Том поднял кустистые брови:

– Неужто?

– Вдохновения, – решительно повторил мэр. – Монумент, если можно так выразиться. Напоминание о том, ради чего мы боремся в эти трудные времена. Я обнаружил, что старожилы вроде вас лучше понимают наши цели.

– Какие именно? – спросил Том. Случайно или нарочно, мэр был слишком увлечен своей маленькой речью и не расслышал вопроса.

– Ладно, давайте все-таки сядем, – сказал он так, будто мы отказывались. На балконе стояло несколько круглых столов и маленькие деревья в кадках. Мы сели за тот стол, что ближе к перилам. Дэнфорт буравил Тома взглядом; Том, как ни в чем не бывало, разглядывал флаг, который свисал с установленного на крыше шеста.

На автостраде внизу накрыли столы, штук двадцать пять – тридцать, из вечерних сумерек появлялись все новые лодки. Верхушки южных холмов сверкали яркой зеленью, но все остальное погрузилось во тьму. Где-то в доме загудел движок, и весь остров вспыхнул электрическими огнями. Домики на южном краю, ограждение автострады, комнаты позади нас – все засияло белым светом. Девушки моего возраста и младше вынесли из дома тарелки и серебряные приборы. Одна поставила тарелку передо мной и ободряюще улыбнулась. Волосы ее в электрическом свете отливали золотом, и я тоже улыбнулся. По обоим съездам поднимались мужчины и женщины, разодетые, как мусорщики, в блестящие пиджаки и яркие платья, но меня это уже не смущало. Похоже, в Сан-Диего все не как у нас. Здесь сумели соединить лучшее, что есть в мусорщиках и новых поселенцах. Самая яркая лампочка освещала флаг, и все встали, глядя, как спускают звездно-полосатое полотнище. Мы с Томом тоже стояли. Я чувствовал, что сияю как медный таз. По спине пробежал холодок.

За столом, кроме меня и Тома, сидели Дженнингс, Ли, мэр и еще трое, которые тут же представились. Я запомнил только одно имя – Бен. Дженнингс рассказал мэру о поездке на север, описал оба моста и основные завалы на дороге. Он особо напирал на трудности, и я догадался, что они вернулись позже назначенного. Или Дженнингс привирает просто по привычке. Он в таких выражениях описал, как я переплыл реку, будто это подвиг какой. Даже в краску меня вогнал. Девушка, которая подавала еду, отошла от соседнего столика к нашему, чтобы лучше слышать, и мне это было приятно. Все за столом меня хвалили, а Том толкнул под столом ногой.

– Это пустяки, – сказал я, – мне хотелось поскорее увидеть город.

Мэр кивнул, одобряя мои чувства, и упер подбородок в шею, так что показалось – между кадыком и ртом ничего нет, только складки кожи. – Сколько ехать до Онофре? – спросил мэр у Ли.

Мы с Томом одновременно толкнули друг друга ногами: во-первых, раз услышав, что Том называет нашу долину Онофре, мэр стал называть ее так же, а во-вторых, он знает, кого из своих людей спрашивать, если хочешь услышать четкий ответ. Разумеется, не умей он раскусить Дженнингса и Ли, он не стал бы мэром даже собачьей будки. Однако это был знак.

Ли прочистил горло.

– Прошлой ночью у нас ушло восемь часов, от стоянки до Университетского городка. Быстрее вряд ли возможно, разве что не убирать мосты.

– Мы не можем себе этого позволить. – Подвижное лицо Дэнфорта было мрачным.

– Наверно, да. Так вот, от нашей стоянки до Онофре еще минут пятнадцать. Дорога там сохранилась хорошо.

– И дальше тоже, – добавил Дженнингс. Том поднял голову. Мэр улыбнулся.

– Об этом поговорим после обеда, – сказал он.

Девушки уже принесли тарелки, бокалы, салфетки и серебряные приборы и теперь внесли большие стеклянные миски с салатом из латука и креветок. Том с любопытством взглянул на креветок, наколол одну на вилку, поднес ближе к глазам.

– Где вы их берете? – спросил он. Мэр рассмеялся:

– Подождите, сейчас мы помолимся, а потом Бен объяснит.

