- Барули, это послание предназначалось тебе, но поскольку твой отец не погнушался заслать в Акому убийц под видом слуг из твоей свиты, Джайкен счел себя вправе прочесть, что здесь написано.

Свиток был перевязан лентами красного цвета - цвета Туракаму. Чувствуя, как ледяной холод сжимает сердце, Барули протянул непослушную руку. Он читал манускрипт, написанный безукоризненным почерком главного писца Кеотары и казавшийся слишком невесомым для тех тяжких вестей, которые в нем содержались. Пораженный в самое сердце новым горем, юноша задрожавшими руками скомкал пергамент. Однако он сумел как-то сохранить самообладание:

- Женщина, ты не менее опасное создание, чем скорпион кети... маленький и смертоносный...

Предлагая свои условия договора, Мара уже знала, что старший сын Мекаси убит в варварском мире - еще одна жертва завоевательной кампании Имперского Стратега. Она расставляла силки для Барули, не подозревавшего, что титул наследника уже перешел к нему. Теперь честь не позволяла отказаться от данной клятвы.

Дрожа от гнева, Барули в упор смотрел на женщину, которую когда-то имел глупость полюбить.

- Слушай, змея! Мой отец - крепкий мужчина, и у него впереди много лет жизни. Я дал клятву, но тебе не дожить до того дня, когда ты сможешь потребовать ее исполнения!

Кейок подобрался, готовый схватиться за меч, но Мара лишь промолвила с усталым сожалением:

- Не сомневайся, я доживу и напомню о твоем долге. Подумай об этом, когда станешь забирать обратно свои подарки. Оставь лишь певчую птицу. Она будет напоминать мне о юноше, любившем меня слишком сильно, чтобы сохранить благоразумие.

Ее искренность всколыхнула воспоминания, которые несли теперь лишь горечь и боль. Щеки Барули пылали лихорадочным румянцем, когда он объявил:

- Я отправляюсь сейчас же. Надеюсь, что в следующий раз - с соизволения Красного Бога - увижу не расчетливую притворщицу, а ее мертвое тело.

Он круто повернулся, не питая иллюзий: любой солдат Акомы, до которого долетели эти слова, был готов к немедленному ответу на последнее оскорбление. Однако Мара, положив руку на локоть Кейока, молча удерживала его на месте, пока юноша не скрылся за дверью. Через некоторое время послышался шум, всегда возникающий при отбытии многолюдного кортежа; вскоре он затих вдали.

Вошла Накойя с самой кислой миной на лице.

- До чего же назойливый юнец, - досадливо проворчала она, однако, заметив подавленность Мары, заговорила, не переводя дыхания, о другом. - Вот тебе и еще один урок, дитя. В делах сердечных мужчины ох как уязвимы. И чаще всего оказывается, что эти раны долго не заживают. Может, ты и выиграла эту партию в игре, но зато нажила себе смертельного врага. Опаснее всего именно те, в ком любовь переплавилась в ненависть.

Красноречивым жестом Мара показала на мертвую голову носильщика.

- Кто-то должен был заплатить за происки Минванаби. Какие бы страсти ни обуревали душу Барули, своей цели мы достигли. Он промотал достаточную часть состояния отца, чтобы нанести ощутимый ущерб казне Кеотары. К Джингу начнут приставать, чтобы он помог выпутаться верному вассалу, а нам на руку все, что причиняет беспокойство этому джаггуну.

- Дочь моего сердца, пути судьбы редко бывают столь простыми.

Накойя подошла ближе, и Мара, впервые подняв глаза, увидела свиток, зажатый в старческих руках. Ленты и печати были оранжевые с черным; Маре и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она увидит эти цвета под крышей своего дома.

- Это только что доставили, - сообщила первая советница, передавая пергамент хозяйке.

Не в силах сдержать дрожь в руках, Мара сорвала ленты и печать. Шелест развернувшегося свитка нарушил мертвую тишину комнаты. Лицо Мары оставалось бесстрастным, словно восковая маска, пока она читала послание.

Накойя затаила дыхание; Кейоку вдруг стало трудно сохранять привычную каменно-неподвижную стойку воина. Наконец Мара подняла глаза.

