Гинни встала и пошла к буфету собрать себе чего-нибудь поесть на дорогу.

– Ты права, Джуди, – сказала она. – Я нужна Рафу, но он должен сам это понять. Помоги мне собраться. Я еду в Розленд.

– Как, бросаешь нас?

Гинни круто развернулась на крик. Все пятеро смотрели на нее испуганными глазами.

– Я поеду не одна, – сказала она, вспомнив, что обещала не покидать их. – Возьму вас с собой.

Джуди покачала головой.

– А как же Раф? Он приедет ужинать, а нас никого нет.

– После вчерашнего осталось много еды. И мы оставим ему записку. Кто-нибудь знает, куда подевался коричневый кувшин?

– Он не поймет. Он подумает, что мы все его бросили. Если хотите, поезжайте, – сказала Джуди братьям, – а я буду ждать дядю Рафа здесь.

Даже занятая поисками кувшина, Гинни почувствовала, что в комнате нарастает напряжение. Она оглянулась. Джуди смотрела на братьев с сердитым вызовом, а те смущенно прятали глаза. Она поняла, что мальчикам хочется с ней поехать. У них в жизни так мало разнообразия, что любая поездка – праздник.

– Поедем с нами, – ласково сказала она Джуди. – Я не могу оставить тебя здесь одну.

– Но зачем ехать сейчас? Почему нельзя подождать Рафа?

Гинни хотела было объяснить детям, почему, чего она надеется достичь, потом вспомнила: у нее нет ничего, кроме слабой надежды, что папа согласится выделить Рафу землю. Зачем же обещать детям то, что, может быть, и не сбудется? Как говорил Раф, эти дети достаточно настрадались, хватит с них разочарований.

– Поверьте мне на слово – у меня есть там дело, о котором я пока не хочу говорить вашему дяде.

Джуди отвернулась.

– Я никуда не поеду. У меня есть ружье и крепость. Ничего со мной не случится. Буду ждать Рафа.

– Я останусь с ней, – сказал Патрик, по унылому тону которого было видно, чего стоило ему это самопожертвование. – Все равно мы все в пироге не поместимся.

Гинни глядела на детей, понимая, что, видимо, другого выхода нет. Но ей очень не хотелось оставлять Джуди и Патрика одних. Может, ей удастся вернуться домой засветло? Она прекратила поиски кувшина и сказала трем младшим мальчикам:

– Идите готовьте пирогу. Чем скорее уедем, тем скорее вернемся.

Мальчики кинулись Наружу, а Джуди сердито бросила Гинни в лицо:

– Зачем вы нам врете, моя прекрасная дама? Не такие уж мы дураки. Вы не вернетесь.

Гинни подошла к девочке и взяла в руку висевший на ее груди медальон.

– Когда-то это было единственное, что связывало меня с мамой. Теперь это связывает меня с вами. Я не представляю себе жизни без вас и никогда вас не покину.

– Тогда зачем вы едете?

В голосе Джуди прорывались слезы. Гинни вспомнила ее слова, что взрослые всегда норовят от тебя избавиться. Она сделала над собой усилие и улыбнулась.

– Я сейчас не могу тебе этого объяснить. Мне надо съездить домой, Джуди, но я обязательно вернусь. Честное слово!

Несколько часов спустя, слушая спор Питера и Поля, Гинни с болью в сердце вспоминала про это обещание. Похоже, что они вообще никуда не приедут – ни в Розленд, ни домой на остров. Близнецы безнадежно заблудились в дельте.

Только теперь она вспомнила предупреждение Рафа не садиться в лодку с Питером. Близнецы спорили всю дорогу, сворачивая то в одну протоку, то в другую, и Гинни уже подумывала, не поручить ли пояски пути Кристоферу. И тут вдруг услышала крик:

– Гинни! Господи, неужели это ты, Гинни Маклауд? И увидела лодку, откуда им махал руками друг Эдиты-Энн Гамильтон Колби. Ой, как бы он не перевернулся вместе с лодкой, подумала Гинни.

Она велела Питеру грести к лодке Гамильтона. Кажется, все ее прекрасные планы рухнули и из поездки в Розленд по серьезному делу получился какой-то фарс. Гамильтон же схватился за весла и крикнул:

– Поехали быстрей! Эдита-Энн хочет срочно с вами поговорить!

Услышав в прихожей возбужденные голоса, Эдита-Энн побежала по лестнице вниз, думая об одном – прекратить этот шум, пока он не разбудил дядю Джона. Хотя он принял такую дозу лауданума, что должен проспать чуть ли не неделю.

