Адам, не прилагая лишних усилий, выглядит сексуально в сшитом на заказ костюме от «Брукс Бразерс»: черные брюки, белая рубашка на пуговицах с бабочкой такого же оттенка, что и его глаза, и черный пиджак с подтянутыми до локтей рукавами. Манжеты на рубашке расстегнуты и закатаны поверх рукавов пиджака. Его волосы немного длиннее, чем обычно, и по моей просьбе зачесаны назад с помощью геля. На лице двухдневная щетина, которая все сильнее возбуждает меня и волнует каждый раз, когда смотрю на него - примерно каждые шесть секунд, так как мои нервы находятся в состоянии повышенной готовности.

На мне платье от Бетси Джонсон того же нежно-зеленого цвета, как его галстук и глаза. Оно без бретелек и открывает татуировку между лопатками. Сшитое из шифона, струящегося до пола с разрезом на правом бедре, оно подчеркивает линию талии. Специально подогнанное под мои размеры, платье было преподнесено мне дизайнером в качестве подарка на премьеру.

Что касается прически и макияжа? Роуз одолжила мне своего стилиста, который был просто... фантастическим. Когда тебе делают макияж и укладку, потому что так требует твоя профессия, то первые пару раз действительно весело, а потом это становится рутиной. Но сидеть в элегантных апартаментах Роуз, и в то время, как возятся с твоими волосами, потягивать что-нибудь сладкое, фруктовое и с изрядной долей крепкого алкоголя для успокоения нервов? Это было невероятно.

Но теперь мы подъезжаем в арендованном «бентли» к остановке возле театра, и я не могу дышать. От двух бокалов у меня бурлит в животе.

Автомобиль останавливается, и кто-то появляется по другую сторону от окна - это парень в смокинге, который готовится открыть двери автомобиля. Адам сидит ближе к выходу, поэтому он должен выйти первым. Ослепляют непрерывно выстреливающие вспышки. Этот шум слышится даже через звукоизоляцию салона машины.

Адам хватает меня за руку и сжимает.

— Дестини. Посмотри на меня.

Боже. Он использует полное имя, когда хочет добиться моего внимания. Как всегда, это срабатывает.

Я смотрю на него и стискиваю его руку.

— Что? — мой голос дрожит.

— Ты сможешь сделать это. Мы сможем сделать это. Ты уже делала это раньше, так?

— Нет... не так. Сейчас все по-другому, — мой голос понижается до шепота. — Что, если я сделаю что-нибудь не так?

Адам качает головой.

— Не сделаешь. Я буду рядом с тобой. Сейчас просто дыши, улыбайся и сохраняй спокойствие.

И затем он стучит в окно костяшками пальцев. Дверь открывается, и на меня обрушиваются шум голосов и щелчки затворов камер. Адам выходит из «бентли» с завидной грацией, потом разворачивается и протягивает мне руку. Я перемещаюсь по сидению, ставлю одну ногу в туфле на тонком каблуке на красную дорожку, и опираюсь на руку Адама, чтобы встать. Беглый взгляд вниз, чтобы убедиться, что все порядке, и, сжимая в руке черный клатч от Прада, который Адам подарил мне на мой двадцать третий день рождения, я попадаю прямо в распахнутые объятия Адама. Он обнимает меня за талию, прижимает меня к своему боку, и затем мы поворачиваемся лицом к толпе фотографов.

Я машинально улыбаюсь. Расслабляюсь и двигаюсь вместе с Адамом уже вполне естественно, когда мы чуть поворачиваемся, чтобы дать снять нас под другим углом. Он сплетает наши пальцы, и мы идем вниз по ковровой дорожке к прессволу, на фоне которого позируют Роуз и Дилан. Они уходят в сторону театра, и теперь очередь моя и Адама. Он держит меня за руку, и мы стоим рядом, опустив и крепко сжав руки, улыбаемся, поворачиваемся и так, и этак, и снова улыбаемся. Я не обращаю внимание на ослепляющие меня вспышки, из-за которых перед глазами только пятна.

