меня не стоит.

Что, толкаю его в грудь, не в силах поверить в услышанное:

- Боже, Юлиан, ты такой пошляк... Что я вообще в тебе нашла?! - восклицаю в наигранном возмущении.

И он спрашивает:

- Значит, поедешь? - Улыбка изгибает его красиво очерченные губы, те самые, целовать которые мне нестерпимо хочется. Даже несмотря на обиду все еще кошкой скребущуюся внутри...

- Я не знаю, правда, не знаю, - признаюсь, качая головой. - Здесь мой дом, Юлиан, и я не в том положении, чтобы кидаться во всевозможные авантюры. Мне нужно думать о дочери... Не только о себе.

И тогда он спрашивает:

- Этот парень, что был здесь до меня, ты его еще любишь? - И с большей осторожностью:

- Это он отец Ангелики?

Киваю. Хорошо, что можно признаться хотя бы в этом...

- Отец Ангелики и мой бывший муж.

- Ты была замужем?

- Была. Мы развелись несколько месяцев назад... - И решаюсь пояснить: - Карл... он слишком любил других женщин.

Я не подразумевала ничего такого, но Юлиан вдруг спрашивает:

- Хочешь сказать, я такой же, как он?

И мне приходится признаться:

- Да, Юлиан, ты точно такой же. Прости за прямоту!

Он выпускает мою ладонь, делает несколько шагов в сторону и замирает, погруженный в какие-то свои, недоступные мне мысли. Я же думаю лишь об одном: сейчас он уйдет и не вернется. Больше никогда...

Ни-ког-да.

В этот момент парень витиевато выругивается, взъерошивает волосы на голове обеими руками, возвращается и... грубо, абсолютно по-варварски сминает мои губы поцелуем. Даже ноги подкашиваются... И тепло, похожее на пузырьки термального гейзера, поднимается по телу до самого горла.

Юлиан же с довольным видом созерцает мое почти задохнувшееся от удовольствия тельце и припечатывает безапелляционным тоном:

- И все равно я тебя хочу. А ты хочешь меня, я же вижу. Не отрицай! Так зачем отказываться от этого? Просто посмотрим, что у нас получится. Без всяких так громких фраз и романтической чепухи... Сама знаешь, я этого не приемлю. - И повторяет: - Просто посмотрим, хорошо?

Прежде, чем согласиться, я вынуждена спросить:

- А как же Ангелика? Ее я не брошу.

- А я просил тебя об этом?

Нет, не просил, и я утыкаюсь лицом в изгвазданную синей краской футболку, захлебываясь не слезами - тихим восторгом, от которого даже голова идет кругом.

- Катастрофа?

- Что?

- Давай отпразднуем примирение горячим сексом. Прямо сейчас...

- С ума сошел? Моя мама в соседней комнате...

- Очень хочется.

- Перетерпишь.

- Ты злая.

- А ты озабоченный.

- Значит, мы стоим друг друга?

- Полагаю, так и есть.

За всем этим диалогом я даже не замечаю, как рука парня пробирается мне под кофту и начинает возиться с застежкой бюстгальтера. Я слишком увлечена нашими поцелуями и бурей, ими пробуждаемой... Удовольствие воронкой закручивается в моем животе, и я в ужасе вздрагиваю, когда мамин голос строго произносит:

- Твоя дочь проголодалась, Эмили. Сходи и покорми ее...

- Мама. - Голос предательски дрожит, когда я спешно выскальзываю за дверь, пунцовея от испытанных только что стыда и неловкости.

Все этот несносный Юлиан со своими шаловливыми руками!

Прикладываю Ангелику к груди и гадаю, что происходит в гостиной. Мама явно не рада присутствию нашего гостя, а уж если подслушала наш с Юлианом разговор, то нерадость эта будет особенно острой.

Не хочу, чтобы так было - не хочу скандала и неприятия.

Юлиан - не идеал, и я это знаю, но он мой неидеал, и я хочу, чтобы родители тоже это знали и приняли, как есть. Даже если он станет очередной ошибкой, даже если мне снова сделают больно...

- Катастрофа?

Я здесь.

Юлиан проскальзывает в комнату и присаживается рядом, наблюдая, как Ангелика со смаком терзает мой сосок. Он глядит так внимательно, что я даже смущаюсь... Тяну на себя тонкую простынь, пытаясь укрыть обнаженную грудь.

