Плейдон приказал первой группе перейти на одни из перевозочных саней и поручил другим ученикам везти нас обратно. Я встала со скамейки на страховочных санях и улеглась на скамейку на перевозочных, вытянувшись в полный рост. Теперь, когда волнение осталось позади, я почувствовала себя настолько уставшей, что уснула по пути назад к куполу. Плохая идея: я никогда прежде не засыпала в бронекостюме, так что, проснувшись, испугалась и была сбита с толку. Запаниковав, даже случайно ударила беднягу Фиана. Он придерживал меня, не давая соскользнуть со скамейки всякий раз, когда сани подпрыгивали на неровной дороге.

– Прости, – извинилась я, плетясь к краю саней, и чуть с них не слетела.

Фиан и Плейдон подхватили меня с двух сторон и завели в купол самой первой.

– Это полный отпад! – воскликнула Далмора. – Джарра, ты была просто… – Она запнулась. – Я даже не знаю, как это описать словами.

«Да-а, – подумала я. – Из-за меня мисс Альфа растеряла свое красноречие!». Я стянула капюшон костюма и чуть заметно пошатнулась.

Фиан подхватил меня второй раз за две минуты. Мой страховщик, по-видимому, считал, что его работа еще не закончена.

– Ты в порядке, Джарра?

Хороший вопрос! Хоть я и стою на твердом гибкопласе в нашем куполе, но чувствую себя так, словно продолжаю парить в воздухе.

Далмора убежала прочь, а через минуту появилась со стаканом газзира. Она передала его мне, и я залпом выпила весь напиток.

– Джарра усердно трудилась, спасая жизни, – произнес Плейдон. – Но военные – такие же люди, как и мы все. Отведи ее в ванную, Фиан, а потом – в комнату.

Вот и ванная! Я сумела снять бронекостюм и – какая радость! – принять душ. А оказавшись в постели, уснула прямо в облипке, не в силах переодеться. Через несколько часов проснулась, оделась и чуть ли не на ощупь добралась до столовой. Похоже, уроков сегодня нет: все просто сидели за круглыми столами и болтали. Стоило мне войти, разговоры стихли: студенты смотрели, как я набрала себе еду из буфета и принялась есть.

– Мы получили новости из больницы, – сообщил Плейдон.

Я оторвалась от еды и посмотрела на него.

– Стефан – разметчик, чей бронекостюм разгерметизировался – потерял обе ноги, но его мозг в порядке. Месяц он проведет в регенерационной камере, пока растут его новые ноги, и будет в полном порядке. У всех остальных лишь небольшие травмы. Я собираюсь навестить их позже. – Он помолчал. – Группа «Кассандра-2» – мои близкие друзья.

Я, возможно, должна была попросить Плейдона передать им и от меня пожелание скорейшего выздоровления, но слишком устала и смогла лишь пробормотать: «Рада, что Стефан поправится». После чего доела свою порцию и поплелась обратно в постель. Я помогла спасти жизнь нескольким людям. Людям-нормалам, а не инвалидам. И во всей кутерьме об этом даже не задумалась. Они были просто людьми.

Но было и кое-что еще. Плейдон обратился ко мне как к военной. Он поменял свое мнение, превратившись из моего противника в союзника, и из-за этого я не просто ощутила себя в большей безопасности, я почувствовала… почувствовала себя хорошо.

И снова уснула.

Я спокойно проспала большую часть дня и вечера, но всю ночь мне снились странные, пугающие сны. В них именно я застряла под обломками в давшем слабину бронекостюме и беспомощно лежала там, пока мои ноги медленно превращались в бесформенную массу. Нехорошо. Совсем нехорошо.

Весь следующий день мы слушали обычные лекции. Не выезжали на место раскопок и даже не выходили из купола. Должно быть, Плейдон почувствовал, что нам нужно перевести дух перед новой поездкой на раскоп. Уж не знаю насчет остальных, но в моем случае он, безусловно, оказался прав. Тело окоченело и болело, а в голове царил кавардак.

Именно поэтому вместо работ на раскопе мы весь день слушали Плейдона, который рассказывал об истории двадцатого века и зарождении огромных городов. Двадцатый век, если вкратце, – это война, война и скукота.