И тут Адам отходит от меня, жестом показывая остаться, и ободряюще мне улыбается. О боже. О боже. Теперь я стою одна перед фотографами, чувствуя себя как перед расстрельной командой. Это не похоже на работу фотомодели. Там все было организовано, расписано до мелочей, был только один парень с камерой, подсказывающий, что и как мне делать. А здесь я должна делать все сама. Я стою, опираясь одной рукой на бедро, выставив колено, распрямив плечи, повернув голову в их сторону, и улыбаться. Смотрю в один объектив, улыбаюсь и смотрю в другую камеру, меняю позу, поворачиваюсь и позволяю им увидеть спину и мою татуировку, что довольно страшно. Тоска по дому живет в каждом из нас….

Я решила сделать это тату для себя, но выставить ее на публику, позволить сфотографировать и обсуждать? О боже. Паника грозит вырваться наружу. Татуировка на снимках, которые передавались клиентам, всегда обрабатывались в фотошопе. Очевидно, сейчас об этом не может быть и речи. Теперь все уже все увидели и начнут строить догадки, просить об интервью, задавать вопросы. Они появились уже тогда, когда Адам объявил меня своей парой на этой премьере.

— Что означает твоя татуировка, Дез? — раздается вопрос справа от меня.

Я поворачиваюсь к человеку, который его задал.

— Адам - единственный, кто знает ответ на этот вопрос, — говорю я, и пытаюсь робко улыбнуться.

— Тогда он счастливчик, — говорит репортер с усмешкой. — Во многих смыслах.

Адам шагает ближе ко мне.

— Ты даже не представляешь, приятель, — отвечает он с игривой ухмылкой на губах.

Потом мы отходим, а Лоуренс и его жена приближаются к нам по дорожке. Адам ведет нас в фойе театра, где слоняются десятки пар, разговаривая, смеясь, улыбаясь еще большему числу фотографов, позируя, давая импровизированные интервью. Мы сливаемся с толпой, и я поражена той легкостью, с которой Адам переходит от разговора к разговору, приветствуя каждого по имени: мужчин - рукопожатием, женщин - дружескими объятиями. Они все смотрят на меня, представляются и включают меня в их разговоры.

Это продолжается, кажется, почти час, и в один прекрасный момент мы оказываемся загнанными в угол фотографом и молодой женщиной, держащей в руках блокнот, мобильный телефон и ручку. Она прикасается к экрану сотового телефона, кладет его поверх блокнота и готовится строчить. Затем задает Адаму серию вопросов о фильме, на которые он уверенно отвечает, а потом кидает взгляд на меня.

— Итак, расскажи мне о себе, Дез. Как ты встретилась с Адамом? Что заставило тебя бросить модельный бизнес?

У меня нет ни малейшего представления, как ответить на это, не потеряв самообладание. Я бросаю взгляд на Адама, с трудом сглатываю, и быстро придумываю.

— Я. Эм. Я встретила Адама на острове Макино, когда он был на благотворительном ужине. И что касается модельного бизнеса... эм. — Я должна перестать говорить «эм». Блин. Возьми себя в руки. — Это просто не для меня. Нью-Йорк был слишком суматошным, и нагрузки просто убили.

— Есть ли правда в утверждениях, что ты напала на Людовика Перетти?

Я моргаю.

— Я… это не тот вопрос, отвечая на который, чувствую себя комфортно.

Адам шагает ко мне, вынуждая меня отойти от репортера, и становится перед ней.

— Хватит, Эми. Спасибо.

Он даже знает имена журналистов. Это безумие. Я не могу никого вспомнить, если только не встречала их несколько раз.

Мы движемся сквозь толпу, и вдруг я чувствую, что Адам каменеет рядом со мной.

— Какого хрена она здесь делает? — шипит он.

Я сканирую толпу и вижу ее. Среднего роста с фигурой, как песочные часы, с огромными сиськами и изящными бедрами. Пухлые ярко-красные губы. Ясные голубые глаза, длинные вьющиеся каштановые волосы, расчесанные до глянцевого блеска и свободно спадающие на хрупкие плечи. Она одета в клочок обтягивающего сизовато-серого шелка, который прикрывает тело ровно настолько, чтобы не выглядеть шлюхой. Четырехдюймовые бежевые шпильки, бриллианты стекают каплями с ушей, переливаются вокруг шеи и свободно свисают на запястьях.

Боже, она потрясающе красива. Это заставляет меня чувствовать себя неполноценной, потому что я не могу отрицать, как она необыкновенно чувственна и прекрасна.

И она это понимает. Неожиданная гостья оказывается в центре внимания.