Все девушки вышли на балкон и встали, мэр поднялся из-за стола и подошел к перилам, чтоб его видели сидящие внизу. Я заметил, что он хромает: левая нога не гнется в колене. Мы все склонили голову. Мэр произнес: «Милостивый Боже, спасибо за пищу, которую ты нам даешь, чтобы мы обрели силу служить тебе и Соединенным Штатам Америки. Аминь». Все тоже сказали «аминь» и потому не слышали, как Том подавился смехом. Я что есть силы ткнул его в бок.

Мы принялись за салат. Снизу доносились голоса и звяканье тарелок. Бен, не переставая жевать, сказал Тому:

– Креветок мы получаем с юга.

– Я думал, граница закрыта.

– Да, конечно. Только не старая граница. В Тихуане теперь сражаются между собой только коты и мыши. Примерно в пяти милях южнее проходит новая граница – колючая проволока и две вспаханные бульдозером полосы шириной по триста ярдов. Сторожевые башни, прожекторы по ночам. Я не слыхал, чтобы кто-нибудь ее перешел. – Он оглядел остальных, те согласно кивнули. – Там, где ограда подходит к воде, устроен причал и дежурят катера. Но это мексиканские катера. Японцы охраняют побережье до границы, а дальше это поручено мексиканцам. Не скажу, чтобы они очень старались.

– Япошки тоже, – сказал Дэнфорт.

– Верно. Так вот, там дежурят мексиканские катера, но обогнуть их несложно, а как только ты оказался на той стороне, рыбаки охотно продадут тебе, что захочешь. Мы для них такие же покупатели, как любые другие. С той разницей, что они знают, в каком мы положении, и обдирают как липку. Но мы получаем, что хотим.

– То есть креветок? – удивленно спросил Том. Он уже доел салат.

– Конечно. А вам они не нравятся?

– А что нужно мексиканцам?

– Детали ружей, в основном. Сувениры. Всякое старье.

– Мексиканцы любят старье, – сказал Дэнфорт, и его люди рассмеялись. – Но в один прекрасный день они получат от нас кое-что еще. Мы поставим их на место. – Он смотрел, как Том заглатывает еду, и теперь, когда тот закончил, спросил: – В прежние времена вы жили где-то поблизости?

– По большей части в округе Ориндж. Здесь я учился.

– Изменилось тут все, не так ли?

– Еще бы. – Том огляделся, не несут ли еще еды. – Все изменилось. – Он по-прежнему говорил грубо, похоже, нарочно. Я все не мог взять в толк зачем.

– Наверно, в старину округ Ориндж был порядком застроен?

– Примерно как Сан-Диего. Или чуть поменьше.

Мэр уважительно присвистнул. Когда все доели салат, миски унесли, подали суп в горшочках, тарелки с мясом, хлеб, миски с овощами, вазы с фруктами. Блюда следовали за блюдами, и каждое давало мне случай улыбнуться блондиночке – курятина и крольчатина, свиная отбивная, лягушачьи лапки, баранина, индюшатина, рыба, говядина, морские гребешки – блюда ставили на стол, с закрытых приподнимали крышку, чтобы показать содержимое. Когда девушки все подали и ушли, за Нашим столом был накрыт пир, по сравнению с которым ужин у Николенов – все равно что наш с отцом обычный. Я почти растерялся и не знал, с чего начать. Наконец решил, пока буду думать, положить на тарелку гребешков.

– Знаете ли вы, – сказал мэр, – что в наше время япошки высаживаются на берег в ваших родных краях?

– Вот как? – спросил Том, накладывая себе горку гребешков.

Похоже, количество еды на столе ничуть его не впечатлило. Я точно знал, что он интересуется японцами, однако сейчас он не показывал виду.

– Вы не видели их в Онофре? Или каких-нибудь следов?

Том, похоже, не хотел отрываться от еды и только мотнул головой, продолжая жевать, потом быстро взглянул на мэра.

– Им интересно поглазеть на развалины старой Америки, – сказал мэр.

– Им? – переспросил старик с набитым ртом.

– Японцам, хотя попадаются и другие. Но поскольку наше западное побережье охраняют японцы, они в основном сюда и лезут.

– Кто охраняет другие побережья? – спросил Том, как бы проверяя, сколько мэр знает.

– Канада – восточное, Мексика – залив.

– Они считаются нейтральными государствами, – добавил Бен. – Хотя в сегодняшнем мире издевательство говорить о нейтралитете.

Мэр продолжал:

– Японцам принадлежат прибрежные острова и Гавайи. Богатым японцам проще попасть на Гавайи, а оттуда сюда, но говорят, этот путь хотят попробовать туристы разных национальностей.