— Скорее руби верёвку, дубина, скорее… Верёвка дёргалась ещё сильнее, чем раньше, потом вдруг мимо трёх беглецов, застывших на каменном уступе, вниз пронеслось что-то тёмное, ужасное, издающее воющий звук, в котором не осталось уже ничего человеческого. Чуть позже вниз пролетел другой воин. Вполне возможно, он был уже мёртв.

А пламя, поднимавшееся по мерно качающейся верёвке, ушло вверх. Лотар ждал, что скажет офицер. Наконец верёвка догорела до узла, завязанного вокруг факельного держателя, вколоченного в стену.

— Нужно было всё-таки позаботиться о своей верёвке, — едва слышно проговорил кто-то из гурхорцев наверху.

— Вот ты и отправляйся за ней, — тут же подал голос офицер. — А также ты и ты. Быстрее.

Через несколько мгновений кто-то проговорил с тайной угрозой:

— Теперь навряд ли найдутся охотники лезть за этими демонами…

— Полезете. Даже если мне собственноручно придётся сталкивать каждого из вас, — ответил офицер.

Рубос повернулся к Лотару и склонился над ним. Его лицо оказалось очень близко. Глаза блестели живым, напряжённым вниманием. Внезапно он воскликнул:

— Он улыбается?

— Он растратил гораздо больше сил, чем у него было, и больше, чем даже было у нас обоих… — устало ответил Сухмет. — Идти он не сможет. Тебе придётся пронести его, хотя бы несколько сот шагов, чтобы расчистить мне место для…

Он не договорил. Лотар догадался, что Рубос теперь пытается определить, что находится там, в глубине пещеры.

— А если там нет выхода? — спросил он. Сухмет ответил сразу:

— Выход там, скорее всего, есть. Я ещё не успел его почувствовать, но… Да сейчас это и не важно, господин. Отнеси Лотара.

— Они скоро спустятся сюда. Мне придётся снова драться, — возразил Рубос. — Лучше уходите вы, если сможете.

— Драться не придётся.

Мирамец поднял Лотара и понёс его подальше от входа. Вскоре Сухмет подошёл к ним и попросил обоих заткнуть уши. Потом стало тихо.

Лотар ждал, бесконечно долго ждал, и вдруг…

Это было, как если бы рядом с ним взорвался вулкан, выбрасывая вверх раскалённые камни. Земля под ними дрогнула. Кажется, Рубос потерял равновесие и покатился по полу пещеры, как лёгкая кегля.

Пыль ещё не улеглась, а Сухмет уже ушёл в сторону шахты. Потом он вернулся и попробовал улыбнуться. Это далось ему с трудом. Лотар понял, что старик устал едва ли не больше, чем он сам.

— Это ты устроил? — спросил Рубос, на всякий случай, чтобы лишний раз удостовериться. Сухмет кивнул.

— Теперь им, чтобы добраться до нас, потребуется не меньше месяца, и то если они соберут в Ашмилону всех землекопов Гурхора.

— Здорово! — восхитился Рубос. — А теперь, пожалуй, обоим нужно передохнуть. Не могу же я тащить вас обоих… — Он подумал. — Вообще-то, если нужно, я попробую, но…

— Нет, — ответил Сухмет. — В этом нет нужды, господин.

— Вот и хорошо, — ответил мирамец. — После упражнений на верёвке я тоже чувствую себя не лучшим образом. Конечно, спускаться легче, чем карабкаться вверх, тем более что за мной гнались два головореза, упокой Жива их не очень чистые души, а это всегда придаёт резвости, но…

Продолжение Лотар не услышал. Усталость сморила его, он склонил голову к каменной стене, глубоко вздохнул и уснул.

Лотар перекатился на живот и сжал рукоять Гвинеда. Что-то готовилось совсем рядом, что-то колдовское, а значит, опасное. Почему он так опоздал, дал этому подойти настолько близко? Почему молчат колокольчики? И почему он не может справиться даже с Гвинедом?

Вокруг стояла глухая непроницаемая тьма. Лишь чей-то силуэт читался в ней, да билась рядом эта огромная, всё растущая колдовская сила. Очень хотелось пить, Лотар облизал губы и выплюнул сухой и жгучий, как перец, песок.

— Не волнуйся, господин мой, — услышал он спокойный шёпот Сухмета. — Это всего лишь я.

