3. Да, с применением внутреннего ресурса [шанс на успех: 95 %, −90 ед. вн. рес.]

4. Отказаться.

Это что-то новенькое! 10 % — это даже не смешно. 70 % — всё равно слишком высокий риск, особенно на фоне того факта, что последствия провала не прописаны. А вдруг там смерть?

Не знаю, что за «внутренний ресурс», но если не применю его, от переломов такие осложнения могут пойти…

Решено.

Выбираю третий пункт.

Я ожидал чего угодно, хоть требования возложить руки на груди пятого размера и изливания на эти божественные груди не менее божественного сияния с небес, но не того, что произошло дальше. Меня просто в один момент п№%децки скрутило в районе желудка, я отошёл в сторону и начал неудержимо блевать в урну.

Спустя пару минут рвотные позывы закончились, я удивлённо посмотрел на вставшую на ноги главбухшу, которая начала поправлять свою огненно-рыжую причёску, затем посмотрел на офонарело смотрящую на это Алевтину, потом снова на главбухшу, которая выжидающе смотрела на нас.

+215 ед. опыта

Примечания:

1 — Краниотомия — трепанация свода черепа для оперативных вмешательств. Kranion — греч. «череп», tome — «сечение». То есть, буквально разрезание черепа. Вообще, чаще пробуривают круглые отверстия, но иногда пилят квадратами или вообще по контуру, всё зависит от ситуации. Если вдаваться в ненужные подробности, то археологи обнаруживали черепа со следами сверления и бурения давностью до пяти тысяч лет, то есть ещё неолитические эскулапы промышляли медицинским (хотя это не факт, так как могли и чисто для прикола) продырявливанием черепов каменными свёрлами! И результаты сверления на некоторых неолитических черепах действительно напоминали отверстия, а не дыры, спешу заметить!

2 — ФД- отделение — отделение функциональной диагностики.

3 — Приставка ауто — от греческого autos — «сам, он самый». То есть подразумевается самомозготрах, но я посчитал, что термин может быть понят не до конца в такой формулировке.

4 — Палата пробуждения — палата в реанимационном отделении, где пациенты проводят два-три часа после операции и… приходят в себя, как правило, после анестезии. Бывает, что общая анестезия по каким-то непонятным причинам не отпускает, а наоборот, углубляется уже после операции, а это гарантированная асфиксия и смерть, поэтому два-три часа, пока окончательно не отпустит, пациент находится под надзором спецов. Но обычно сразу понятно, что всё будет норм и возвращают в обычную палату через 30–60 минут после операции.

— У тебя кровь из глаз течёт, — произнесла наконец Елизавета.

— Чего? — я подошёл к зеркалу у платяного шкафа и посмотрел на своё лицо.

Да, Елизавета как никогда правдива. Кровь течёт. Именно течёт! И я очень надеюсь, что это не связано с заражением этой безумной хренью!

А я даже не почувствовал, в основном из-за того, что моя физиономия покрыта потом, как и остальное тело в этом защитном презервативе.

Алевтина как-то ненавязчиво перехватила ножку от стула.

— Эй, Аля, не дуркуй… — предупредил я её, отступая на пару шагов.

— Нельзя рисковать, — покачала она головой.

— Вы серьёзно?! — блин, надо что-то делать, а то я уже вижу в глазах Алевтины почти принятое решение по моему «нейтрализадо». — Я только что срастил тебе два ребра, Елизавета! Я потратил девяносто единиц внутреннего ресурса, что бы это не значило!

— Рвота и кровотечения из глаз могут значить, что ты заражён, — в глазах Алевтины виделось, что она уже всё решила и готова к действиям.

— Елизавета! — понял я бесперспективность переубеждения медсестры и переключился на главбуха.

— Нельзя рисковать, — повторила слова Алевтины Елизавета.

Вот… суки…

— Я буду сопротивляться, — предупредил я их, взмахом выдвигая цилиндры телескопической дубинки. — Или же дайте мне уйти.

— За дверью мертвяки, — напомнила Алевтина. — Слишком рискованно открывать её.

— Но есть окно, — предложила альтернативу главбух.

— Хотите, чтобы я сломал себе ноги и своими криками привлёк мертвяков?! — истерически рассмеялся я.

