Она была права. Аллигаторы обязательно соберутся к трупу своего соплеменника.

– Я его отсюда оттащу, – сказал Раф. – Может быть, к Гемпи. Ему лишнее мясо не помешает.

– Нам тоже лишнее мясо не помешает, особенно зимой, – настаивала девочка. – Я с удовольствием посторожу до утра.

Предложение было соблазнительное, по крайней мере у детей будет мясо. Но Раф чуть не потерял одного ребенка и не собирался рисковать еще одним.

– Нет, я отволоку его к Гемпи, – сурово объявил он Джуди. – А вы все отправляйтесь спать.

– Ну Раф...

– Иди спать, Джуди. И дай сюда ружье. Что-то я не помню, чтобы разрешал тебе им пользоваться.

Опасаясь, что девочка будет спорить, Раф нахмурился и протянул за ружьем руку. В глазах Джуди была обида, но она молча отдала ему ружье. Раф понимал, что поступает с ней чересчур сурово, но Джуди – просто ребенок, девочка, черт побери, которой полагалось бы играть в куклы, а не стрелять из ружья. Нет, ей надо спокойно лежать в кровати, а не сторожить ночью дом с ружьем в руках.

К тому же нельзя забывать, какие у нее с этим ружьем связаны воспоминания.

Взяв Кристофера за руку, Джуди поднялась по ступенькам и жестом велела братьям идти за собой. Раф вздохнул с облегчением и повернулся к Гинни.

– Возьмите, – сказал он, протягивая ей ружье. – А мне пора ехать.

– Это что – шутка? – спросила Гинни, держа ружье как можно дальше от себя. – Вы отобрали его у Джуди, чтобы отдать мне?

Ясно, стрелять она тоже не умеет. Впрочем, невелико преступление – благородных девиц не обучают военному искусству. Но почему-то неумение стрелять и ее общее ошалелое состояние только разожгли в нем раздражение. Ну что за беспомощное создание! Вечно ее надо защищать! Волосы спутаны, рубашка вся в грязи... И почему она ему все равно кажется красивой женщиной?

– Джуди – ребенок, – прорычал он, поворачивая к пироге. – А вы вроде взрослый человек.

Он вынул из пироги веревку и пошел дальше в воду, чтобы накинуть петлю на мертвого аллигатора. Гинни подошла к краю воды.

– Этот ребенок только что всадил пулю в аллигатора, мистер Латур. Я не привыкла держать пари, но все же поставила бы на Джуди. И ружье нужно было отдать ей.

– Конечно, вам она не племянница.

Раф с большей, чем нужно, силой дернул за веревку, затягивая петлю, потом привязал веревку к корме пироги.

– С каким праведным гневом вы упрекали меня, что я высокомерно разговариваю с детьми! А вы! Разве не стоило ее похвалить за меткость? За то, что она спасла брату жизнь?

– Что это вы вдруг принялись ее защищать? Или вам все равно, на чьей быть стороне, лишь бы против меня?

– Нет, это не так. – Голос Гинни смягчился. – Я изо всех сил стараюсь не сердить вас. И почему-то всегда ухитряюсь сказать что-то не к месту.

Гинни стояла совершенно неподвижно, держа в руке ружье. Единственное движение, которое можно было в ней заметить, – это дрожавшая нижняя губа. У нее был такой недоуменный и обиженный вид, что Раф чуть опять не извинился. Остановила его только мысль, что она, конечно, притворяется. Опять она заставляет его плясать под свою дудку, опять разжигает в нем вожделение. Он едва нашел силы оттолкнуть пирогу от берега.

– Идите спать, моя прекрасная дама, – сказал он, залезая в пирогу. – Поговорим, когда я вернусь.

– Поговорим? – спросила Гинни дрожащим голосом. – Или будем опять обмениваться обвинениями?

– А чем еще нам обмениваться? Как вы любите говорить, мы принадлежим к разным мирам. Вы меня почти убедили, что вас не следовало сюда привозить.

Раф оттолкнул пирогу от берега. Силуэт Гинни маячил на берегу. Хватит, сказал он себе. Но даже когда она скрылась из вида, у него в глазах стояло ее бледное, безжизненное лицо.

Джуди осталась на крыльце – подслушивать их разговор. Ей хотелось знать, что Эта Женщина скажет о ней. Небось, опять будет жаловаться. Поэтому она была поражена, когда Гинни упрекнула Рафа за то, что он не похвалил племянницу. Неужто эта Гинни и впрямь думает, что она, Джуди, хорошо стреляет?

