Стена оказалась совсем рядом. Лотар выбросил вперёд руку — так захватывают противника в “тигрином” стиле — и повис. Всё ещё натянутая верёвка врезалась в грудь. А дальше он сделал то, чего не делал никогда раньше и о чём даже не подозревал.

Он представил себе, что его руки, ноги, всё тело прилипает к этой шершавой стене, с которой тонкими струйками стекала влага, что его колени, локти и ступни проникают в камень, как в тесто, и он держится на отвесной стене, словно муха. Верёвка провисла. Он вырвал из камня левую руку, перенёс её вперёд и неторопливо погрузил, как ему показалось, в камень, захватив его покрепче. Потом сделал то же с правой ногой. Потом выдвинул вперёд правую руку.

Он медленно полз по стене, даже не стараясь понять, как это у него получается, полз, словно огромная ящерица, не выбирая дороги. И его сознание сейчас было таким же затемнённым, туннельным, ограниченным, нечувствительным к тому, что с ним происходило, как у гигантской рептилии. Он превратился в нечеловека, и это было его спасением, второго падения он бы не перенёс.

Внутренне, на границе понимания, он ликовал, потому что ему удалось сделать нечто невиданное и, следовательно, великолепное. В это чувство нельзя было полностью погружаться, это могло привести его к гибели, но втайне он всё-таки радовался.

Он почувствовал, как кровь приливает к затылку, и обнаружил, что висит спиной вниз, на нижней стороне выступа, закрывающего вход в пещеру. Он выдернул правую руку из камня и, по-прежнему не понимая, действительно ли его плоть входит в камень или это только иллюзия, некая жёсткая форма самовнушения, необходимая для подобного трюка, двинулся вперёд.

Шаг вперёд, ещё шаг. Он знал, что скоро его силы кончатся, и это произойдёт сразу, как обрывается свет, когда факел падает в воду. Надежда только на то, что он успеет добраться до края карниза и выползет на ровную площадку. Он не был уверен теперь, что сумеет отличить площадку, способную удержать его силой тяжести, от ровного камня, с которого скатится даже паук. На всякий случай он решил, что будет следить за мелкими камешками. Если он заметит их, значит, он выполз на что-то горизонтальное и надёжное.

Внезапно в глаза ему ударил свет, показавшийся нестерпимо ярким, хотя обычный человек не сумел бы рассмотреть в нём даже собственных рук. Он шёл откуда-то снизу, или нет, пожалуй, сверху; потому что оттуда появлялась и верёвка, которая удерживалась теперь только полукольцом его дрожащих от напряжения рук. Верёвка поблёскивала под этим светом, отливая какой-то влагой, Лотар с трудом вспомнил, что это, должно быть, его кровь.

Он перевалил через край и сразу же почувствовал облегчение в руках. Для верности он прополз ещё несколько шагов. Теперь верёвка мешала ему, с тихим шуршанием скользя по его плечу. Он выдернул одну руку и стал подтягивать верёвку снизу. Кольца плетёной конопли опадали перед ним на камень и никуда не скатывались. И пыль здесь лежала повсюду, а не только в трещинах. Он поднял голову, над ним был каменный свод. Он дополз.

Медленно, ещё не совсем доверяя этому чувству, Лотар вытащил из камня руки и повалился набок. Несколько мгновений он боялся, что теперь скатится вниз, но это прошло. Он лежал на боку, потому что вполз в пещеру по боковой стене — отсутствие чувства тяжести сыграло с ним чудную, но уже неопасную шутку. Теперь он переместился и только теперь начинал сознавать, какого невероятного напряжения потребовало от него это ползанье по стене.

Он отдыхал, втягивая в себя расслабленность, как измученное жарой растение впитывает первые капли дождя. Он готов был лежать так бесконечно…

— Лотар, почему провисла верёвка? Казалось, Рубос стоит совсем рядом. Пересохшим горлом Лотар спросил:

— Где гурхорцы?

— Они миновали нас. Сухмет каким-то образом размазывает нас по стене, и они не ничего не заметили, даже верёвки.

— Я добрался, Рубос. Сейчас закреплю свой конец и… Первым спускается Сухмет.

Рубос не ответил, но Лотар ощутил несильную волну обиды. Мирамца задели эти слова, да и могло ли быть иначе?

