– С чего это ты такой заботливый? Что-то не припомню, чтоб ты нанимался моей мамочкой.

– Именно ей и нанимался, когда заключал с тобой контракт.

Скребу пальцами подбородок, думая о том, что было бы неплохо всё же побриться.

– А сейчас чего припёрся? Поменять мне памперсы? Так я как-нибудь сам.

Поджимает губы и встаёт. Вижу, что в руках у него нечто вроде свёрнутой афиши.

– Постер припёр?

– Почти, – кивает менеджер, – Думаю, тебе будет интересно взглянуть.

– Сейчас мне будет интересно разве что блевануть. Обложку же уже утвердили. Это-то зачем?

Холодно улыбается мне с тщательно скрываемым злорадством и раскатывает глянцевое полотнище.

Изображение заставляет меня болезненно скривиться, разом забыв о последствиях попойки.

– Тот самый случайный кадр. Фотограф считает его гениальным.

– Ну да, в толчке. Гениально.

Фон тщательно заретуширован, на первом плане только лица. Моё и… почти моё. Мои пальцы, сжимающие чужой подбородок, оскал, подбитая скула, и его взгляд… Даже сейчас отчётливо помню то ощущение. Ощущение, когда в глазах напротив загорелась упрямая искорка, и меня переклинило. Переклинило настолько, что если бы не вспышка, я бы или снёс ему половину хорошенького личика, или же поцеловал, вбивая его тело в твёрдый кафель, да так чтобы рёбра ломило. И я до сих пор не могу разобрать, что зацепило меня больше – черты лица, как под копирку слизанные с моих, или же дерзость мальчишки.

Закусываю губу.

Даже получив желаемое, я всё никак не могу успокоиться. Вспоминаю раз за разом, и иногда где-то там, глубоко внутри, вспыхивает стыдливая искорка и тут же гаснет. Мне плевать по большому счёту на его проблемы – я хотел его тело.

Цель оправдывает средства, малыш Кай. Да и не был ты похож на стеснительную целочку. Обманом или нет, но ты пришёл сам, за что и поплатился. И всё бы ничего, если бы я перестал ломать башку, прокручивая всевозможные варианты того, что мог бы с тобой сделать. Что могли бы сделать мы.

– Тебя так впечатлило, Рэндал?

Ненавижу чёртово имя.

– Заткнись и сваливай.

– Ты помнишь про репетицию?

Разумеется, нет. Я свой адрес-то сейчас не вспомню. Репетиция, ага, сразу после пьянки. Мой потрясающий менеджер либо предпочитает делать вид, что не знает, что меньше чем через четыре часа я, предварительно поорав на микрофон, снова убьюсь в говно, либо наивно надеется, что мне и так плохо, и продолжение я просто не потяну. Ага, конечно.

– Помню. Если это всё, что ты хотел, то изволь откланяться, я безумно хочу в душ.

Качает головой и, прихватив свой неизменный кейс, направляется к двери. Скатавшийся кусок бумаги формата А3 остаётся валяться на диване.

– Эй, Ларри!

Ответ доносится немного погодя, и в приглушённом "Что?" явно слышится опаска. Ну, разумеется.

– Будь столь любезен больше не притаскиваться без приглашения!

– Ага, сейчас! А из петли тебя Камилла вынет, когда ты наконец-таки изволишь повеситься? Пожалей старушку.

Хлопок двери.

А вот тут я бы поспорил. Камилла-то снимет, предварительно облив бензином и тщательно прокоптив, чтоб уж наверняка. И перекрестит, поди, ещё.

Усмехаюсь.

Как же они все меня любят.

– Смотри не подавись, когда будешь жрать гомеопатию! – ору во всю глотку, но уже вряд ли услышит. Ну и хрен с ним.

Повернувшись, бросаю взгляд на настенные часы.

Душ, скорее в душ. Не терпится выдавить полтюбика зубной пасты на щётку и чистить зубы, пока от отвратительного блевотного привкуса, облепившего глотку, ничего не останется.

***

Чашка горячего свежесваренного сладкого эспрессо именно то, что нужно.

Нет, конечно, пиво было бы куда более кстати, но оказалось, что засранец Ларри любезно оставил мне ящик детской газировки. Стоит сказать ему, наверное, что смешно было только первые два раза, а последующие двадцать как-то не очень.

Ну да хрен с ним, припомню при случае, высыпав все шарики гомеопатии, которую он постоянно жрёт.

Какие мы нежные.

Кстати, когда это началось? Уж не после того, как Сайрус, невесть где обзаведшись дохлой мышью, подкинул её Ларри в карман? И надо же было так случиться, что именно в этом кармане Ларри имел обыкновение держать портмоне. Бывают же совпадения.

Улыбаюсь, всё ещё ощущая головную боль. Неприятно зудит в висках, но уже терпимо, и сушняк не достаёт.

Пальцы барабанят по столешнице, набивая ритм приевшейся мелодии. Откуда только взялась в моей черепушке?

Делаю глоток и, оперевшись поясницей о конторку, веду лопатками. Холодно, не потрудился вытереть волосы, и теперь стекающие капли дорожками чертят по моей спине, впитываясь в пояс не застёгнутых джинс. По фигу, высохнут.

Ещё глоток, уже не такой горячий. Ещё…

Оторвавшись от ряда столешниц, плетусь к дивану и, подняв, всё же разворачиваю брошенный кусок глянцевой бумаги.

Прижав коленом, раскатываю, и ещё раз, почти убедив себя, что впервые вижу, рассматриваю.

"Фотограф считает гениальным"… Он и собачье дерьмо, запечатлённое на свою дорогущую зеркалку, – или как там у них, у профи, называется эта громоздкая херовина, – не задумываясь, провозгласит шедевром.

Но в этом снимке явно есть что-то. Возможно, потому что кадр не постановочный? Кто знает?

– Кто знает, а, Кайлер? – обращаюсь к снимку, и кажется, что взгляд мальчишки и его упрямо поджатые губы мне ответом.

Усмехаюсь, отставляя кофе прямо на подлокотник.

– Игнорируешь меня, да?

Разумеется, изображение не снизойдет до ответа. Но что бы сказал сам Кай?

Ой, не в ту сторону тебя несёт, старина.

Отступаю на шаг назад, лист снова скатывается.

Мелькает мысль смять и просто выбросить, но…

Но подумав ещё раз, я раскатываю его по дверце холодильника и фиксирую добрым десятком бесполезных магнитов, невесть как наползших в мою квартиру. Тащит же их сюда кто-то… Может, Камилла или кто-то из ребят?