Но время шло, недели мелькали как в калейдоскопе, и волнения по поводу Нили отошли на второй план перед лицом постоянного кризиса, который ежедневно угрожал телевидению прямого эфира. Проводились новые цветные испытания и иногда жара от раскаленных юпитеров становилась совершенно невыносимой. И все же ей и в голову не приходило бросить эту работу — ничем другим ей просто не хотелось заниматься.

Иногда материалы о Нили, вымышленные или реальные, появлялись в прессе. Все были убеждены, что она намеренно и целенаправленно губит себя, но Анна в своем воображении никак не могла поставить рядом образ издерганной, измученной Нили и девочку-дитя с сияющими глазенками, которая когда-то жила в одном доме с ней на Пятьдесят второй стрит. Вот та была настоящая Нили. Этот же призрак, созданный Голливудом, со временем исчезнет, и появится настоящая Нили.

Представлялось немыслимым, что место, где ты живешь, может настолько изменить тебя. Прошло более десяти лет, и все же она чувствовала, что в некоторых отношениях совершенно не изменилась по сравнению с той девушкой, какой она впервые попала в Нью-Йорк. Она понимала, что если сесть и трезво подумать над этим, то сейчас она уже не воспринимает Нью-Йорк как восхитительную сказочную страну. Бродвей — это всего-навсего Кони-Айленд, только со множеством магазинов, а Сорок вторая стрит — заурядное злачное место с разнообразными развлечениями. Пятая авеню тоже больше не приводила ее в восторг. Даже огромная елка в Рокфеллеровском центре на Рождество не казалась больше ярким зрелищем. На премьере любого шоу, в ночных клубах — постоянно одни и те же приевшиеся физиономии.

И все же этот мир был намного лучше того, что она оставила в Лоренсвилле, где люди живут, словно в спячке, а жизнь проходит мимо них. Здесь же она, по крайней мере, находится на просцениуме, здесь идет хоть какое-то, но действие. И все-таки чего-то ей недоставало. Иногда, пристально глядя в зеркало, она пыталась посмотреть на себя объективно, как бы со стороны. Изменилась ли она? Теперь она по-настоящему пользуется косметикой… Неужели в то далекое время она появлялась в «Марокко», всего лишь пройдясь по лицу пуховкой и слегка подкрасив губы? Сейчас она чувствует себя раздетой, если не нанесет румяна на щеки, тени на веки и тушь на ресницы. А одежда! Она по-прежнему придерживалась мнения, что вещи должны быть простыми и выдержанными в одной цветовой гамме, хотя ведущие модельеры создавали костюмы специально для нее, и она давно уже носит не норковое манто Дженифер, а свое собственное, от лучшего нью-йоркского меховщика.

И вот однажды, на какое-то неуловимое мгновение, время как бы остановило свой ход благодаря выражению, промелькнувшему в глазах Аллена Купера, когда они случайно встретились в «Колони». Анна была с Кевином. Аллен представил им свою жену, красивую девушку, у нее на руке Анна увидела перстень с крупным бриллиантом, точь-в-точь такой же Аллен когда-то подарил ей. У нее мелькнула сумасшедшая мысль: а что, если у Аллена их полный ящик в письменном столе — всех размеров и на разные случаи жизни.

Анна часто задавалась вопросом, как она поведет себя и что почувствует, когда столкнется с Алленом лицом к лицу. И подобно большинству таких встреч через долгие годы, внешне она обошлась без каких-либо ярких, драматичных проявлений чувств. Волосы у Аллена поредели, но он по-прежнему носил яркие галстуки и повсюду появлялся с Джино. На Джино возраст сказался гораздо сильнее: во всем его облике сквозила беспомощная слабость, характерная для большинства пожилых" людей. Казалось, он увядает прямо на глазах.

Анна понимала, что Аллену хотелось бы казаться безразличным и суховатым, но он не сумел погасить в своем взгляде прежнее восхищение:

— Анна… ты великолепно выглядишь.

— Ты тоже хорошо выглядишь, Аллен.

— Мы постоянно видим тебя в телевизоре, правда, Джино?

— Да, точно, — ответил Джино. Последовала долгая пауза. Боже, неужели спустя десять лет им нечего сказать друг другу?