Оставшись наедине с Рафом, Гинни могла рассказать и про змею, и про то, какую жуткую еду они готовят, и про то, как они отказываются мыть посуду, но обо всем этом она не сказала ни слова. Джуди стало не по себе, может, Гинни не такая уж плохая, может, они ее просто плохо знают?

Гинни стояла на берегу в поникшей позе, и Джуди против воли почувствовала к ней жалость. Ну чего она там стоит? Хочет дождаться еще одного аллигатора?

Джуди убеждала себя, что ее не касается, съест аллигатор Гинни или нет. Но она не могла забыть, как Гинни обнимала ее маленького брата, радуясь, что он остался цел. Его давно уже никто не обнимал. Да и остальных ее братьев тоже. «Тьфу!» – сердито плюнула Джуди и пошла к Гинни. Ну что ты будешь делать с человеком, который ничего не соображает?

Когда Джуди тронула Гинни за руку, та вздрогнула.

– Ой, как ты меня напугала!

– Время позднее, – сказала Джуди. – Поблизости свободно может быть еще аллигатор. Так что на берегу стоять опасно.

Гинни посмотрела себе под ноги, потом упрямо сжала губы.

– Возьми это ружье, – решительно сказала она, протягивая его Джуди. – Ты с ним умеешь обращаться лучше, чем я.

– Но Раф же не позволил...

– Знаешь, что я тебе скажу, по-моему, он сам не знает, чего хочет. И в женщинах он разбирается очень плохо.

– Не знаю...

– Послушай, Джуди. Я из этого ружья не попаду даже в сарай. Есть полный смысл, чтобы оно было у тебя, и твой дядя согласился бы с этим, если бы не был таким упрямым. Так что бери ружье и делай с ним, что хочешь. А поскольку Рафа здесь нет, он об этом и не узнает. Это будет наш с тобой секрет.

Джуди невольно расплылась в улыбке.

– Закон чести?

– Честное слово, я ему не скажу. – Обхватив себя руками, Гинни посмотрела вниз по темной реке. – У твоего дяди дурной характер, – грустно проговорила она. – И ко мне он неважно относится.

– Раф – хороший человек.

Но хотя Джуди чувствовала себя обязанной заступиться за Рафа, она понимала, что он нехорошо обошелся с этой женщиной, не дав ей даже возможности объяснить свое поведение. Наверно, обидно, когда на тебя так сердятся ни за что ни про что. На месте Гинни ей тоже, может быть, захотелось бы плакать.

– Но в одном он был прав, – вдруг сказала Гинни. – Мы все устали. Надо ложиться спать.

– Я скоро приду. Хочу посмотреть, все ли в порядке. Гинни с сомнением посмотрела на Джуди, и девочке показалось, что она сейчас прикажет ей идти в дом. Но Гинни только вздохнула и кивнула головой.

– Только не спускайся с крыльца. Не дай Бог, с тобой что случится – как без тебя будут твои братья?

Гинни пошла в дом, оставив Джуди в полном смятении. Какая-то совсем другая, тихая Гинни. Только можно ли ей верить?

«Я ее ненавижу!» – напомнила себе Джуди. Велико дело – короткий разговор на берегу? Все равно от нее надо избавляться. Завтра, глядишь, опять начнет строить из себя важную даму и обращаться с нами как с последним отребьем. Нет, она, Джуди, менять о ней мнение не собирается. И тут Джуди вспомнила о ящерице, которая дожидалась Гинни под кроватью, и тихо выругалась. И тут же отправилась в дом, уверяя себя, что ничто не изменилось, но все-таки пусть, ящерица поспит ночь в другом месте. А вот завтра посмотрим.

На следующее утро Гинни сидела на качелях, с трудом расчесывая только что вымытые волосы. Она приняла ванну на рассвете – отчасти для того, чтобы ей никто не помешал, отчасти для того, чтобы отвлечься от беспокоящих ее мыслей. Сморщившись от боли, она дергала гребень, думая при этом, что Раф, конечно, сделал это нарочно: бросил ей в лицо обидные слова, а потом уплыл, не дав ей возможности оправдаться. И теперь эти слова носились над ней, как рой рассерженных ос, от которых она не могла отмахнуться. Оставалась одно – хорошенько в них вдуматься.

Оказывается, посмотреть на себя глазами других – малоприятное дело.