Одёргиваю куртку, нервно дёргая плечом.

Словно читает мысли:

– Что, уже уходишь? И даже не глянешь на свой траходром?

Ох… Должно быть, и кровать нехило пострадала от рук вандала-самоучки. Вот же… блядь. По-другому и не скажешь.

Хорошо, малыш, раз ты не хочешь быть хорошим мальчиком и не гадить на ковёр, пока папочки нет, то… Придётся таскать тебя с собой.

Думаю об этом с ноткой злорадства даже. Думал, переиграл меня, испортив кучу пусть и дизайнерских тряпок? Да трижды ха, гадёныш!

– Подрывайся. Не умеешь себя вести, значит будем играть в гламурную сучку и её чихуахуа.

Хмурится, изгибая брови, мимолётным удивлением заменяя искривлённые в ухмылке губы.

– Это ещё как?

– Угадал. Я так расстроен из-за шмоток, что вот-вот разрыдаюсь, и мне срочно требуется надраться. А раз уж я не могу быть уверен, что ты не нассышь на мой диван или не погрызёшь панели, то придётся тащить тебя с собой.

– С чего ты взял, что я пойду?

Очень предсказуемый вопрос. Настолько предсказуемый, что я ждал его. Ждал с предвкушением, с которым садист-педофил караулит несовершеннолетнюю лолли-школьницу в кружевных трусиках.

– С того, что иначе будешь ждать в камере хранения внизу, вместе с охраной. Свяжу тебя и сдам, как особо ценный груз. И далеко не факт, что заберу утром – кто знает, когда пропьюсь. Ну как, Кай? Радует перспектива ссать под себя, дожидаясь, пока хозяин вернётся?

– На хуй натянись.

Мне так даже больше нравится, привычнее как-то, когда он затравленно огрызается и скалит зубки, демонстрируя свою беспомощность. Куда привычнее, чем тот жуткий пиздец, когда смазливое личико кривится так, словно в него вселились как минимум пара недоёбанных старых ведьм.

– Тебя натяну, как резинку, если ещё раз распахнёшь рот. Надевай свои бомжевские тряпки и постарайся меня больше не злить. Хотя бы пока.

– Пока?

Киваю:

– Именно. Пока я трезвый и злой. Через пару часов можешь снова попробовать, но имей в виду: не факт, что с бодуна я смогу вспомнить, куда закопал твой труп.

Глава 11

– Можно я?..

– Я уже три раза сказал – нет.

– Ну, может, всё-таки…

– Отъебись, Джек.

Не сдержавшись, поднимаю голову, взглядом нахожу так интересующий Джеки объект и, поморщившись, тянусь за початой бутылкой. Не столько сам объект даже, а его виляющую пятую точку, обтянутую слишком узкими джинсами.

Впрочем, пару часов назад, когда мальчишка смешно подпрыгивал, натягивая оные, они не казались мне такими уж обтягивающими. Единственное, что тогда занимало мои мысли, так это получится ли беспалевно избавиться от тела, когда он окончательно доведёт меня до ручки. А если нет, то это послужит смягчающим обстоятельством?

Подушечками пальцев по выпуклому стеклу. Тёплое. Глоток – и кривлюсь ещё сильнее. Как будто бы мне когда-то было не похуй, что бухать.

Музыка слишком громкая, диджей слишком укуренный, да и народу много – тоже слишком. Так много, что поди выцепи во всей этой колышущейся живой массе худые лопатки, которые то и дело мелькают под одной из моих уцелевших маек.

Избирательный гадёныш попортил только те шмотки, которые я любил больше остальных. Нюх у него на такие вещи, что ли?

Ёрзаю и, вспомнив про неудобную тряпку, оттягиваю ворот футболки, сжавшийся едва ли не удавкой вокруг горла. И рукава явно стали узковаты, вгрызаются в кожу. Вообще бесит. Всё бесит! Даже любимая, не пострадавшая от рук вандала-самоучки куртка отброшена в сторону и свисает с низкого сидения, грозясь вот-вот обтереть подкладкой пол. Потому что тоже бесит.

Всё выглядит так, словно это меня припёрли сюда, волоча за капюшон валяющейся рядом толстовки, и выдали дежурную бутылку самого дешёвого пива. Мол, сиди на своей тощей попке ровно, киса. Смотри, как отжигает папочка, и тихонько зеленей от злости в сторонке.

Выходит же с точностью до наоборот.

И чёрт меня за пятку дёрнул подтянуть Джеки, который, едва завидев мальчишку, тут же поспешил его радостно облапить и отпустить пару отстойных шуточек вроде "О, детка! Наконец-то мы сможем слить этого козла! Ты как, умеешь ёрзать жопой по стойке? Отлично! Один хуй, больше он ничего не делает!" А сейчас и вовсе это долговязое чмо, заинтересовавшись, так и норовит оттяпать кусок, чтобы тоже попробовать. Да хуй там не летал, объебись, друг мой! Ибо грешно зариться на задницу товарища своего. Ну, или почти своего, не так и важно, если учесть наше сходство и моток сожранных мальчишкой нервов.

Снова прикладываюсь к бутылке и кошусь в сторону взлохмаченной шевелюры барабанщика. А после, прищурившись от взрывающих череп лазерных вспышек, с трудом отыскиваю в толпе мелькнувшую серую майку.

Надо признать, из нас троих именно Кайлер меньше всего похож на хуёво выжатую половую тряпку, и, кажется, он действительно получает удовольствие от происходящего. Я всё ещё чувствую, как раскалывается череп после репы, а Джека неплохо поимели стараниями Ларри, потыкав прямо в мозг и явно добравшись до извилин через ухо. А возможно, всё дело в том, что медленно, но неотвратимо подгребает к тридцатке, и организм изо всех сил поднимает лапки и машет белым флагом с приколотой к нему печенью. И иногда – только иногда – всё же нужно уступить прокуренному, почти задушенному голосу разума, что изредка вяло шевелит лапками: мол, здесь я, не утоп ещё.

– Эй, сколько там на твоих швейцарских?

– Уже вечность, как пора тебе обзавестись собственными часами. А что, мы куда-то торопимся? – даже не пытаясь перекричать орущую музыку, наклоняется к моему уху Джек и отвечает вопросом на вопрос.

Раздражённо закатываю глаза и, перехватив его запястье, разворачиваю циферблатом к себе, чтобы, сощурившись, попытаться разглядеть цифры. Начало третьего. Откидываюсь назад и, закинув ладонь на спинку дивана, жестом подзываю одну из многочисленных, то и дело снующих мимо официанток. Киваю на почти пустую бутылку и показываю два пальца. Заученно улыбается и, быстро черканув в своём блокноте, скрывается среди толпы, двигаясь просто фантастически ловко, учитывая огромные каблучищи.

– Хорошенькая, да? – проследив мой взгляд, ухмыляется друг и приканчивает остатки содержимого своей бутылки одним глотком.

Пожимаю плечами. Хорошенькая, не хорошенькая – какое мне дело, если заноза, прочно засевшая в моей заднице, трепыхается где-то неподалеку и явно уже задумала новую подлость?

– Ты никогда не таскал его с собой.

Дёргаюсь и стараюсь удержать лицо, что заставляет этого великовозрастного придурка едва ли не радостно похлопать в ладоши. Кривлюсь и, словно сдаваясь, недовольно интересуюсь: