ков в год — и годика через два уйти из театра, чтобы, по ее

выражению, «петь самой себе грустные романсы». < . . . >

Воскресенье, 9 июля.

Ночи, заполненные кошмарами, из-за них, прежде чем лечь,

я со страхом смотрю на постель; дни, заполненные мрачными

предчувствиями на весь остаток моей жизни. <...>

559

Вторник, 18 июля.

Вакери, у которого спросили, что он думает о «Трофеях»

Эредиа *, ответил, что они напоминают ему безделушки с рас

продажи Шпитцера. <...>

Пятница, 21 июля.

Сегодня к нам является Швоб — голова жирного грызуна,

засаленная рубаха; в кармане у него книжка американского

поэта Уитмена, которую он сейчас переводит. Он переводит

нам, читая с листа, удивительно поэтический отрывок из «Го

родской мертвецкой» — отрывок о трупе проститутки, испол

ненный фантастического лиризма, откуда вышел весь Метер

линк.

Между прочим, он сказал нам, что Мопассан написал боль

шую часть своих новелл, используя разные россказни. Он ут

верждает, что сюжет «Орля» был подсказан Мопассану Порто-

Ришем, который был так взволнован, когда при нем заявили,

что в этой новелле уже видно начало безумия писателя, что, не

сдержавшись, воскликнул: «Если этот рассказ — рассказ сумас

шедшего, то сумасшедший — я!» * < . . . >

Суббота, 22 июля.

Сегодня во время утренней прогулки Доде сказал мне: «Если

кажется, что в последнее время я не работал, то это потому,

что у меня появилась мысль написать о нас — да, о моей жене

и обо мне — роман под названием «Пятнадцать лет супруже

ской жизни». Я написал уже семь глав... Но пришлось оста

вить эту затею: несмотря на то что, создавая эту двойную авто

биографию, я соблюдал всю возможную скромность, моя жена

все-таки огорчилась. Я не теряю надежды, что позднее ее суж

дение изменится, но в настоящее время... Вы догадываетесь, это

были все маленькие и большие события в жизни семьи: тревоги

молодой женщины, старой няньки, появление ребенка, его воспи

тание и т. д. и т. д.».

И Доде признался мне, что в его сознании происходит эво

люция, подобная моей, растет отвращение к вечным перипе

тиям, к вечным сложностям, связанным с литературным творче

ством, и, удивляясь, что Золя не устает от непрерывных новых

начинаний, он воскликнул: «А ведь то, что я там написал, —

чистая правда, красивая и деликатная правда!.. Да, да, я на

деюсь, что в один прекрасный день Юлия позволит мне закон

чить «Пятнадцать лет супружеской жизни».

560

На это я ему ответил: «Действительно, женщина боится

голой правды, она с трудом терпит ее и в ночной сорочке».

Вторник, 15 августа.

< . . . > Утром пришел к завтраку некий господин Рогенан,

секретарь профсоюза машинистов, социалист, противник заба

стовок, человек с ясной и благородной головой.

Он нам рассказывает о машинистах, говорит, что эти люди,

которые ежедневно подвергаются опасности быть убитыми, —

верные товарищи, что с ними легче работать, чем с другими, что

они довольны своим положением и наделены большим чувством

ответственности. В его описании — это Вечные Жиды, которые

отдыхают только в специальных помещениях на узловых стан

циях и прекрасно чувствуют враждебность к себе, людям вре

менным, со стороны постоянного состава служащих при вокза

лах; но вместе с тем в глубине души они считают себя аристо

кратами и не желают, чтобы их приравнивали к ламповщикам,

к низшему персоналу Железнодорожной компании. Наконец, он

рисует нам машиниста во время несчастного случая, когда, тя

жело раненный, он бежит к стрелке, чтобы доказать, что она

не была переведена.

Когда Рогенан был награжден орденом, устроили банкет,

собралось пятьсот машинистов, и они просили, чтоб он не ста

новился ни депутатом, ни муниципальным советником, а по-

прежнему оставался бы с ними, был их человеком.

Суббота, 19 августа.

Вчера вечером я отправился вместе с семейством Доде смот

реть на луну и звезды в обсерватории Фламмариона, в Жювизи.

Сегодня мне кажется, что все это было во сне. У Фламма

риона голова Иоганна Крестителя с картины итальянского

мастера, где эту голову преподносят на серебряном блюде Иро-

диаде. Супруга Фламмариона, бледное и призрачное создание,

вовсю размалеванная и словно немного не в своем уме, сер

дечно встречает нас и внезапно исчезает, как видение. Госпо

дин, открывший последнюю комету, — это своего рода альбинос

с шевелюрой, которая могла бы служить рекламой для «Льви

ной помады». Он рекомендует нам кривоногого юношу, обла

дающего способностью, по словам Фламмариона, видеть так да

леко, как ни один представитель рода человеческого. Приятель

ница Фламмариона, которая потчует нас небом вместо госпожи

36

Э. и Ж. де Гонкур, т. 2

561

Фламмарион, — маленькая женщина с прекрасными глазами,

большим ртом и лицом распутницы, — сладострастно покачи

вается, ковыляя по лестницам обсерватории. Немножко фанта

стические люди в этом немного волшебном мире, окружающие

телескоп, внутри которого видна паутина, сплетенная пауками,

заморенными голодом для того, чтобы их нити стали совсем

тонкими и могли служить делителями ничтожно малых недели

мых величин, — телескоп, вращение которого производит такой

шум, словно это работает небесный завод.

Разочарование. Я ожидал увидеть звезды величиной с та

релку. Мне показали только одну. Как, это гамма Андромеды?

Мне она кажется не больше крупного изумруда в витрине юве

лирного магазина на улице Мира. <...>

Вторник, 22 августа.

Отъезд из Шанрозе после прогулки с Доде в глубине парка,

во время которой, погрузившись в воспоминания, уже немного

потускневшие, он рассказал мне содержание «Опоры семьи» —

и романа и пьесы. Впечатление от его рассказа, временами ту

манного, таково, что оба эти произведения Доде немного

сложны и слишком похожи на коллекцию всякого рода челове

ческих документов, которые он собрал и приставил один к дру

гому.

Среда, 23 августа.

В создании произведения искусства, каково бы оно ни было,

нет никаких правил, есть лишь такт художника.

Среда, 30 августа.

Самые молодые современные романисты, с их презрением к

изучению натуры, в своих романах и новеллах не создают

больше жизненных персонажей, а мастерят некие метафизиче

ские существа. < . . . >

Понедельник, 4 сентября.

<...> Может быть, это к добру, что из новой палаты депу

татов изгнаны все умные головы *, все способные люди, каких

бы то ни было оттенков. Политика будет делаться вне палаты, де

путаты же станут просто-напросто слугами избирателей с ман

датами в руках, раздатчиками железнодорожных участков в

провинциях, табачных и почтовых контор, должностей полевого

сторожа и т. д. и т. д. — словом, правительственными чернора-

562

бочими, пользующимися таким же неуважением, как члены

американских парламентов. Если что-нибудь и может убить

парламентаризм, то именно это... Но не беда, революция против

разума идет полным ходом!

Встретил Декава, он повел меня выпить стакан мадеры у

Риша и рассказал, что Гюисманс весь во власти мистицизма, —

только и слышишь, что он хочет окончить свои дела в мона

стыре ордена Траппы *.

Вторник, 12 сентября.

Лихорадка из-за приступов боли в печени вдохновляет —

нынче ночью она помогла мне найти для последней картины