- Как вы, вероятно, догадались, - сказала она двум самым старым своим сподвижникам, - властитель Минванаби приглашает меня присутствовать на официальной церемонии празднования дня рождения нашего высокочтимого Имперского Стратега.

Кровь медленно отлила от иссохших щек Накойи.

- Откажись, - вырвалось у нее. За все прошедшие поколения на землю Минванаби не ступала нога ни одного человека из семьи Акома, разве что в сопровождении солдат, вооруженных для войны. Для Мары войти в дом самого Джингу и оказаться в обществе его союзников означало подписать себе смертный приговор. - Твои предки как-нибудь простят этот позор, - запинаясь на каждом слове, закончила Накойя.

- Нет! - решительно возразила властительница Акомы. - Если я откажусь, то рискую нанести Альмеко серьезное оскорбление, а после предательства Партии Синего Колеса он может разъяриться из-за любого пустяка. - Голос изменил ей, но трудно было судить, что было тому причиной: то ли сожаление, что приходится вступать в поединок с Джингу, когда она еще к этому не готова, то ли страх за свою жизнь. Ее лицо оставалось непроницаемым, когда она объявила о своем решении: - Акома не должна склониться перед угрозой. Я отправлюсь в цитадель врага.

Накойя издала слабый возглас протеста, а затем в отчаянии отвернулась.

Видя, как горестно поникли плечи ее наперсницы, Мара попыталась найти слова утешения:

- Мужайся, мать моего сердца. Вспомни, если Туракаму придет по мою душу, властитель Минванаби не сможет праздновать победу, если не убьет также и Айяки. Ты считаешь, он дерзнет бросить вызов соединенной мощи Акомы и Анасати, чтобы лишить жизни моего сына?

У Накойи не было ответа на этот вопрос; она лишь покачала головой. Но сердце говорило ей, что Джингу способен на все, лишь бы увидеть гибель своих старинных врагов. В истории Игры Совета творились и более черные дела - и притом по причинам куда менее весомым, чем кровная вражда.

Глава 14

РАДУШНЫЙ ПРИЕМ

Гонец умчался, и Мара, вцепившаяся судорожно сжатыми пальцами в край письменного стола, боролась с отчаянным желанием вернуть его. Слишком уж было очевидно, что депеша, которую он сейчас спешил доставить в гильдию носильщиков, таит в себе смерть для самой Мары и окончательное ниспровержение Акомы. Но она не могла избрать другой путь и отклонить приглашение, ибо это означало бы опозорить своих предков и нарушить древний кодекс чести ее дома. Постаравшись стряхнуть напряжение, Мара вызвала Накойю, чтобы сообщить: минуту назад властителю Минванаби отправлено формальное уведомление о том, что его приглашение принято.

Угрюмый вид вошедшей Накойи служил верным признаком того, что она видела, как посыльный покидал усадьбу. Ее проницательность не притупилась с годами, и она уже догадалась, что мальчик уносил в запечатанном деревянном цилиндре отнюдь не инструкции Джайкена торговым агентам Акомы.

- Тебе предстоит немало хлопот, властительница, если хочешь как следует подготовиться.

Бывшая няня держалась в точности так, как полагалось первой советнице, но изменение ее ранга не могло зачеркнуть долгие годы душевной близости. Явственно различая резкость тона наперсницы, Мара понимала, что за этой резкостью скрывается страх - и за свою хозяйку, и за всех обитателей Акомы, кто поклялся в верности этому дому. Появиться в резиденции Минванаби - это все равно что бросить вызов чудовищу, пристроившись у него между клыками.

Однако Мара не оставила советнице ни малейшей возможности пуститься в пререкания. Она приняла твердое решение: не подавать виду, что нависшая опасность повергает ее в ужас.

Если она поддастся панике, это лишь облегчит победу Минванаби; зато его вздорная натура может предоставить Маре какие-то непредвиденные преимущества.

- Займись подготовкой всего необходимого для путешествия, Накойя, и прикажи служанкам собрать мой гардероб. Папевайо должен выбрать воинов для почетного эскорта - достойных особого доверия и испытанных в деле, но не из числа тех, кто нужен Кейоку для охраны поместья в мое отсутствие. - Мара вдруг перестала расхаживать по комнате, словно натолкнувшись на неожиданное препятствие, и остановилась, отсчитывая в уме прошедшие дни. - Аракаси вернулся?