— Элли всегда восхищается тобой, когда ты ведешь эти рекламные передачи. — Имелась в виду жена Аллена.

— Приятно слышать. Когда я появляюсь на экране, большинство телезрителей бежит к холодильникам за пивом.

— Нет, а я всегда смотрю, хотя сама и не пользуюсь косметикой «Гиллиан». Мой косметолог говорит… — Она вдруг осеклась, почувствовав, как Аллен сжал ей руку.

Кевин поспешил на выручку.

— Ручаюсь, что таким юным красивым девушкам, как вы, наша косметика особенно и не нужна. Вспыхнув от радости, девушка хихикнула.

— Так как насчет нашего столика? — капризным тоном спросил Джино. — Если бы мы поехали в «Марокко», а не в эту дыру, мы бы не стояли до сих пор вот так.

Метрдотель знаком показал Кевину, что их столик накрыт. Они торопливо попрощались. Анна и Кевин ушли, а Джино разразился еще одной тирадой относительно гадкого обслуживания здесь, горько сожалея, что они не поехали в «Марокко».

Анну охватила грусть. Люди расстаются, годы проходят. Вот они с Алленом встретились вновь, и встреча эта оказалась безрадостной, не всколыхнула в душе никаких теплых воспоминаний, а только горькое сознание того, что время утекло, и все вокруг далеко не столь ярко и привлекательно, как было когда-то. Она была рада, что Лайон сейчас в Англии: ей никак не хотелось бы встретиться с ним вот так, увидеть, что и у него волосы поредели, а его девушка слишком молода, слишком скучна и неинтересна. Лучше уж жить старыми воспоминаниями.

Часто вспоминала она и о Дженифер. Неужели Дженифер боится возвращаться? В самый последний момент она отвергла предложение «Сенчури» и осталась в Европе. Испугалась Голливуда? Интересно, как она сейчас? Теперь она самая яркая кинозвезда Европы, ее картины пользуются точно таким же успехом и в Америке. На экране она выглядит потрясающе. Анна прекрасно понимала, какие чудеса способно творить правильно подобранное освещение и выгодный ракурс. Но ведь Дженифер уже тридцать семь, хотя, если верить всем публикациям и рекламным сообщениям о ней, она на десять лет моложе. И в Америке у нее точно такой же имидж. Может, для нее и лучше, что она осталась в Европе. Если судить по Нили, Голливуд — это нечто страшное.

Часть X

ДЖЕНИФЕР

1957

Дженифер боялась Голливуда, боялась смертельно. Половина пузырька секонала и последующее промывание желудка год назад заставили Клода пойти на попятный и отказаться от подписания соглашения с «Сенчури». Но за последний год поступило еще одно, совершенно фантастическое предложение, настолько выгодное, что отклонить его было никак невозможно. Соглашение на три фильма и миллион долларов чистыми, перечисляемый в швейцарский банк! Клода, естественно, придется взять в долю, но все равно выйдет полмиллиона чистыми! Отказаться от такого она не могла. И в тридцать семь внешность у нее по-прежнему безукоризненна — при правильно подобранном освещении эти все крохотные морщинки становятся незаметными. Этим пусть занимается Клод — и мягким освещением, и всем остальным.

Приходится, конечно, как-то бороться с фотографами. В нью-йоркском аэропорту наверняка будут репортеры, а в самом Голливуде прием ей устроят еще более пышный. Фотоаппарат со вспышкой не обманешь, но Клод что-нибудь придумает. Может, стоит повторить возвращение Греты Гарбо — вообще без фотоснимков.

Однажды утром, спустя неделю после подписания соглашения, к ней на квартиру явился Клод.

— Я только что получил телеграмму: деньги переведены.

— Отдельно? — спросила Дженифер.

— Да. Вот номер твоего счета, положи в сейф. У меня — свой.

Она радостно потянулась в постели.

— Просто замечательно! Перед отъездом я могу устроить себе трехмесячный отпуск. Может быть, поеду на Кипр, а потом в Нью-Йорк. Надену черный парик. Посмотрю все программы Анны и отлично проведу время. Боже, как будет здорово опять говорить по-английски.