- Клянусь собственной жизнью и славным именем моих предков, что не я повинна в совершенном здесь предательстве. Твоя наложница Теани пыталась убить меня, а твой воин Шимицу из-за любви к ней потерял рассудок. Мой почетный страж Аракаси был вынужден вмешаться. Он едва спас мне жизнь. Так-то отвечает Минванаби за безопасность своих гостей?

Гул возмущения наполнил комнату, но громче всех загудел голос властителя Экамчи:

- Воин не умер! Вот он очнется, и тогда сможет заявить, что хозяйка Акомы - клятвопреступница!

Джингу раздраженно призвал к молчанию. Он сверлил Мару тусклыми холодными глазками.

- Так как внизу на плитах лежит труп моей служанки Теани, я намерен выслушать, что скажет по этому поводу офицер Шимицу.

Это было тяжелейшее оскорбление: Джингу публично выразил сомнение в правдивости слов, подтвержденных клятвой. Однако Мара не подала виду, что уязвлена. Ей не добавят чести пререкания с человеком, осужденным на бесславие, а любому из присутствующих уже было ясно: если обвинение Мары подтвердится, властитель Минванаби будет изгнан из их круга. Его честь обратится в прах, а утратив честь, он утратит и всякую возможность влиять на хитросплетения Игры Совета.

- Моя первая советница, Накойя, присутствовала здесь, когда на меня напала Теани, и сможет это засвидетельствовать. - Мара призвала на помощь все навыки самообладания, усвоенные в храме Лашимы. - Твой сотник был вынужден встать на мою защиту ради спасения чести дома Минванаби. Если бы твоя наложница не упала с балкона и не разбилась насмерть, мне пришлось бы убить ее своими руками, чтобы спастись.

Кто-то у дверей пробормотал, что, может быть, Мара говорит правду. Возмущенный Десио рванулся было в ту сторону, но властная рука отца удержала его на месте. Джингу нагло улыбнулся; у него был такой вид, как у пса, стащившего мясо, но уверенного в собственной безнаказанности.

- Госпожа Мара, если у тебя нет других свидетелей, то не стоит бросаться обвинениями. Допустим, Шимицу заявит, что на Теани напала ты, а он пришел ей на выручку; допустим, ты будешь утверждать, что все обстояло наоборот - нападала Теани, а тебя защищал Аракаси - ну и что? В этом случае у нас нет ничего, кроме слова твоей первой советницы против слова моего первого сотника. По рангу они равны, и в глазах закона их утверждения одинаково весомы. Как же мы определим, кто из них лжет?

Маре нечего было ответить. Растерянная, измученная, она понимала лишь то, что у нее нет средств отстоять истину, и от этого сознания в ней разгорался гнев. Она в упор смотрела на врага, который погубил ее отца и брата; на врага, чьи предки - поколение за поколением - несли ее предкам горе и бедствия. Ее лицо было абсолютно бесстрастным, когда она промолвила:

- Ты подвесил честь рода Минванаби на очень непрочной нити, властитель Джингу. В один прекрасный день - и этого дня не придется ждать долго - она порвется.

Джингу расхохотался во все горло - так громко, что не все расслышали легкий шум, возникший у входа в комнату. Мара бросила взгляд за спину Джингу, и то, что она увидела, мгновенно наполнило ее ликованием такой неистовой силы, что оно ощущалось почти как боль. Прокладывая себе путь сквозь плотно сбившуюся толпу, к Маре приближалась Накойя, а следом за ней шествовал Альмеко в сопровождении двух одетых в черное фигур.

Имперский Стратег обвел взглядом комнату, предоставленную Маре, созерцая учиненный здесь разгром.

- Именем богов, - со смехом воскликнул он, - что отряслось? Судя по виду, в доме бушевал ураган!

В ответ Джингу криво улыбнулся:

- Покушение, господин мой, только вот насчет того, кто на кого напал, мнения расходятся. - Он театрально пожал плечами. - Боюсь, нам никогда не докопаться до истины, поскольку первая советница Акомы - из преданности, безусловно достойной восхищения, хотя она отдана не тому, кто этого заслуживает, - будет лгать, подтверждая легенду своей хозяйки. Мы располагаем только ее словом против слова Шимицу. Думаю, этим делом и заниматься не стоит - пустая трата времени.