Делай добро коллегам после такого… Я почти на 95 % уверен, что кровь из глаз и рвота — последствия расходования «внутреннего ресурса». Ну меня никто не грыз, ран нет, по воздуху эта хрень не передаётся, так как в этом случае мы все уже давно бы были в… кхм-кхм… противоположной команде.

Ладно, раз эти предательские суки решили от меня избавиться, то так уж и быть! Но я, б№%дь, обязательно выживу!

— Ладно, я выхожу в окно! — решился я и посмотрел на Елизавету. — У вас тут шмотки ненужные есть?

— В шкафу посмотри, только чёрное пальто с шарфом не трогай, — ответила главбух.

Я открыл шкаф и начал вытаскивать бухгалтерскую верхнюю одежду. Быстро связал из пальтишек и полупальтишек трос, который морским узлом привязал к радиатору батареи. Медсестра, которую я спас и главбух, которую я спас, молча смотрели за этим. Я взглянул на них осуждающе, вдохнул-выдохнул и отворил окно.

А там, за окном… Прекрасный осенний вечер, лёгкий ветерок, приносящий запах намечающегося дождя, жёлтая листва на деревьях, мутно-красное солнце, клонящееся к закату… Будет очень жаль, если в такой прекрасный атмосферный осенний вечерок я навернусь с третьего этажа…

— Живите долго, — пожелал я своим коллегам и швырнул «трос» в окно.

— Прости, — ответила на это Алевтина, но я не почувствовал в её голосе искренности.

Хрен тебе, а не прощение, неблагодарная!

Забираюсь на подоконник, хватаюсь за «трос» и встаю на оцинкованный оконный отлив. Вот тут у меня и сжались яйки. В кино видеть, как спецназеры лихо влетают в окна на тросах — это зрелищно, это красиво. А вот когда сам совсем не спецназер и вместо специализированного троса у тебя шмотки покойных бухгалтеров… Это страшно, это ссыкотно.

Но, делать нечего, надо решаться. Тут, в конце концов, на меня сейчас две барышни смотрят, пусть и предательские насквозь, но барышни.

Почему-то именно последняя мысль придала сил и решимости. Даже если я подохну через пару минут, будет лучше, если никто не сможет вспомнить, как я мялся как сученька на отливе окна.

Поехали!

Руки у меня совсем к скалолазанию не приспособлены, поэтому надо спускаться как можно быстрее. Развернулся, сел на отлив, спустил вслед за ногами жопу, при этом обеими руками держась за «трос», а затем начал спуск.

Ну как спуск…

Вцепился в «трос», поднял голову, вижу Алевтину, которая внимательно наблюдает за моими действиями. Сука, могла бы для приличия не смотреть! Ведь всегда можно чуть позже увидеть результат в виде орущего врача с переломанными ногами, а потом ещё и его разбросанные мертвяками кишки…

Пошла она…

Глянул вниз. Зря.

Какой-то мертвяк уже увидел меня и дожидается у тросика. П№%ор…

Меняем план. Может, попытать счастья на втором этаже?

Спустился ниже, заглянул в окно. Мертвяки вчетвером жрут кого-то в процедурном кабинете с выбитой дверью. Б№%дь…

А внизу всего один мертвяк, пока что. Может, как спецназер, десантироваться к нему на голову и ожесточённо забить дубинкой?

Рискнём. Шансы на успех в четыре раза выше, чем в той процедурной.

Блин, жаль, что я в тапках… И руки ещё уже неметь начали от неожиданных нагрузок…

Тут что-то промелькнуло рядом с головой, а затем внизу что-то хрустнуло. Смотрю вниз. Мертвяк лежит и не шевелится, а рядом с его проломленной головой лежит мощный дырокол, из тех дыроколов, которые способны за раз пробить полпачки бумаги А4.

— Ну, спасибо! — поблагодарил я выглянувшую вместе со своим пятым размером Елизавету.

— Надеюсь, ты не заражён, Георгий! — пожелала она мне и исчезла в окне.

Теперь, когда знаю, что моей заднице больше не угрожает контакт с зубами очень молодого и не очень мёртвого паренька в изорванной и окровавленной фиолетовой футболке с принтом эмблемы ФК «Артак», спускаться стало морально легче.