Лотар уже пытался определить магическим видением ту неистовую колдовскую силу, которая разбудила его.

Вокруг не было ничего и никого, что внушало бы опасения. Пожалуй, это действительно Сухмет. Но неужели этот раб обладает такой огромной, почти невообразимой силой? Кто же он тогда? И почему он тогда раб?

В темноте, которую лишь только-только рассеяло магическое видение Лотара, раздался резкий, почти металлический смешок.

— Люди гораздо чаще задают вопросы, чем нужно. А главное — чаще, чем у них это получается.

— Никогда не думал, что вопросы — род фехтования, — прогудел голос Рубоса. — Я полагал, это нечто невещественное.

— Именно невещественному и предстоит учиться более всего остального.

— Что ты делаешь?

— Ты неразумно разорвал мой красивый ошейник, господин. И я решил, пока вы спали, его срастить.

— Сплавить? — голос Рубоса дрогнул. — Без огня и наковальни?

— Огня не нужно, если заставить металл расти так же, как всё живое. — Он вздохнул. — Конечно, шрам на металле остаётся дольше, чем на живом существе, но я буду поворачивать его назад, под затылок, где это меньше заметно.

Сухмет снова стал совсем обычным старичком, только подвижным и смешливым больше, чем остальные. Он поднялся на ноги, причём колени его отчётливо хрустнули. У Лотара сложилось впечатление, что он сделал это нарочно. Потом старый раб подошёл к кожаной сумке Лотара, достал оттуда благословенную флягу, посадил Желтоголового к камню и поднёс упоительно сырую горловину к его губам.

— Я сам.

— Ты ещё не сможешь.

Лотар попробовал поднять руку и убедился, что старик прав. Обхватить флягу целиком ему не удалось бы ни за какую воду.

— Почему-то здесь очень трудно собирать силы.

Сухмет кивнул, влил несколько очень приятных, несмотря на медный привкус, глотков воды Лотару в глотку и передал флягу Рубосу. Лотар в изнеможении откинулся на камень и попробовал держать голову прямо.

— Сколько времени мы спали? Я должен уже давно быть в форме…

Как ни слаб был Лотар, а он всё же почувствовал, как Сухмет, едва пригубив после Рубоса флягу и тут же сунув её обратно в сумку, послал вверх очень тонкий, почти неощутимый, но чрезвычайно упругий луч внимания. Почти тотчас, ещё Сухмет не произнёс ни слова, Лотару стало ясно, что на поверхности больше трёх часов пополудни. Они спали часов двенадцать или даже больше.

— Скорее тринадцать, мой господин.

— Почему я не восстановился?

— И я тоже чувствую себя как побитая собака, а ведь раны только поверхностные. Так, не раны, а порезы, — добавил Рубос.

Лотар перевёл тёмновой взгляд на мирамца и только теперь увидел, что от его белой некогда рубашки остались одни клочья, а всё, что удалось Сухмету из неё накроить, превратилось в бинты, которые перетянули мощные, литые мускулы Рубоса.

— Раны у тебя, господин, вполне боевые, порезами я бы их не назвал, потому что их немало.

Рубос насупился, ему не понравилось, что раны как бы ставят под сомнение его воинское искусство. Всё-таки он очень человек, подумал Лотар.

— Но почему тринадцать часов сна здесь значат меньше, чем пара часов на поверхности?

— На поверхности, мой господин, твоя энергия восполняется из космоса, из таинственной ауры растений, которую ещё никто не сумел обратить себе на службу, но которая заключает почти весь мировой запас живительной силы, и из мельчайших рассеянных частиц, которые ты сам или другие люди оставляют на предметах. На поверхности ты купаешься в океане энергии. А тут попал в очень чистую среду. Тебе неоткуда брать силу, кроме как производить её самому. Чтобы научиться этому, отшельники всех народов уходят в пещеры… Восстанавливаться здесь придётся очень долго.

— А нам-то как раз убегать нужно, — сказал Рубос. — Ведь те, кто остался в Ашмилоне, вряд ли простят нам…

— С ними мы больше не столкнёмся. У них полно и своих забот.

— Но Нуримана мы всё-таки изгнали? Лотару настолько непривычно было чувствовать рядом кого-то, кто был сильнее и понимал этот мир точнее и лучше, что недавние их приключения показались ему какими-то нереальными. По крайней мере, переспросить об исходе событий было нелишним.