- Зачем ты это делаешь? - спрашивает парень. - Разве я не видел тебя полностью обнаженной? Даже в таких местах, о которых твоя мама не имеет никакого понятия?

И вот я снова краснею, прикрыв на мгновение глаза. Есть что-то особенно интимное в том, как он смотрит на нас с Ангеликой в этот момент... Что-то донельзя сокровенное. Наверное, я еще не готова обнажиться настолько глубоко... пусть даже он видел мое тело полностью нагим и податливым, словно восковая свеча.

- Ты меня смущаешь.

- Ерунда.

Он наклоняется и целует меня сначала в губы, а потом - прямо в грудь над мирно уснувшей Ангеликой.

Глаза у него темные-темные, такие, что впору утонуть... что я и делаю без зазрения совести этой же ночью. Мы ютимся на моей детской кровати, прижимаясь друг ко другу всеми частями своих разгоряченных тел, и Юлиан уверяет, что еще никогда не испытывал такого адреналина, как в тот самый момент, когда целовал меня за тонкой стенкой моей девичьей спальни, под чутким ухом обоих родителей.

Я и сама закусываю простыню, не позволяя ни единому звуку слететь с моих зацелованных Юлианом губ. Боюсь только, мы все равно выдаем себя с головой... Слишком ненасытно отдаемся и принимаем друг друга.

- Что тебе сказала моя мама? - интересуюсь я у возлюбленного, когда мы лежим, полностью расслабленные, после испытанного удовольствия.

- Все-то тебе надо знать, - хмыкает парень, откидываясь на спину. Кажется, ему не очень хочется говорить на эту тему, но мне нужно знать, что между ними произошло...

- И все-таки? - допытываюсь я. - Расскажи.

- Тут нечего рассказывать, - отзывается Юлиан, пробегая пальцами по моему бедру. - Она сказала только, что желает для тебя самого лучшего, и я... как бы самое лучшее сейчас. Ты довольна? - Он нависает сверху, запечатывая мой рот поцелуем. Самый действенный способ заставить меня замолчать! Что ж, так тому и быть.

Позволяю себе быть беззаботной... и поверить его словам.

А утром прощаюсь с родителями и спешу покинуть гнетущую атмосферу родного дома. Папа у меня молчун, но даже его молчание кричит о беспокойстве, которое они испытывают, отпуская меня с этим незнакомым для них парнем - Юлианом. Мама так и вовсе заявляет:

Ты уверена, что правильно поступаешь? Этот парень... он тебя любит?

- Мама, - осаждаю ее осуждающим тоном, - не надо, пожалуйста. Я ведь не навсегда уезжаю...

- Так я и не этого боюсь, - прикрывает она губы ладонью. - Не хочу, чтобы тебе разбили сердце... снова. А это может случиться... - Глядит на стоящего в стороне Юлиана и шепчет:

- Больно уж он смазлив - нет у меня к нему доверия.

А у меня есть? Сама толком не знаю. Только прижимаю маму к себе и говорю:

- Просто дайте мне попробовать, хорошо? Ради себя. Мне это нужно...

На этом я усаживаюсь в автомобиль Юлиана и в последний раз взмахиваю рукой.

Радость и тревога одновременно заставляют меня сжаться на переднем сидении незнакомого автомобиля и погрузиться в тягостное молчание.

Никогда не знакомился с родителями облагодетельствованных мною девушек... Просто нужды не было, а тут - бац! - попал как кур в ощип: мамаша глядит на меня волком, отец и того хуже... Вот-вот схватит за шкирку и приложит затылком о стену.

Что я вообще здесь делаю?

Я, вроде бы, ехал вытребовать благодарность, а не взваливать довесок из двух человек на свои плечи. Катастрофа какая-то! Умопомрачение, не иначе. А все этот пижон-проклятый-Карл: меня как волной накрыло при взгляде на него... Слишком хорошо знаю таких, как он: самовлюбленных, уверенных в своей правоте - придурков, одним словом.

И нет, сам я не такой! Пусть некоторые и уверены в обратном...

- Твой телефон звонит. - Эмили сидит, не шевелясь, битый час кряду, даже на меня не смотрит. Вся в своих мыслях... Неужели жалеет о принятом решении?