Адам снова выругался.

— Мы неподалеку от Орана, — проворчал он. — Не могу я сидеть и спокойно смотреть на то, что происходит!

— И тем не менее, — со стальными нотками в голосе отрезал Хамил, — вы сделаете так, как я скажу, милорд. — Поднявшись, он отряхнул широкие шальвары. — А если вас искушает соблазн ослушаться моих приказов, помните: ваша прелестная рыжеволосая невеста рядом, и, возможно, вам еще предстоит защищать ее. Завтра мы узнаем последние новости. А сейчас спокойной ночи.

Рейна была вне себя от радости, что догадалась сбежать к Адаму и теперь находится на его попечении. Пусть онтрижды подумает, прежде чем совершить какую-нибудь глупость.

— Адам, — умоляюще прошептала она, — ты ведь понимаешь, что Хамил прав.

— Знаю, — сухо пробормотал Адам, — но чувства мои неизменны.

Он представил Арабеллу на постели, придавленную могучим телом незнакомца, и слепая ярость застлала глаза. Рейна поспешила отвлечь любимого от тяжелых мыслей и, торопливо встав, обняла его за талию.

— Все будет хорошо, милый, — прошептала она, — вот увидишь.

Приподнявшись на носочки, Рейна поцеловала его. Сопротивление, которое она ощутила вначале, вскоре сменилось неистовой страстью.

Адам любил ее нежно, медленно, пристально вглядываясь в лицо охваченной экстазом девушки. Для него нет женщины дороже Рейны. Обращается ли этот Камал с его сестрой так же бережно? Гнев на никогда не виденного им раньше человека вновь взыграл в нем, и он быстро достиг наслаждения и рухнул на Рейну, тяжело дыша.

Девушка только вздохнула и удержала Адама, когда тот попытался отодвинуться.

— Любимая, — запротестовал он, — земля слишком тверда. Я боюсь раздавить тебя. Отпусти меня.

Но Рейна не подумала расцепить руки, хотя знала, что Адам опять думает об Арабелле.

— Ты снова покинул меня, Адам, — жалобно охнула она.

Адам с сожалением улыбнулся.

— К несчастью, — пробормотал он, — мысли часто уводят мужчину чересчур далеко от действительности.

— На этот раз я прощаю вас, милорд.

Рейна позволила ему отстраниться. Адам лег на спину и прижал девушку к себе. Она положила голову ему на плечо и закинула ногу на бедро.

— Это скоро кончится, Адам. Я тоже боюсь. Не только за Арабеллу, но и за наших родителей. Знаешь, мой отец наверняка не усидит в Неаполе.

— Конечно, нет. Вероятно, он уже встретился с моим отцом.

— Возможно, — спокойно заметила Рейна, — в нашу следующую встречу отец выслушает меня и даже согласится с моими доводами.

— Ты так веришь в способность к убеждению моего почтеннейшего родителя?

— Скорее в вашу способность подарить мне ребенка, милорд.

— Маленькая бесстыдница! Черт возьми, Рейна… Он осекся, внезапно осознав, что если в ее утробе уже зародилось дитя, вина лежит исключительно на нем. А ведь они по-прежнему спали в одной постели, и Адам не мог удержаться от того, чтобы снова и снова не брать Рейну, против всех доводов благоразумия.

А Рейна в это время благодарила Бога за то, что может отвлечь Адама.

— Куда мы поедем в свадебное путешествие? — осведомилась она.

— В Грецию, если не возражаешь. Возьмем «Кассандру» и поплывем в Эгейское море.

— Конечно, не возражаю. И буду очень рада. Девушка ощутила, как напрягся Адам, хотя он по-прежнему молчал.

— Адам? — нерешительно пробормотала Рейна.

— Не волнуйся, дорогая, — едва сдерживая гнев, ответил Адам, — Я не натворю глупостей.

— Отец, она прекрасна! И ты назвал ее «Фиелис», «Бесстрашная», совсем как мамину шлюпку! Ах, снова стать свободной и чувствовать соль на губах!

Она развернула парус, рассмеявшись, когда поднявшийся ветер растрепал волосы. Солнце сегодня было таким ярким, что Арабелла прищурилась и заслонила глаза рукой.

Почему так темно? Откуда такая боль?

— О Боже, она мертва, и это я убила ее! Ограда оказалась слишком высокой, отец! Диана была так горда, а я погубила ее!

Слезы скорби лились по ее щекам, а сломанные ребра терзали измученное тело. Откуда-то из мрака донесся мягкий голос, что-то говоривший ей.

— Папа? Пожалуйста, прости меня, папа. Теплая рука легко откинула волосы у нее со лба.

— Я прощаю тебя, — сказал все тот же незнакомец. — Ты должна думать лишь о том, чтобы скорее поправиться. Понимаешь, дорогая?

— Да, папа.

Почему она должна умереть?

— Все хорошо, родная. Нет, не шевелись. Лежи спокойно. Выпей это и заснешь.

Арабелла послушно приоткрыла рот. Отец бережно поддержал ее, и губы коснулись края чаши. Странно, почему спина невыносимо горит, ведь сломаны ребра. И лежит она на животе…

Темнота неудержимо надвигалась, поглощая ее, и Арабелла вскрикнула:

— Не покидай меня, папа! Не покидай!

— Ни за что. Я останусь с тобой.

Он сжал ее пальцы, и девушка глубоко вздохнула, успокаиваясь и медленно погружаясь в бездонную пропасть глубокого сна.

Камал осторожно отнял руку и сел поудобнее. Она считает его отцом, человеком, без всякого сомнения, любящим свое дитя. Ах, Арабелла, что ты сделала со мной? Ты своевольна, как необъезженный жеребенок, и непредсказуема, словно ветер в пустыне. Меня влечет к тебе, как бабочку на яркое пламя. Твоя красота заставляет меня трепетать, а глупая гордость вызывает желание хорошенько тебя поколотить. И теперь я причинил тебе столько боли, что ты, несомненно, возненавидишь меня. Я потерял тебя, хотя никогда не владел, если не считать той ночи, когда насладился твоей прелестью и погубил невинность, почувствовав, как ты льнешь ко мне, охваченная страстью.

— Что, во имя Аллаха, мне делать?

Он не сознавал, что говорит вслух, пока не услышал спокойный ответ Раджа, вернувший его к действительности:

— Не знаю, повелитель. Вы устали. Если хотите, я побуду с ней.

— Я дал ей опия.

— И теперь она проспит много часов, повелитель Камал поднял на евнуха встревоженные глаза.

— Она все время бредит и считает меня своим отцом.

— Тогда я тоже стану на время ее отцом, если она снова заговорит.

Камал ощутил невероятную усталость, тяжело навалившуюся на плечи, и медленно поднялся, опираясь на руку Раджа.

— Позови меня, если ей станет хуже.

— Хорошо, повелитель.

Радж проводил взглядом Камала, выходившего из спальни, и печально улыбнулся. Жизнь так проста для мусульманина, и на каждый затруднительный случай есть соответствующий закон, но человека, живущего по другим обычаям, подобно Камалу, ждет лишь боль разлуки, потому что англичанка рано или поздно покинет Оран, а если ее отцу причинят вред, ее ненависть будет жечь его всю оставшуюся жизнь.

За спиной вновь раздался голос бея, и Радж вздрогнул:

— Если она придет в себя, Радж, не посылай за мной и не говори ей, что я был здесь. — Печальная усмешка скривила его губы. — Я хочу, чтобы она поправилась, а мой вид, вероятно, снова лишит ее сознания.

Радж кивнул. Эту грустную истину ничто уже не изменит.

— О, Лелла, твой ребенок вот-вот родится.

— Только об этом я и молю Аллаха каждый час. И говорила Камалу…

Она осеклась, видя, как исказилось гневом лицо Арабеллы.

— Спина все еще болит?

Арабелла слегка поерзала на мягких подушках.

— Нет, теперь уже нет. Но мне так все надоело. Вот уже два дня, как я сижу здесь без дела, и все думаю, думаю…

— Ты должна отдыхать, чтобы восстановить силы.

— Зачем? — с горечью спросила Арабелла. — Чтобы Камал снова унизил меня? Силком потащил в свою постель? Назвал распутницей и лгуньей?

Лелла вздохнула и неожиданно вскрикнула, обхватив руками огромный живот.

— Что с тобой? — встревожилась Арабелла, садясь.

— Дитя. Кажется, время настало. Арабелла попыталась встать.

— Сейчас я помогу тебе, Лелла.

— Лежи! Я пошлю за повитухой. А ты оставайся здесь и молись, чтобы у меня родился сын.

Арабелла опустилась на подушки и начала молиться и думать, думать и молиться, ненадолго застывая, когда в комнату доносились жалобные вопли. Будет ли она так же кричать когда-нибудь? Кричать, приводя в мир ребенка Камала?