Бедняга, раньше он никогда не просил болеутолительное. Но сегодня он целое утро провел наедине с поверенным, и у него совсем не осталось сил. Пусть спит, пока может, думала она, давая ему опий. Вряд ли он дотянет до конца недели.

Эдита-Энн сама была на пределе от беспокойства и бессонных ночей у дядиной постели. Она приготовилась яростно обрушиться на крикунов, но, увидев детей, замерла с открытым ртом. Двое старших мальчиков о чем-то спорили, а третий, самый маленький, держался за потрепанную юбку своей... да нет, это вовсе не его мать! Это Гинни!

Эдита-Энн сбежала вниз и схватила кузину за руки.

– Слава Богу, с тобой все в порядке. Я думала... мы боялись... он с тобой хорошо обращался?

К ее изумлению, Гинни рассмеялась.

– Если ты имеешь в виду Гамильтона, то да. Он, как всегда, был настоящим героем и спас попавшую в беду даму.

Эдита-Энн посмотрела на своего закадычного друга. Красный от смущения, в брюках и пиджаке разного цвета, Гамильтон меньше всего походил на героя. Раньше она не принимала его всерьез, но за последнее время стала замечать, что если от кого и была реальная польза, так это от Гамильтона, который мало говорил, но много делал.

Она порывисто взяла Гамильтона за руку, чтобы поблагодарить его. И почувствовала, как он весь напрягся и впился взглядом ей в лицо, словно спрашивая о чем-то. Между ними словно проскочила искра, и Эдита-Энн поспешно отпустила его руку.

– А если ты имеешь в виду этих разбойников, – продолжала Гинни, – они тоже хорошо со мной обращались, хотя душу мне вымотали вконец. Питер, Поль, Кристофер, – обратилась она к детям. – Это моя кузина Эдита-Энн.

Мальчики словно по сигналу расшаркались. Эдита-Энн невольно улыбнулась,: мальчики были очаровательны, хотя и одеты в отрепья.

– Они очень похожи на Латура, – сказала она. – Это его дети?

– Это его племянники и мои приемные дети. – Мальчики улыбнулись Гинни, и она ответила им теплой улыбкой. – Так что зря вы вообразили, что Раф может меня обидеть.

– Во всяком случае, он не дал себе труда позаботиться о твоем гардеробе.

Гинни поглядела на свое грязное платье.

– Ты не поверишь, но мне стало совершенно безразлично, что надеть. Все равно кругом вода и грязь. И дел по горло – то за детьми прибрать, то почистить рыбу.

Эдита-Энн смотрела на нее изумленными глазами. Неужели это ее кузина так спокойно говорит о тяжелой работе? Уж не заболела ли она болотной лихорадкой?

– Я даже готовить научилась, – с гордостью продолжала Гинни. – Если хочешь, могу помочь тебе на кухне, – Тут она умолкла и прикусила губу. – Ой, что я говорю! Я же должна сегодня вернуться. Вот только поговорю с папой.

– Вернуться куда?

– Гамильтон нарисовал мне план, чтобы мы опять не заблудились в дельте. Мальчики об этом и спорили. Никак не могут договориться, кто будет править по дороге домой.

– Да что ты говоришь, Гиневра-Элизабет! Ты хочешь вернуться в болото?

Гинни улыбнулась детям.

– Там теперь мой дом. Там меня ждут Джуди и Патрик. И Раф тоже.

«Может, она и заболела, – подумала Эдита-Энн, – но я не возражала бы заразиться от нее этой болезнью». Она никогда не видела Гинни такой счастливой, такой уверенной в себе.

– А где папа? – продолжала Гинни. – Мне надо с ним немедленно поговорить.

Эдита-Энн понимала, что должна сказать Гинни о состоянии Джона, но у нее не хватало духу обрушить горе, на эту счастливую женщину. Но долго колебаться ей не пришлось – в прихожую вошел Джервис вместе с поверенным Тилменом. Джервис с видимым восторгом приветствовал Гинни, и только Эдита-Энн знала, что ее папочка совсем не рад видеть племянницу. И она одна увидела, каким бешенством вспыхнули его глаза, когда Гинни протянула поверенному лицензию и сказала:

– Пожалуйста, зарегистрируйте эту лицензию в церкви. Тогда наш брак вступит в силу. Может быть, это убедит всех моих родных и соседей, что я вышла замуж за Рафа Латура по доброй воле.