Еще бы на школьных уроках истории не было скучно! Там не рассказывали о начале освоения космоса, так как с изобретением порталов все предыдущие достижения казались несущественными. Не говорили о холодной войне, потому что в этой теме слишком часто мелькало слово «ядерный», а, услышав его, школьники начинали хихикать, потом пересказывали родителям, что сказал учитель, и на школу обрушивался поток жалоб. По крайней мере, именно так происходило с про-родителями, но вряд ли и настоящим родителям по душе, когда их дети ходят и твердят как заведенные: «Ядерная бомба, ядерная бомба, мне можно говорить “ядерная бомба”, потому что учитель сказал “ядерная бомба”». Там, где дело касается детей, грань между настоящей ядерной бомбой и похожим ругательством так тонка, что ее, считай, и нет.

Плейдон не побоялся рассказать о бомбах группе предположительно взрослых восемнадцатилетних студентов, и поэтому мы досыта наслушались лекций о войне, войне, холодной войне и скукоте. Если кто-то и хихикнул сдавленно при слове «ядерный», то это произошло, скорее, при воспоминании о том, как преподаватель вчера на раскопках ругался на Лолию, так что не считалось обычным ребячеством.

Скучно или нет, но я была безмерно благодарна за то, что сидела в столовой, пропуская мимо ушей пару мировых войн. Нервы по-прежнему вибрировали, как туго натянутые струны, а в скуке было что-то успокаивающее.

Меня беспокоило, что я до сих пор настолько взвинчена. Все закончилось. Археологи в порядке. Так почему же я до сих пор не нахожу себе места? Был момент, когда я даже задумалась, а не поговорить ли с психологом, но, к счастью, через десять секунд опомнилась.

Успокаивала мысль, что Плейдон тоже выглядел слегка потрепанным. Наверное, вчерашний день для него стал кошмаром, так как закончился спасательной операцией, когда из помощников у него оказались только безмозглые подростки. То есть мы. Преподаватель упомянул, что пострадавшие – его друзья, и, скорее всего, поэтому он пытался сохранить профессионализм, в то же время испытывая в душе мучительные переживания, сродни адскому пламени.

Занятия закончились около пяти, и Плейдон взял с собой еды и куда-то ушел. Возможно, направился к себе в комнату, чтобы вновь мысленно прокручивать в голове сцены спасения и беззвучно кричать, совсем как я прошлой ночью.

Все остальные расселись в столовой, перекусывая тем, что нам казалось наиболее похожим на настоящую еду и напитки из всего ассортимента буфетов. Обнаружив, что удобно усесться в кресле из гибкопласа почти невозможно, студенты притащили свои подушки – даже диванные – и расположились прямо на полу. Все вокруг продолжали выражать мне восхищение за то, что я взяла на себя руководство соучениками во время спасательной операции. Даже Лолия, казалось, находилась под впечатлением. Отчего-то подобное внимание одновременно и радовало, и смущало, поэтому я в одиночестве устроилась в тихом уголке.

Спустя какое-то время ко мне присоединился Фиан и протянул полный стакан газзира:

- Плейдон сегодня рассказывал об интересных фактах. В моей школе почти не говорили о доистории. В секторе Дельта вообще не особо увлекаются изучением прошлого. Именно поэтому я и решил поступать в Асгард, а не в университет Дельты.

Я внезапно поняла: хоть попытка поступить в институт другого сектора не такое уж безумие, в сравнении с обезьяной, притворяющйся нормалом, все же это тоже довольно смелый шаг.

- И как тебе, не трудно здесь учиться?

- Справляюсь. Вчера я, безусловно, испытал потрясение. А ты как себя сегодня чувствуешь?

Я щелкнула ногтем по стакану с газзиром, вызвав мелодичный звон:

- Слышишь? Вот так до сих пор дребезжат и мои нервы.

- Вчера ты отлично справилась.

- Только потому, что знала: случись что – и ты придешь на выручку.

Фиан помолчал, а потом снова заговорил:

- Я все думал, можно ли тебя кое о чем спросить. Меня это всегда интересовало, а ты одна из военных и, наверное, знаешь по этой теме все.