– С моей точки зрения? – Форпатрил скривился. – Все началось с обычных, на первый взгляд, вещей. Предполагалось, что мы остановимся в доках Станции Граф на пять дней для намеченного перемещения груза и пересадки пассажиров. Поскольку в то время у нас не было оснований полагать, что квадди враждебны к нам, я предоставил столько увольнений на станцию, сколько было возможно – это стандартная процедура.

Майлз кивнул. Назначение барраярских эскортов для комаррских кораблей варьировалось от явного до подспудного и вовсе негласного. В соответствии с публичной версией, эскорты нужны были для того, чтобы отгонять пиратов от грузовых судов и обеспечить военные корабли опытом в маневрировании – не менее ценным, чем военные игры. Менее афишируемым был тот факт, что подобные рейсы давали возможность для сбора всевозможных разведданных – экономических, политических, социальных, да и военных тоже. А еще они предоставляли молодым провинциальным барраярцам – будущим офицерам и будущим штатским – акклиматизирующее соприкосновение с широкой галактической культурой. К негласной стороне дела относилась по-прежнему сохраняющаяся напряженность между барраярцами и комаррцами – наследие совершенно оправданного (с точки зрения Майлза) завоевания Комарра Барраяром, произошедшего поколение тому назад. Император настойчиво проводил политику перехода от оккупации к полной политической и социальной интеграции двух планет. Процесс этот шел медленно и со скрипом.

Форпатрил продолжал:

– Корабль корпорации Тоскане «Идрис» был помещен в док для отладки скачкового привода. Когда его разобрали, там обнаружились непредвиденные осложнения. Отремонтированные детали, когда их установили обратно, не прошли калибровочный тест и были отосланы обратно в станционные мастерские на доработку. Пока тянулась эта канитель, пять дней превратились в десять. И тут выяснилось, что исчез лейтенант Солиан.

– Правильно ли я понял, что лейтенант был барраярским офицером связи службы безопасности на борту «Идриса»? – спросил Майлз. Флотский полисмен, ответственный за поддержание мира и порядка среди команды и пассажиров, выявление любой незаконной или угрожающей деятельности, наблюдение за подозрительными личностями – немало исторических захватов кораблей было осуществлено изнутри. Он же был первой линией обороны в контрразведке. В его менее гласные обязанности входило отслеживание потенциальной нелояльности среди комаррских подданных императора. Он же был обязан оказывать максимально возможное содействие в критической ситуации, координируя эвакуацию или спасательную операцию, проводимую военным эскортом. Офицер связи, чья работа из скучной до зевоты в мгновение ока могла превратиться в убийственно требовательную.

Впервые за все время подал голос капитан Бран:

– Да, милорд.

Майлз повернулся к нему:

– Один из ваших людей, не так ли? Как бы вы охарактеризовали лейтенанта Солиана?

– Он был назначен недавно, – ответил Бран и после небольшой заминки добавил: – Я не был близко знаком с ним, но у него были хорошие рекомендации с предыдущих мест службы.

Майлз взглянул на каргомейстера.

– А вы знали его, сэр?

– Я по большей части оставался на борту «Рудры», – ответил Молино, – поэтому мы встречались лишь несколько раз. Но он произвел на меня впечатление обходительного и компетентного человека. По всей видимости, он неплохо ладил с командой и пассажирами. Прямо-таки ходячая реклама ассимиляции.

– Прошу прощения?

Откашлявшись, Форпатрил пояснил:

– Солиан был комаррцем, милорд.

– Вот как. – «Вот ч-черт». В рапортах не упоминалась эта ценная подробность. Комаррцы были лишь недавно допущены на барраярскую военную службу; первое поколение таких офицеров подбиралось тщательнейшим образом – их заслуги должны были доказать их лояльность и компетентность. «Любимчики императора», – вот как со скрытым раздражением отзывался о них по крайней мере один из прежних сослуживцев Майлза, барраярских офицеров. Успех интеграции был одним из наивысших личных приоритетов Грегора. Несомненно, адмирал Форпатрил тоже знал об этом. Выяснение таинственной судьбы Солиана сразу влетело на несколько позиций в Майлзовом списке наиболее срочных дел.

– Каковы были обстоятельства его первоначального исчезновения?

Бран ответил:

– Оно прошло очень тихо, милорд. Он, как положено, отметился по окончании своей смены, но так и не явился на свою следующую вахту. Когда его каюту наконец проверили, оказалось, что, по-видимому, оттуда пропали некоторые из его личных вещей и чемодан, хотя большая часть обмундирования осталась там. Факт его ухода с корабля не был зафиксирован, но… если оттуда возможно ускользнуть незамеченным, то уж он-то наверняка знал, как. Вот почему я предположил дезертирство. После этого корабль тщательно обыскали. На случай, если он подделал записи, или утащил с собой часть груза, или что-нибудь в этом духе.

– У вас создалось впечатление, что он был недоволен своей должностью?

– Не… нет, милорд. Ничего особенного.

– А что-нибудь не-особенное?

– Ну, был, как всегда, этот вечный треп о комаррце, носящем эту… – Бран указал на себя, – форму. Полагаю, что на занимаемой им должности Солиану могло доставаться от обеих сторон.

«Вообще-то сейчас мы все пытаемся быть одной стороной». Майлз решил, что сейчас не время и не место разбирать скрывающиеся за неосознанным выбором слов Брана домыслы.

– Каргомейстер Молино, могли бы вы пролить дополнительный свет на это обстоятельство? Подвергался ли Солиан… э-э, осуждению со стороны его соотечественников-комаррцев?

Молино покачал головой:

– Насколько я могу судить, он нравился команде «Идриса». Занимался делом, не ввязывался в ссоры.

– И тем не менее, насколько я понимаю, вашим первым… впечатлением было то, что он дезертировал?

– Это представлялось возможным, – признал Бран. – Я вовсе не хочу клеветать на Солиана, но все же он был комаррцем. Возможно, для него это оказалось тяжелее, чем он предполагал. Хотя адмирал Форпатрил не разделял моего мнения, – справедливости ради добавил он.