Альмеко возмущенно вздернул брови:

- Ах вот как? А вот я не могу считать пустой тратой времени любые усилия - если речь идет об умалении чести... пусть даже в самой ничтожной мере. И чтобы не бросать тень на твое доброе имя - не говоря уже о том, что подобное постыдное происшествие омрачило празднование моего дня рождения, - я попрошу своих спутников помочь нам. - Он повернулся к магам, одетым в черные хламиды, и обратился к ближайшему из них: - Элгахар, вы можете пролить свет на эту тайну?

- Конечно, господин мой, - последовал спокойный ответ. Лицо Джингу посерело, а маг продолжал: - Нам не составит труда установить, кто лжет, а кто говорит правду.

Не скрывая злорадства, Альмеко перевел взгляд с лица Мары на лицо Джингу:

- Превосходно, - негромко сказал он. - Так давайте отделим правых от виноватых.

Элгахар потребовал тишины. Разговоры перешли в слабое бормотание, и постепенно в комнате, откуда Теани начала свой путь к смерти, установилось полное безмолвие. Шимицу пришел в сознание и теперь сидел на полу у ног хозяина, безучастно взирая на Всемогущего.

Мара разместилась напротив, между Накойей и Аракаси. Ее почетный страж успел стереть кровь с лица, чем и ограничились его заботы о самом себе. Кое-кто из гостей послал рабов за верхним платьем, дабы прикрыть ночные одеяния, но большинство и не подумало побеспокоиться на сей счет. Сгорая от нетерпения, все с живейшим интересом ожидали демонстрации магического искусства Всемогущего.

Поверх сломанных перил балкона в комнату светила луна. Озаренный ее медными лучами. Всемогущий потребовал:

- Освободите пространство вокруг всех тех мест, где происходили события. Никто не должен стоять на пороге.

Шаркая сандалиями по вощеному полу, собравшиеся выполнили приказание Элгахара. Имперский Стратег расположился позади властителя Минванаби, и Мара заметила, как он наклонился к Джингу и что-то ему прошептал. Тот в ответ раздвинул губы, что должно было означать небрежную улыбку, но обернулось фальшивой и напряженной гримасой. Во всей Империи ни один властитель не знал в точности, насколько велика власть тех, кто входил в Ассамблею Магов; способность Всемогущего установить истину с помощью колдовских чар, судя по всему, не доставляла особенного удовольствия властителю Минванаби. Конечно, маг с легкостью мог уличить во лжи и Мару, и тогда Акоме - конец, но Джингу тревожило другое - непредсказуемый характер Теани. В этом отчасти крылась причина его влечения к ней, но ненависть куртизанки к Маре ни для кого не была секретом.

Всемогущий встал у двери. Его темные одежды слились с тенью; лишь руки и лицо белели бледными пятнами на фоне чернильной тьмы. Когда он заговорил, его голос прозвучал так, словно донесся из запредельного мира, недоступного человеческому пониманию. Этот голос заставил одинаково съежиться всех: и невинных, и виноватых, и просто непричастных зрителей.

- Мы находимся на месте, где свершилось злодеяние, - сказал Элгахар, обращаясь к собравшимся. - Сильные страсти находят отклик в ином мире - вместилище энергии, где отображается наша реальность. Силою магии я заставлю эти отклики принять зримую форму, и вы все собственными глазами увидите, что же произошло между слугами Минванаби и его гостьей, Марой из Акомы.

Он замолчал и на краткий миг застыл в абсолютной неподвижности, скрыв лицо в тени капюшона. Затем он запрокинул голову и, жестикулируя одной рукой, начал произносить монотонные заклинания - так тихо, что даже стоявшие поблизости не могли разобрать слов. Его голос оказывал на Мару странное действие, словно некая сила проникла в глубины ее существа и завладела частицей духа. Сбоку беспокойно шевельнулся Аракаси, как будто тоже ощутил могучее притяжение магии.

В центре комнаты над грудой изодранных подушек разлилось мягкое сияние. Мара изумленно наблюдала, как на том самом месте, где она сидела в ожидании Теани, возникает ее собственный образ - прозрачный и расплывчатый. Ему сопутствовал тусклый призрак, в котором все узнали фигуру Накойи.