Возможно, Сухмет умел становиться невидимым, но он не мог по-настоящему драться, а это сейчас было нужнее.

Верёвку Лотар привязывал к какому-то валуну. Уже не в силах придумать, как это сделать получше, он просто набросал побольше петель, надеясь, что хоть одна из них окажется надёжной.

Потом верёвка натянулась, приняв на себя какой-то вес, о котором Лотар даже не пытался теперь думать. Он лёг на камень, подогнул колени к животу и замер, удивляясь и тому, что всё, кажется, кончается, и тому, что он выбрал именно такую позу.

Вдруг сверху послышался шум. Вернее, это были удары металла о металл, тугие удары, какими прачки выбивают мокрое бельё. Потом кто-то вскрикнул, и чётко, пугающе чётко в колодце прозвучала команда гурхорского офицера:

— Не рубить верёвку, она нам укажет, куда они убегают на этот раз…

Там, наверху, Рубос бился один против множества солдат, которые обнаружили его. Наверное, нужно было всё-таки сначала спускать Рубоса, подумал Лотар. Сухмет защитился бы магией.

— Два человека вперёд… — Наверное, Рубос пробился к дыре в полу и нырнул в неё, как в чёрную воду. Офицер посылал своих людей следом, но даже видавшие виды вояки понимали, насколько это опасно, и колебались. — Вперёд, я приказываю! По десять маркетов каждому, когда всё кончится!

Кто-то из них возразил:

— Там темно, господин.

— Вот факел. Да быстрее, скотина, или ты хочешь, чтобы он ушёл?!

— Нужна другая верёвка, — послышался другой голос.

— Ничего, в крайнем случае обрубите эту, и мы вытащим вас. Ну, двое самых лёгких…

Теперь верёвка извивалась, как уж на сковороде. Лежать больше Лотар не мог. Он подтянулся и сел. Поднял руку, взялся за рукоять Гвинеда, попробовал его вытащить, но меч показался слишком тяжёлым, и пришлось его отпустить. Он снова скользнул в ножны.

Хорош рубака, лениво подумал он, вытащить меч кажется немыслимым подвигом.

Прошло не так много времени, как к нему вдруг склонился Сухмет. Он не улыбался, он был испуган. Старик провёл рукой по лицу Лотара, стараясь что-то определить. Потом обернулся и прислушался к тому, что происходило наверху.

Верёвка теперь билась вокруг камня, как узда необъезженного жеребца. В неправильном полукруге выхода пещеры в шахту, которая казалась Лотару гораздо более светлой, эта верёвка приковывала внимание, как языки пламени. Сухмет стоял рядом, готовясь к какой-то магической операции. Лотар терпеливо ждал, что будет дальше.

Внезапно сверху появились человеческие ноги, стукнулись о каменный пол пещеры, и перед Лотаром и Сухметом предстал Рубос. Бледный, с лицом, залитым кровью, он почти ничего не видел в этой темноте, но он добрался и был явно в лучшей форме, чем Лотар.

— Они гонятся за мной по пятам, — сообщил мирамец.

Сухмет кивнул, словно и не сомневался в этом, странным жестом отодвинул мирамца в глубь пещеры и шагнул вперёд.

Теперь Лотар понял, что в шахте действительно становится светлее. Двое гурхорцев спускались по верёвке с факелом. Блики неверного огня играли на покрытых сыростью камнях, как далёкий восход солнца.

— Что ты собираешься делать? — спросил Рубос.

— Они должны понять, что преследовать нас неразумно, — спокойно ответил Сухмет.

— Он потёр одну ладонь о другую, вытянул руки, щёлкнул пальцами, и вдруг один из этих пальцев загорелся бездымным пламенем. Лотар прикрыл глаза, но тут же широко открыл их, потому что должен был видеть всё.

Сухмет поднёс пылающий палец к верёвке, и она вдруг внезапно загорелась каждым волоском, каждой каплей крови, которую оставили на ней Рубос и Лотар, загорелись даже кольца вокруг камня. Тонкая, неровная, как светящаяся бахрома, дорожка пламени поползла вверх. Лотар с удивлением заметил, что верёвка сгорает в этом пламени не оставляя пепла.

Внезапно сверху кто-то закричал диким голосом, в котором было столько ужаса, что Лотар похолодел: