Останавливается в шаге.
Осматривает с ног до головы, словно никогда раньше не видел.
Осматривает, и когда его взгляд касается моего лица, мне кажется, что он меня гладит – настолько материальным кажется пристальное внимание этих серых глаз. Сейчас тёмных, хитро прищуренных. Отлично сочетается с его неугасающей ухмылкой. Воплощение сарказма.
Сжимает пальцами свои предплечья и двигается вправо. Обходит меня кругом, всё так же придирчиво оглядывая.
Не отпускает ощущение того, что он приценивается, словно решая, стоит ли тратиться на дорогую покупку. Всё верно. Так и есть. Я – его очередное приобретение. Пусть и не столь долгосрочное, как новый диван или модный гаджет. О нет, акция будет разовой, я уверен. Как только получит желаемое, тут же утратит всякий интерес. Именно недозволенность мариновала его в собственном интересе, желание узнать, каково это. Желание подобно жажде. Сладок лишь первый глоток, после – совершенно не привлекательно. И даже жаль, что я слишком чётко осознаю всё это.
Заходит на второй круг, слежу за движениями краем глаза, чуть поворачивая голову. За спиной и…
Спешно выставляю ладони вперёд, чтобы не чмокнуться носом с обшивкой входной двери. Развернул так быстро, что я едва ли успел понять, что произошло, пока он не вжал меня в панели своим телом, удерживая на месте, сцепив руки на моей талии. Импровизированный замок, и тёплое ласковое дыхание над ухом отзывается дрожью в кончиках пальцев.
Дыхание… Словно слоями, каждый его вздох, кажется, куда более чувствительно ласкает нервные окончания, своей недопустимой близостью позволяя мне, наконец, осознать, где я и что делаю.
Сжимаю зубы. Было бы на порядок проще, если бы мне это не нравилось. Если бы было противно, мерзко, гнусно… но не так.
Прикосновение языка к мочке. Легонько очерчивает её, поднимается выше к раковине, прикусывает. И тут же, на контрасте, нагнувшись ниже, кусает, нехило стискивая челюсти.
Больно.
Растерянно выдыхаю. Терплю, дёргаюсь, ощущая, как зубы терзают прикушенную кожу, водят туда-сюда, то отпуская, то вгрызаясь с новой силой.
Поистине пытка.
Давит на живот, заставляя отодвинуться назад, вжаться в его грудь.
Твёрдый и тёплый.
Наконец отцепляется от шеи и напоследок проводит языком широкую полосу по месту свежего укуса.
Ощущаю прикосновение металла к коже. Пирсинг в языке?
Тут же, подтверждая мою догадку, сжимает его зубами и со скрежетом проводит шариком по их кромке.
Дышит на ухо. Щекотно, опаляет. Прикрываю глаза…
– Так сколько?
Стискиваю челюсти почти механически, словно измученный нагрузками организм уже выработал рефлекс на это чёртово слово. И его ладони, приятно согревающие мой живот даже через ткань застиранной футболки, уже не такими тёплыми кажутся.
Всё верно, не забывайся, Кайлер.
Всё верно… И от этого во рту горчит, скорее, даже отдаёт привкусом гари.
Сглатываю, несмотря на то, что в горле невозможно сухо, только для того, чтобы потянуть время. Дать себе очередную маленькую отсрочку.
– А на сколько ты меня оцениваешь?
Самодовольная усмешка буквально обжигает мою кожу снопом маленьких искр. Растекается пульсирующими импульсами по плечу, скатываясь куда-то под лопатку.
Растягивает слова, рубит на слоги:
– Достаточно сложный вопрос…
Касается носом моего затылка, осторожно сжимает зубами прядку чуть ниже и легонько тянет на себя. Послушно откидываюсь назад, макушкой упираясь в обнажённое плечо.
Продолжает, потеревшись щекой о мой висок:
– Достаточно сложный, учитывая, что сам я бы выставил сумму ну никак не меньше пары миллионов.
Вот значит как.
– Даже на себя ценник навешиваешь? Как на…
– Как на очень дорогую шлюху, – охотно договаривает за меня, и тут же задаёт новый вопрос, – А ты? Сколько хочешь ты?
Губы сами растягиваются в горькой усмешке.
Сколько я хочу? Проблема в том, что я точно знаю размер нужной мне суммы, но не уверен, что тяну хотя бы на её четверть. А вот кое в чём, кажется, точно уверен.
– Тебя это заводит, да? – спрашиваю, выгнувшись назад, так чтобы взглядом зацепить его подбородок.
Тут же прижимает ближе, тянет на себя и подаётся бёдрами вперёд. О да, ещё как заводит, вот уж действительно задницей чувствую, насколько прав.
Понижает голос до шёпота, и приходится в очередной раз признать, что интонацией он владеет просто мастерски. Колкие иголочки истомы, несмотря на всю неправильность происходящего, несмотря на то, что я падаю, почти достиг дна ямы…
– Ну, скажем… Десятка, как тебе? И до утра ты никуда не торопишься, никаких срочных дел и больных котят. И даже не думай, что сможешь просто проваляться, как дохлый. Ну, нет уж, не выйдет, детка.
Ещё один выдох, и, кажется, мои лёгкие надломленно треснут.
Жмурюсь и больше вообще не испытываю никакого желания размыкать веки. Но всё же, всё же заставляю себя сказать это:
– Восемнадцать тысяч долларов. И можешь делать всё, что хочешь.
– Всё-всё?
Вот же сука! Это всё, что тебя интересует?! Только то, куда я позволю себе вставить, но никак не размер названной суммы? Извращенец. Точно больной извращенец. Да и что ему эта сумма? Не удивлюсь, если его тапочки стоят столько же…
– Ты уснул, малыш?
Соснул, блять!
Раздражённо дёргаюсь.
– Всё, на что фантазии хватит.
– Да нам и недели не хватит, чтобы воплотить всё, на что хватит моей фантазии… – бормочет мне на ухо и, легонько лизнув мочку, рывком разворачивает меня к себе, перехватывает за плечи, стискивает, сжимая в кольце.
Так хуже. Хуже, когда чужое лицо так близко, когда почти касается моего лба носом, а нежелающие прекращать ухмыляться губы растягиваются так, что все тонкие линии мимических морщинок видно.
Непроизвольно смотрю на них, на эти губы. Пытался избежать его взгляда и попался в другую ловушку…
Высвобождает одну руку, но покрепче перехватывает второй, впиваясь пальцами в моё предплечье, и теперь свободной левой цепляет мой подбородок пальцами. Послушно поднимаю лицо.
Ухмылка становится чуть мягче, как и взгляд из-под опущенных ресниц. Наклоняется ближе. Куда уже… Чужой выдох ложится на мою скулу. Второй – уже на губы. Невозможно ещё ниже и не коснуться… И именно это он почти и делает – касается моих губ своими. Почти.