— Какие новости? — обратился к нему г-н де ла Герш.

— Человек Раббенеста в Драшенфельде, — отвечал Рудигер.

— Матеус Орископп?

— Да, он командует охраной замка.

— Тем лучше! — воскликнул Рено, — на этот раз я его повешу.

К концу дня снова тронулись в путь. Во главе шествовали Арман-Луи и Рено, переодетые до неузнаваемости, с перекрашенными бородами и волосами. Рудигер остался в костюме угольщика, а Каркефу превратился в сплавщика; на плечах они несли шесты с железными крючьями на концах, на ногах были одеты высокие сапоги; все трое шли пешком.

К полудню на вершине холма показались башни замка.

— Драшенфельд, — спокойно произнес Рудигер.

Эти три слога вызвали дрожь в жилах Армана-Луи и Рено: там, за высокими стенами, Адриен и Диана ждали и надеялись.

— Итак, операция начинается, — провозгласил Магнус и медленными шагами направился к потайной двери замка.

…После встречи с Рено в Нюренбергском домике, мадам Игомер возвратилась в Драшенфельд. По её лицу м-ль де Сувини и м-ль де Парделан поняли, что произошло что-то важное, но выяснить так ничего и не сумели. Лишь с Матеусом Текла была более откровенна.

— Будьте бдительны, — предостерегала она его, — волки спешат в овчарню.

— Бог мой, хоть бы они скорее пришли! — отвечал Матеус, — я только об одном молюсь, чтобы их дорога была легкой!

Тем временем шли дни, и ничто не подтверждало слова мадам д`Игомер. Разведчики, посланные Матеусом во все направления, не заметили ни одного всадника и вообще никого, кто бы мог привлечь их внимание.

Два или три из них повстречали эскадрон г-на де ла Герша, но кто мог предположить, что три сотни солдат могли появиться открыто в провинции, подчиненной людям императора!

Разведчики Матеуса даже разговаривали с драгунами, но так и не поняли, что те направляются в Драшенфельд.

Однажды утром какой-то карбонарий появился в замке и попросил переговорить с интендантом.

— Недалеко отсюда, в ложбине, расположилась группа всадников, желающих позавтракать у вас в замке; по-моему это поляки или испанцы, они исчерпали свои запасы, и очень голодны. Меня послали сюда, чтобы найти еду. Это военные люди, вот почему вы должны их накормить. Я видел большой кошелек на поясе у их командира. У других — шпаги и пистолеты. Они клянутся, что заплатят за все.

Лейтенант переглянулся с Матеусом; тот скомандовал пяти или шести слугам вскочить на коней и поехать разведать, что это за люди, походившие на поляков или испанцев.

В это время Магнус рыскал по замку, как зверь, боясь заблудиться. В замке было много солдат, но нигде не было видно ни м-ль де Сувини, ни м-ль де Парделан. Интендант нашел его, лежащим на крепостной стене.

— Уважаемый, — обратился к нему Магнус, — я думал, что вы меня забыли. Вот уже час я брожу в поисках выхода. Проводите меня к двери, прошу вас. Я боюсь, что испанцы снимут с меня шкуру в три счета, если я не принесу им ответа.

Интендант тронул его за плечо:

— Ты говоришь, ответа? Они получат его, иди!

Магнус ловко пересек подъемный мост и прибыл в лагерь в тот момент, когда Матеус покидал его.

Для большей безопасности Берье занял место ла Герша. Он с легкостью говорил на итальянском и на испанском, что давало ему возможность утверждать, что их направили из Милана в армию Валленштейна.

Матеус задал ему несколько вопросов во избежании случайности; Берье на них ответил с необыкновенной легкостью. Эта игра ему нравилась.

— Мой отряд нуждается в отдыхе, — заключил он, — если я буду уверен в наличии провианта, я останусь здесь на несколько дней.

— Вы будете иметь все, что захотите, — отвечал Матеус, — но, если мне вдруг понадобятся несколько всадников для боя, вы мне их предоставите взамен провианта.

Комендант и капитан разошлись, довольные друг другом.

— Кстати: здесь удобное место для наблюдения! — заметил Рено, глядя вслед удаляющемуся Матеусу.

— Да, я с вами согласен, — подтвердил Коллонж.

По возвращению Магнуса стали совещаться.

— Лагерь обеспечен провиантом не менее, чем на восемь дней, — взял слово Берье, — этого как раз достаточно, чтобы укрепить свои позиции.

— Особенно, если мы решимся на штурм сегодня вечером, — продолжил Сан-Паер. — Моей шпаге не терпится сразиться.

— Ты видел Драшенфельд, что ты о нем думаешь? — спросили у Магнуса.

— Штурм невозможен. В замке две сотни человек, не считая слуг. Я видел пушки, фальконеты, мушкетоны. Рвы глубоки, стены широки, подъемный мост оснащен решетками. Львам нужно превратиться в лис: плохи будут наши дела, если мы не найдем способа проникнуть в замок.

— Не похоже ли устройство крепости на Рабенский замок? — вдруг вмешался в разговор Каркефу, — нет ли здесь какого-либо подземного хода, по которому мы незаметно проскользнем в одно из подземелий Драшенельда? Мне бы доставило огромное удовольствие вновь застать сеньора Матеуса в кровати.

Магнус опустил свою седую голову со словами:

— Нет! Увы! Не существует ни двери в стене, ни подвального окна у подножья стены, ни расщелины в скале. Но тем не менее, раз я вошел туда один раз — мы войдем и другой.

В то время, как драгуны совещались у подножия стен замка, францисканский монах и мадам д`Игомер по очереди не давали ни малейшей передышки двум кузинам. Молитвы сменились нотациями. Несмотря на терпение и мужество женщин, силы Адриен и Дианы были на исходе. Время от времени с ними случались приступы лихорадки, и тогда томительными часами они ухаживали друг за другом. Мысли о том, что г-н де ла Герш и г-н де Шофонтен забыли их, иссушали мозг; это было ужасное ощущение, оно преследовало их, как враги преследуют жертву, блуждающую в песках. Быть может, они уже умерли? Слезы сменяли страдания, которыми были наполнены их сердца.

Жан де Верт и граф де Паппенхейм, как могли, ублажали затворниц. Это они посылали им цветы, корзины с фруктами, деньги.

С ними они бы были богатыми, знатными, довольными, имели положение, уважение, все, что не пожелали. Если бы кузины стали отвергать это внимание, их участью стало бы одиночество, их молодость постепенно угасла бы в суровых монастырских буднях…

У женщин не осталось никаких иллюзий. Несомненно, не могло быть и речи о замужестве против их воли, вмешательство легата избавило их от этого несчастья, но, посетив их однажды, им было дано время на размышление. Это было что-то вроде испытательного срока. Они не выходили из замка, где им было не лучше, чем узникам в тюрьме. Практически они ни с кем не общались.

Беседы с кузинами проходили по-разному. Францисканский монах говорил с ними слащавым голосом, мадам де Лиффенбах — с высокомерным видом.

В их план входило извести девушек и принудить их сдаться, что устроило бы мадам д`Игомер. Ей доставляли удовольствие душевные муки, терзавшие двух пленниц.

Ожидание, беспокойство, состояние, когда ничего не знаешь и всего боишься, ежедневное преследование, сомнения, собирающиеся капля за каплей, молчание, ностальгия, заточение в замке, где ко всему питаешь отвращение, монотонные дни, полные угроз, удовольствия, предоставленные теми, которых ненавидишь, враждебные лица вокруг, впечатление, что ты являешься жертвой, действовалаи на утонченный мозг пленниц, делали мало-помалу их существование невыносимым, — но это стоило тех мук, которые испытывали Арман-Луи и Рено.

Женщина, нежная и деликатная, не уступала мужчине, суровому и жесткому. Он обращался к разуму, она же — к сердцу.

— Если вдруг кузины умрут в муках, — говорила мадам д`Игомер, — это не будет на моей совести. Я их не трогала и не давала трогать никому.

В тот день, когда эскадрон г-на де ла Герша разбил свой лагерь у стен замка, мадам д`Игомер вошла в комнату двух кузин.

— Хорошая новость, — весело сообщила она, — Жан де Верт скоро будет здесь. Он больше не может жить, не видя вас, моя дорогая Адриен… Как только он узнает, что баварец тоже здесь, уверяю вас, что он поспешит упасть к вашим ногам. А граф де Паппенхейм уже считает дни, чтобы увидеть вас, прекрасная Диана. Приведите себя в порядок и приготовьтесь к встрече.