Только этого и ожидал. Сжимаю за запястье и подтаскиваю к себе поближе. Вяло сопротивляется и всё отворачивается, отказываясь посмотреть мне в лицо.

– Ну чего ты, давай, сдувайся. Я серьёзно, детка.

– Симка? Это, по-твоему, серьёзно?

С энтузиазмом киваю и вкладываю коробочку в его пальцы и сжимаю их, обхватив поверх своими. Опять руки ледяные.

– Очень. Последнее, что осталось, это твой ебанутый древний телефон. Который больше не работает, если ты не помнишь, кстати.

Продолжаю удерживать его руку и поглаживаю перекрытые чёрным пигментом выпуклые свежие шрамы, как раз там, где были блядские цифры. Просто так поглаживаю, автоматически, потому что мне нравится это делать.

Хмурится и, состроив недовольную морду, всё-таки улыбается:

– Это поэтому ты трое суток продержал меня без связи и как вредная сука сказал, что в душе не ебёшь, где твой второй мобильник?

– Ага, – самодовольно ухмыляясь, вру ему прямо в лицо, и уголки губ подмораживает, словно после укола стоматолога, не рассчитавшего дозу обезболивающего.

Даже горький привкус этой гадости ощущается на языке. Гадости, которой становится всё больше, и я того и гляди захлебнусь в ней, если так и не смогу найти у себя яйца и рассказать всё как есть.

– И куда мне её? На шею? Раз уж ты не даёшь мне…

– Всё я тебе даю. Твой новенький сотовый лежит на крышке горячо обожаемого тобой ноута, задрот. Дома.

Как-то странно ёжится после того, как произношу последнее слово, и со вздохом сдаётся и делает полшага вперёд. Тут же отпускаю кисть и перехватываю за плечи, втискивая в себя, пока губами шарит по моей скуле.

Принято, значит? Лот продан, дамы и господа, с потрохами уходит вот этому пиздюку с красным носом.

– Он розовый, да? – Якобы обречённо качает головой и прячет подарок во внутренний карман. Тоже в правый.

– Нет.

Облегчённо выдыхает и сцепляет пальцы позади моей спины.

– Фуксия это же не розовый?

– Да иди ты! – Фыркает и пытается выбиться, пару раз шлёпнув меня по спине ладонями.

– Давай, Раш, засоси его, и валим. Дедок с ружьём наверняка думает, что сюда малолетки шастают, не будем его разочаровывать. – Хлопает меня по плечу Сай, и я, дурачась, вытягиваю губы для поцелуя, но вместо этого получаю ладошкой по подбородку.

Кайлер выкручивается, спихнув мои руки, и топает следом за подозрительно покашливающим в кулак Рупсом.

– Ну чего ты накуксился как маленький? Хочешь, я тебя поцелую? – вытягивая губки, совсем как я только что, сочувствующе спрашивает Джек, и мне тоже хочется треснуть ему по роже.

Показывает в ответ на мою гримасу язык, и я только закатываю глаза. Чего ещё ожидать от придурка, который шарится по заброшенным помойкам вроде этой?

***

Жарко, алкоголь в глотке плещется, цветомузыка то и дело проходится лучом прожектора по моей спине, а пальцы сжимают угловатую коленку под длиннющей барной стойкой, с парочкой крепких шестов и скачущим мальчиком с шейкером у другого края.

Наблюдаю за тем, как Керр, склонившись над рукой Кайлера, пробегается пальчиками по рисунку и, завершив осмотр, удовлетворённо хмыкает.

Безупречная, как всегда, ярко накрашенная и почти не одетая, и полумрак ей только на руку. Выглядит почти девчонкой в переливающихся цветных лучах, и если бы я не знал, наверняка хер бы даже предположил, что фигуристая барменша и есть хозяйка клуба.

– Почти зажило всё, но если ещё раз испоганишь моё художество, я тебя выпорю.

Банда ржёт, а Кай неловко тупится. Всё ещё слишком трезвый.

– Да ладно тебе, мамочка, не будь злюкой. Лучше плесни ещё. – Толкаю к ней опустевший шот и пустой коктейльный бокал Кая.

– Хер бы ты его трахал, будь я его мамочкой, – усмехается и тут же становится строгой, как училка из порнухи. – Тебе уже есть двадцать один?

Джеки вытягивается вперёд и игриво шлёпает её по бедру. Подмигивает и делает глоток из своей литровой кружки.

Похоже, сегодня один только я желаю убиться как можно быстрее и хотя бы на вечер перестать перетирать себе мозги, мысленно прогоняя предстоящий разговор и его последствия. И каждый раз, вне зависимости от подобранных слов, они разные. От почти безобидных пощёчин и злых слёз до недели беспробудного блядства и последующего суицида.

– Давай, не ломайся. Или Кайлер решит, что ты слишком старая, чтобы дрочить на тебя в душе, – начинает напирать на Керри Джек, и по быстрым взглядам, которыми они обмениваются – буквально стреляют друг в друга, – я могу предположить, что и у этих двоих что-то было.

Впрочем, решаю не распространяться и оставить свои мысли при себе. Ну их на хер.

– Боже, вы такие уроды все… – выдыхает покрасневший Кай и натягивает капюшон толстовки по самый подбородок. Не по размеру большой толстовки, кстати. Опять утащил мою, пиздюк.

И меня бесит как раз то, насколько мне это нравится, и то, что он так и не купил себе отдельный шампунь и гель для душа. Нравится, что пахнет мной.

Керри шутливо обижается, дует губы и, пробежавшись по ним языком, перестаёт разыгрывать примерную мамочку.

– Малыш?

– Вискаря. Стакан, пожалуйста.

– А ты не сдохнешь со стакана-то? – насмешливо влезаю и тут же получаю локтем между рёбер.

– Заткнись. Пиздеть будешь после того, как разок притащишь меня домой в несознанке. А я при этом буду лезть к тебе в штаны и обещать жениться. Идёт?

В который уже раз вспоминаю, каким он был дерзким, разыгрывая маленькую шлюху, и не могу не признать, что это было весьма соблазнительно. Во всяком случае, то, как он елозил по мне в поисках бумажника, явно бы вошло в мой топ десять, если бы не адское похмелье и чертовски давящие штаны.

Опрокидываю новую рюмку, почувствовав, как шибануло в череп, сгребаю Кая за воротник и настойчиво лезу целоваться. Неуклюже пихается, явно опасаясь слететь с высокого стула, и моя ладонь стремительно перемещается выше, оставляя в покое его колено.

Во мне вдруг просыпается какое-то дикое, неуёмное желание упереть его в уголок и облапать везде, куда только дотянусь. Или утащить в сортир, в самую дальнюю кабинку и выдрать, стянув джинсы с ладной задницы.

Размыкает губы, разрешая пробраться языку в тёплый влажный рот, и тут же зловредно щёлкает зубами, прихватывая серёжку пирсинга за длинную штангу. Больно тянет на себя, удерживает какое-то время и отстраняется, несильно пихнув в грудь.